Сергей Алексеев - Мутанты
— Нет, американец… Симпатичный, между прочим. Даже обаятельный…
— Я тоже заметила. — Сова протерла казенную часть и открыла приемник. — Что он делал… И как на тебя глядел!
— Как?
Сова достала из макитры свернутую в рулон ленту с патронами, заправила в пулемет и передернула затвор.
— Да как? Известно! Одичали они там, что ли, в своих Соединенных Штатах? Муданты хреновы…
— Вроде, нормально смотрел, бабушка!
— Где там нормально? На тебя глядит, а переводчика по заднице гладит. А тот, стервец, в это время оладьи трескает.
— Не заметила…
Бабка, развернув пулемет в сторону дверей, оставила его возле отворенного люка, как возле окопа, — чтоб стрелять из укрытия, и набросила на него цветастую шаль.
— Глаз у тебя еще не навострен… А я затылком их вижу. Ей-богу, кастрировала бы, чтоб породу не портили!
Только она закончила все приготовления, как в дверь постучали. Женщины переглянулись, и на лицах вмиг вызрела мука — неужели возвращаются?
Стук повторился, и в тот час послышался голос Курова:
— Отворяйте, вы чего там? В кургыттару вас!
Сова откинула задвижку — на пороге нарисовался распаренный, веселый и помолодевший дед. Однако на него и внимания не обратили, мало того, бабка отпихнула его и выглянула на улицу:
— Где Юрко?
— Как где? — отчего-то ухмыльнулся тот. — На службу пошел!
— На какую еще службу?
— На шаманскую! У него ведь с потемками работа начинается. И до третьих петухов.
— Почто же ты его отпустил? — взвинтилась Сова. — Мы тут пластались, стол собирали. Чтоб встретить как полагается! А он отпустил!
— Насильно держать не имею права. — Куров сунул ей сверток с бельем. — Это велел тебе вернуть. За ненадобностью.
Сам взял плошку с малосольными огурцами и одним духом выпил весь рассол.
— Вы хоть попарились?
— Как же! И попарились мы вволю, и намылись… В ки-риккитте ее мать! Лет двадцать скинул. Так что сегодня держись, бабка! Тыала хотун!
— Ой, болтун! — заворчала та. — Вот язык-то без костей!
— Хоть немного-то похорошел Юрко? — с надеждой спросила Оксана.
— Еще бы! Молодец стал красный! Увидишь, так не насмотришься.
— Язык-то не вспомнил?
— Мы уже друг друга понимаем. Бабка развернула сверток:
— А это что?
— Он свое опять надел, — пояснил дед и потянулся за четвертью. — Ему положено в форме быть, когда камлает.
— Да ведь он же в лохмотьях! В дырявых шкурах!
— Между прочим, это священная малица, а не шкуры. — Налил рюмку. — Обладает магической защитой тела от нечисти. Там на ней специальные знаки. Броня, одним словом… А что это вы, стол накрыли и не приглашаете?
— На него же охотиться пошли! — спохватилась Сова. — Американца ведут! Все с ружьями!
— И пускай потешатся. — Куров выпил и крякнул. — С легким паром, Степан Макарыч!
Сова поняла, что опростоволосилась, не поздравила деда с легким паром — в прежние годы это было обязательной традицией, — но сейчас ей было не до того:
— Как это пускай? А поймают? Усыпят уколом и в Америку свезут?
— Его совсем не усыпят, — уверенно сказал дед. — Он же трехглазый.
— Ты вот такой спокойный сидишь! А мне до третьих петухов не спать! Покуда не вернется!
— Ты что, тоже злой дух? На промысел выйдешь?
— Ох, и бессовестный же ты! — обиделась Сова. — А ну, поставь четверть! Одну за одной наливает!
— Вы бы это… Вы бы с Оксанкой сходили в баню, — невозмутимо посоветовал он. — Там еще пару много. Тоже, может, помолодели бы… Эдак лет на сорок!
— Не смейтесь над бабушкой, Степан Макарыч! — вступилась Оксана. — Что вы ее все время подкалываете?
Сове того и надо было:
— Он всю жизнь так издевается! Для него потеха! Родного внука под пули послал! И хоть бы что!
— Долгунуну сохнут! — вдруг с отчаянием сказал Куров. — В кургыттару вас так! Тундара беспросветная! Айба-сы вы, а не бабы, честное слово. Чтоб вас Арсан Дуолайя побрал.
Женщины слегка остепенились, присели с разных сторон стола, с пытливым интересом взирая на деда.
— Раз молодеть не хотите, выпьем, что ли? — озабоченно предложил дед. — За возвращение внука. Как ни говори, а праздник, столько лет ждали…
Они чокнулись рюмками без радости и точно так же выпили, словно горький йод. Сова услужливо подложила деду оливье, шмат жареной свинины с луком и щедро залила хреном со сметаной:
— Ты поешь, поешь, Степан… Однако он к пище даже не прикоснулся.
— Нам думать надо сейчас, как помочь внуку, — сказал напряженно. — Не справиться ему в одиночку со злыми духами.
— А что не помочь? — оживилась бабка. — У меня трехлинейку отняли сегодня, так я вон пулемет откопала. Скоро все приданое разбазарю.
— Не взять их из пулемета…
— Говори, чем взять? Может, мин наставить, направленного действия? У меня еще штук пятнадцать в запасе есть.
Куров выразительно на нее посмотрел и тем самым словно радио выключил:
— Юрко с юности замыслил хоть какое-нибудь большое дело сделать, — объяснил он. — Батур тыала хотун, если на шаманском… Вон сколь годов в кимберлитовой трубке алмазы ковырял, хотел ударником стать, орден получить или вовсе Героя труда. А только горб себе нажил.
— Да уж упертый, весь в тебя, — то ли укорила, то ли похвалила старуха.
— Он и в шаманскую школу пошел, — невозмутимо продолжал Куров, — чтоб со злом бороться. Когда тыала хотун, тогда все нипочем. Вон даже лоб у него треснул и третий глаз открылся…
— Ой, лихо мне, — вякнула было Сова и умолкла.
— Теперь хочет известным шаманом стать. Тайны всякие изучил, пляски магические. Это что-то навроде гопака… Пришел сюда и сразу узрел — Арсан Дуолайя вселился в людей. Что в москалей, что в хохлов. И бульбаши недалеко ушли. Айбасы стену построили, а все рады, особенно контрабандисты. Покуда есть забор, они живут и процветают…
— Тут он прав, — заметила Оксана.
— И втемяшился ему хотун в голову. По-нашему — анте-верто антиципатио.
— Это как понимать? — насторожилась Сова. — По-якутски, что ли?
— Да на латыни это, — проронила Оксана. — Про навязчивое состояние какое-то. Не помню…
Куров наконец-то клюнул вилкой в тарелку и глянул из-под мохнатых бровей:
— Чего же в нем навязчивого? Тут надо соображать. А Юрко наш умный, сразу понял, где собака зарыта… Все это не для наших голов, там сплошная магия. Чтоб извести айбасов, надо уничтожить их знаки. Особые пометки. Айба-сы, они как кобели — где ни ходят, всюду лапу поднимают. Над каждым заметным предметом… По-научному — мочевые точки ставят.
