Стивен Кинг - Игра Джералда
– Все нормально, – сказала я.
– Да нет, не нормально. Вид у тебя просто жуткий. У тебя что, судорога?
Все-таки удалось убедить его, что со мной все хорошо, и под конец я сама в это поверила. Ты, Рут, наверное, уже догадалась, о чем я подумала в тот момент. Я уже писала об этом выше: я дважды пнула Джералда, когда он отказался открыть наручники. В живот и в «семейное достояние». Я еще подумала, что я очень удачно сказала в полиции, что у нас был очень бурный секс – хорошее оправдание для синяков. Я так думаю, что синяки все равно были слабенькими, потому что приступ случился сразу же, а при резкой остановке сердца внутренние кровоизлияния сразу же прекращаются.
И тут сам собой возникает вопрос: может быть, то, что я его пнула, и стало причиной сердечного приступа? Я изучила медицинскую литературу, и там вроде бы не было ничего, что говорило бы «за» эту версию. Но давай будем честными: вполне вероятно, что тут не обошлось без моей скромной помощи. И все же я не считаю себя виноватой. Он был излишне тучным, он много пил и курил как паровоз. Приступ был уже на подходе. Если не в тот день, то на следующей неделе или в следующем месяце – но он бы случился совсем-совсем скоро. Мне просто не повезло. Так что я не считаю себя виноватой, а если ты сомневаешься, то сверни свои сомнения в трубочку и засунь их туда, где не светит солнце. Я искренне убеждена, что заслужила право верить в то, во что мне хочется верить. Во всяком случае, в том, что касается Джералда.
– Если у меня такой вид, словно я проглотила дверную ручку, – сказала я Брендону, – то это лишь потому, что никак не могу свыкнуться с мыслью, что некоторые считают, что это я убила Джералда, чтобы получить страховку.
Он покачал головой и посмотрел на меня очень серьезно.
– Так никто не считает. Херрелсон говорит, что сердечный приступ мог быть спровоцирован сексуальным возбуждением, но это чистый сердечный приступ, и полиция штата не усомнилась в его словах, потому что он лучший из всех медэкспертов штата. В крайнем случае могут быть отдельные циники, которые думают, что ты нарочно разыграла из себя искусительницу Саломею, чтобы его завести и до вести.
– А ты что думаешь? – спросила я.
Я думала, что моя прямота повергнет его в тихий шок – и, наверное, в глубине души мне было любопытно посмотреть, как Брендон Майлерон выглядит в состоянии крайнего потрясения, но тут я просчиталась. Он лишь улыбнулся.
– То есть не думаю ли я, что тебе хватило воображения разглядеть свой шанс и устроить Джералду сердечный приступ со смертельным исходом, но при этом ты не подумала о том, что в итоге ты и сама можешь там умереть в наручниках? Нет, я так не думаю. Я думаю, что все было именно так, как ты мне рассказала, Джесс. Мне можно быть с тобой откровенным?
– Не можно, а нужно, – сказала я.
– Хорошо. Я работал с Джералдом и неплохо с ним ладил. Но я был скорее исключением из общего правила. Он очень многим у нас не нравился. Он был, как говорится, с большим прибабахом. И меня вовсе не удивляет, что его так распалила идея заняться сексом с женщиной, прикованной наручниками к кровати.
Я украдкой взглянула на него, когда он это сказал. Был поздний вечер, в палате было темно, только одна тусклая лампа горела у меня над кроватью, и он сидел в тени, но мне показалось… вернее, не показалось, а я была просто уверена… что Брендон Майлерон – молодой преуспевающий адвокат и самый крутой парень в городе – покраснел.
– Если я тебя обидел, прошу прощения, – проговорил он, неожиданно смутившись.
Я чуть не рассмеялась. Это было бы неприлично, я знаю. Но в тот момент мне действительно было смешно – он выглядел как студент-первокурсник.
– Ты меня не обидел, Брендон, – сказала я.
– Хорошо. Но я – это я. Я тебе верю. А у полицейских такая работа. Они обязаны хотя бы рассмотреть возможность, что здесь не все чисто… что ты ускорила развязку, а не просто надеялась, что у мужа случится «коронаротромбоз на почве сексуального возбуждения», как это у них называется.
– Я понятия не имела, что у него какие-то проблемы с сердцем! – сказала я. – И господа из страховой компании, видимо, тоже. Если бы они знали, они бы не выдали ему полис, правильно?
– Страховые компании обслуживают всех, кто готов платить, – сказал Брендон. – И страховой агент Джералда не знал, что тот курит как паровоз и пьет как лошадь. А ты видела. И что бы ты ни говорила, ты должна была предвидеть, что с ним может случиться удар. И полицейские это знают. Представь себе ход их мыслей. «Допустим, она приглашает в домик на озеро какого-нибудь своего приятеля, но мужу об этом не говорит. Допустим, этот приятель выскакивает из шкафа и орет «Буга-Буга» – в самый неподходящий момент для мужа, но зато в подходящий момент для женушки». Если бы у полиции были хотя бы малейшие доказательства, что такое могло бы произойти, ты была бы по уши в дерьме, Джесси. Прости за бедность речи. Потому что при определенных обстоятельствах истошный вопль «Буга-Буга» может быть квалифицирован как преднамеренное убийство с отягощающими обстоятельствами. Тот факт, что ты провела больше суток в наручниках и изуродовала себе руку, чтобы освободиться, свидетельствует в твою пользу и вроде бы отметает возможность наличия сообщника, но, с другой стороны, сами наручники могут кое-кого навести на мысль о сообщнике… скажем так, полицейских определенного склада ума.
Я смотрела на него как завороженная. Наверное, что-то подобное должен чувствовать человек, который вдруг осознал, что он только что лихо отплясывал на краю пропасти. Только теперь до меня дошло, что все гораздо серьезнее, чем мне представлялось. У меня иногда появлялась мысль, что полиция может подумать, будто это я убила Джералда… но только в плане не очень удачной шутки. Слава Богу, что я так не шутила в полиции, Рут.
Брендон сказал:
– Теперь ты понимаешь, почему тебе не стоит распространяться про какого-то незнакомца в доме?
– Да, – отозвалась я. – Не будите спящую собаку, правильно?
И как только я это сказала, мне сразу представился тот кошмарный бродячий пес… как он тащил Джералда по полу, вцепившись зубами ему в руку… большой кусок кожи оторвался от мяса и лежал на собачьей морде. Кстати, его нашли, этого бедного пса. Несколько дней спустя. Он себе вырыл что-то вроде берлоги под сараем Лагланов, где они хранят лодки. Он притащил туда изрядный кусок Джералда. Стало быть, он возвращался в дом по крайней мере еще один раз с того раза, как я напугала его светом фар и гудком. Его пристрелили. На нем был ошейник. Но не такой, знаешь, с именем и адресом владельца – а жаль, честное слово. Мне бы очень хотелось, чтобы комитет по охране животных нашел хозяина и устроил ему «веселую жизнь». Но зато там была кличка. Принц. Принц – можешь себе представить?! Когда констебль Тигарден сказал мне, что пса пристрелили, я порадовалась. Я не виню это несчастное существо за то, что он сделал с Джералдом – ему было разве что чуточку лучше, чем мне, – но я все равно порадовалась. И до сих пор еще радуюсь.
