Влюбленный астроном - Лорен Антуан

Он немного посидел, глядя на письмо, а потом поднес его к канделябру с зажженными свечами. Листок бумаги вспыхнул, и Гийом не выпускал его из руки, пока огонь не подобрался к самым пальцам. Тогда он бросил его в пустую чашку, где тот тихо догорел.

…Гийом добрался до последних нот Контрапункта № 1 из «Искусства фуги». Пьеса так и осталась незаконченной, как, впрочем, и все сочинение в целом. Почему Бах так его и не дописал, осталось для потомков загадкой. Гийом повернулся, ища глазами паука. Тот неспешно полз по полу к балкону.

* * *

Уже на следующее утро Ксавье снова посмотрел в телескоп. Окно в квартире брюнетки было открыто, но никаких следов зебры не наблюдалось. Ксавье немедленно вбил в поисковик слово «галлюцинация» и получил следующее определение: «В психиатрии – образ, возникающий в сознании без внешнего раздражителя. Например, способность видеть физически отсутствующие предметы или слышать голоса отсутствующих людей». Упоминание о «голосах отсутствующих людей» навело его на мысль о медитации. Действительно, лечь и полчаса внимать невидимому голосу – лучшего способа выбросить из головы хорошеньких брюнеток и зебр в чужой квартире, подсмотренных с помощью телескопа, не существовало. Изредка и Оливье присоединялся к отцу во время «голосовых», как он их называл, сеансов. Они ложились рядышком на ковре в гостиной, и Ксавье включал смартфон и динамик.

На этот раз не успел он открыть приложение, как заметил, что иконка на экране изменилась. Ксавье поискал свою программу с женским голосом, но она исчезла. Зато появилось несколько новых программ медитации.

– Старого голоса больше не будет, – сказал он сыну.

– Ну и ничего страшного, – ответил он. – Будем слушать новый.

Ксавье расстроился. Он привык к звучанию этого бесстрастного женского голоса, повторяющего практически одни и те же успокаивающие фразы: «Устройтесь поудобнее… Сосредоточьтесь на своем дыхании… Выбросите из головы все мысли…» Больше он никогда не услышит этих слов, произнесенных знакомым голосом. Иногда он с удивлением ловил себя на том, что пытается вообразить себе эту женщину. Теперь она затерялась в миллиардных соединениях Всемирной паутины; очевидно, создатель сайта решил навести порядок в своих программах и предложить пользователям новые записи. После развода для Ксавье настала долгая пора одиночества; он чувствовал, что просто неспособен завязать близкие отношения с кем бы то ни было. Брюно знакомил его с разными женщинами, по большей части подругами жены. Ничего путного из этого не вышло: каждый разговор сводился к обсуждению недавнего развода, проблеме общения с детьми и прочим трудностям, неожиданно возникшим, когда налаженная, казалось бы, жизнь свернула куда-то не туда. Все эти свидания больше напоминали сеанс взаимного любительского психоанализа, чем волнующее начало романа. На следующий год Ксавье ненадолго увлекся владелицей цветочного магазина, только что открывшегося на его улице. Еще несколько месяцев спустя, когда он уже серьезно задумался о том, чтобы сделать ей предложение, она вдруг сообщила ему, что нашла в соцсетях свою школьную любовь и переезжает к нему в Бретань. Магазинчик закрылся, и на его месте появилась обувная лавка. Ксавье снова погрузился в вялое одиночество. «В любом случае цветы она продавала дрянные, они и трех дней не стояли», – ворчал Брюно, пытаясь утешить друга. С тех пор в жизни Ксавье не было никого. Он ни с кем не встречался и больше ни с кем не знакомился.

Звякнул гонг. Оливье и Ксавье закрыли глаза.

«Устройтесь поудобнее», – произнес мужской голос.

* * *

Гийом достал из кармана красивую раковину, которую нашел в тот день, когда впервые решил искупаться. Туссен поддерживал его за живот и обучал брассу. Теперь они часто приходили на пляж. Побывали и на других, но этот, первый, нравился Гийому больше всего. Он научился плавать, пусть и не так хорошо, как Туссен – тот был не только выше ростом, но и крепче, – однако Гийом совсем перестал бояться воды и отваживался заплывать довольно далеко, пересекая лагуну по диагонали или медленно добираясь до буя, обозначающего фарватер для кораблей. В качестве благодарности он много раз предлагал Туссену посмотреть в телескоп на Млечный Путь, Луну, звезды и даже на комету.

Cypræa tigris [2] – овальная раковина размером с куриное яйцо, с блестящей, как фарфор, поверхностью, усеянной темными пятнышками, – точь-в-точь спина пантеры – стала для Гийома чем-то вроде талисмана. Он ни в коем случае не хотел ее сломать, пробираясь по узкой лесной тропинке. Туссен вел его на поляну, где, по словам губернатора, в изобилии водились голубые бабочки морфо. Они сюда уже приходили, но, как говорил Туссен, в неудачное время года; теперь их должно быть гораздо больше.

– Туссен, – сказал Гийом, – я здесь уже четыре месяца, и мы видимся почти каждый день. У меня к вам просьба. Я зову вас Туссеном – зовите и вы меня по имени. И давайте перейдем на ты.

Туссен с улыбкой повернулся к нему и отрицательно покачал головой.

– Почему же? – настаивал Гийом. – Ну произнесите мое имя: Гийом.

– Гийом… – повторил Туссен и зашагал дальше.

– Вот видите, Туссен, вы сказали это вслух посреди леса, и все звери тому свидетели. Значит, так тому и быть! – радостно воскликнул Гийом.

Они некоторое время шли молча.

– Скоро я покину остров Франции и отправлюсь в Индию, – снова заговорил астроном. – Возможно, мы больше никогда не увидимся. Давайте скрепим нашу дружбу тем, что станем звать друг друга по имени и на ты. Ведь и Христос обращался к своим ученикам на ты.

– Как хорошо вы сказали, – отозвался Туссен. – Вы говорите, как священник. – Он повернулся к астроному: – Спасибо тебе за дружбу, Гийом.

– Спасибо, Туссен.

И они зашагали дальше.

– Туссен?

– Да, Гийом?

– Исчезнувшая птица… Додо…

– Да?

– Ты знаешь этот остров как свои пять пальцев. Если здесь еще осталось хотя бы несколько экземпляров, ты должен быть в курсе. Мне так хочется своими глазами увидеть эту птицу!

Туссен остановился и медленно повернулся к Гийому. Оба молчали. Гийом чувствовал, что Туссен колеблется.

– Я не могу сказать, где живет птица. Только святые и безумцы имеют право видеть додо. Если только… Если только ты не доверишь мне самую великую свою тайну, чтобы я мог передать ее птице.

Пришла очередь Гийома задуматься. Вокруг шумел лес. В наступившей тишине отчетливее слышались далекие звуки – то ли птичий щебет, то ли звериный рык. Гийом присел на пригорок.

– Меня зовут Гийом Лежантиль де ла Галазьер. Ты прав, я в самом деле говорю как священник. Я ведь собирался стать священником. Сейчас мне тридцать пять лет, мою жену зовут Гортензия. Она живет во Франции. Я часто думаю о ней, разговариваю с ней, пишу ей письма. Она никогда мне не отвечает, потому что… Потому что никакой Гортензии не существует. Я ее выдумал. Это воображаемая женщина. У меня никогда не было плотской связи ни с одной женщиной. Я много лет провел в семинарии, готовясь принять священнический сан, но потом увлекся астрономией. Так прошли годы. Я выдумал Гортензию еще юношей, и она до сих пор продолжает быть со мной. Наверное, я мог бы завязать знакомство с реальной женщиной, но мне кажется, что теперь я этого боюсь. Я упустил время. И предпочитаю оставаться с Гортензией.

Туссен молча смотрел на него. Наконец он торжественно кивнул:

– Ты святой, и ты безумец. Следуй за мной, Гийом.

Они свернули с тропы и добрых полчаса пробирались сквозь лесные заросли, поднимаясь выше в гору. Но вот Туссен остановился и прислушался. Затем он приложил ко рту сложенные ковшиком руки и издал долгий шипящий свист, повторив его четырежды. Почти тотчас же лес ответил ему такими же четырьмя глухими посвистами.

– Ты никогда и никому не должен рассказывать о том, что увидишь, – обратился Туссен к Гийому.