Страшные истории для бессонной ночи (сборник) - Вдовин Андрей
Однако сегодня, в непогожий день, менее всех подходивший для передвижений по стране, он облачился в жестковатый модный костюм, делающий его нежную талию столь тонкой, зачесал, по обыкновению своему, светлые кудри и медленно, не допуская и толики торопливой подвижности, сел в роскошную карету.
Все дело в том, что лорд Карлайл получил пренеприятное письмо, написанное твердым почерком компаньонки его матери, гостившей вместе с нею в маленьком семейном замке на севере Уэльса. Компаньонка в крайне вежливой, но оттого не менее истеричной для ее флегматичной натуры форме сообщала, что матушка при смерти. Александр не стал кривить душой и давить лицемерные слезы, однако долг дворянина звал проститься с чужой для него родительницей. История их взаимоотношений была необычной, но вместе с тем весьма прозаичной для людей высочайшего круга.
Леди Энн Карлайл родила сына очень поздно, ей шел тридцать третий год. Убежденная, что выполняет священный долг перед мужем, с двадцатидвухлетнего возраста она беременела и рожала слабых отпрысков почти ежегодно, однако те умирали друг за другом, не принося роду Карлайлов долгожданного продолжения. Поэтому, когда летом 1820 года на свет наконец появился не менее хилый, чем его предшественники, мальчишка, леди Энн ни на что не надеялась.
Младенца нарекли Александром, и вся округа, начиная от родителей ребенка и заканчивая сделавшим на семье небольшое состояньице гробовщиком, принялась спокойно ожидать, когда изможденная леди Карлайл вновь выйдет к завтраку в черном.
Но Александр всех удивил: крошечный и бледнощекий, он пережил первый месяц жизни, а за ним и первый год. Не смеющие рассчитывать на подобное чудо родители позволили себе привыкать к присутствию сына. Они радовались, когда он сделал первый шаг, заходились умилением, когда Александр залепетал первые слова и вообще отменно выполняли свои обязанности. Во всяком случае, за это ручалась няня, питавшая странную любовь к пересказыванию сей истории, — сам Александр воспоминаний о ранней жизни имел столь же мало, сколь мало зубов осталось во рту его няни.
Все шло как нельзя лучше, пока осенью 1825 года в поместье не пришла лихорадка, напавшая на старшего лорда Карлайла и на Александра, все еще неспособного похвастаться крепостью телесного здравия. И вновь в округе все ждали неизбежного. «Видимо, не суждено лордам дитенка-то иметь!» — шептались вечерами в деревне. Оттого особенно неожиданной стала кончина отца Александра, не сумевшего победить злую болезнь.
То были первые ясные воспоминания, наполнившие голову новоиспеченного лорда Карлайла, пяти лет от роду принявшего в наследство огромное поместье, дом в Лондоне, замок в Уэльсе и десяток холеных породистых лошадей. Мать его с тех пор совершенно переменилась, превратившись в ледяную женщину, сломленную смертями, коих в жизни ее было слишком много. Она отдала сына на попечение воспитателей и удалилась от дел, не реагируя на попытки Александра сблизиться с нею.
И теперь леди Энн Карлайл умирала.
Спустя пятнадцать лет после принятия титула Александр сидел на упругом сиденье тяжелой кареты, громко шлепающейся в дорожные ухабы, размытые непрекращающимся ливнем. Мутноватые капли падали на крышу и могли бы успокоить растревоженную душу, если бы не ужасные английские дороги. Александру казалось, что после встречи кареты с некоторыми особенно глубокими рытвинами его желудок слишком резко подлетал к горлу.
Вечерело. Сквозь наглухо затворенные дверцы кареты едва проникал сиплый голос кучера, погоняющий похрапывающих от усталости лошадей. Гроза разыгралась не на шутку: молния с ослепительной агонией билась в тяжелых облаках, раскатисто грохотал гром, пугая животных и самого Александра, чье сердце сжималось, заслышав глас гневающейся природы.
Внезапно раздался страшный скрежет.
Тяжелое тело кареты застонало и, остановившись, резко обвалилось, выбросив Александра вперед с силой длани Юпитера. Головой лорд ударился о резной выступ сиденья, по виску тонкой струйкой побежала темная кровь. Он и опомниться не успел, как накрененная набок дверь отворилась и в ней показалось обеспокоенное лицо седовласого кучера.
— Милорд! Простите, простите, бога ради! Проклятые ямы добили подвеску, не выдержала! Да у вас кровь… Вот, приложите платок, приложите! — Он суетливо сунул ему в руку промокший насквозь кусок ткани. Александр сбросил морок потрясения и зажал неопасную рану.
— Руку мне подай, Джон! — недовольно прикрикнул он на заходившегося в волнении кучера. Оправившись, Александр неудобно присел на сиденье кареты, потерявшей колесо, и, игнорируя нелепость своего положения, обратился к забрызганному с ног до головы грязью Джону: — Ну и что ты стоишь? Займись починкой! Или мы так и останемся прозябать в этой глуши?
— Лорд Карлайл, тут вот какое дело… — замялся кучер, смущенно почесывая затылок, — один я не справлюсь, тут помощники надобны. Вы посидите, а я сверну с дороги и пойду в ближайшую деревню, может, там кто подсобит.
— Да ты, верно, шутишь? Остаться здесь одному? — Александр пугливо осмотрелся. Вокруг расквашенное поле, впереди темнеет густая роща. По коже пробежали колючие мурашки: казалось, он слышит протяжный вой волков. — Пойдем вместе! — срывающимся голосом возвестил он и решительно вышел из кареты. Начищенные до блеска сапоги мгновенно потонули в чавкающей грязи.
Джон распряг темнобоких лошадей, и, взяв их под уздцы, усталые путники двинулись сквозь ледяную ночь. Шли они долго, дрожащие от напряжения ноги не слушались, силы стремительно покидали Александра. Но тут сверкнула молния, и недалеко показались очертания огромного дома со светящимися окнами. Мысль о сухой одежде и согретом на огне вине со специями заставила непривыкшего к подобным происшествиям лорда проронить слезу облегчения. Из последних сил он рванул вперед, озадачивая приладившуюся к неторопливому темпу лошадь.
Вскоре мужчины ступили на дорожку с изъеденным временем камнем, но после раскисшего поля она показалась Александру тропинкой в рай. Он молча протянул поводья Джону и одним взглядом приказал ждать. Пальцами Александр заправил повисшие волосы за уши, без всякой видимой пользы одернул костюм и громко постучал в дверь.
Последовало тяжелое ожидание, когда казалось, что приют они не получат. Отчаяние уже было охватило нервное существо лорда, желудок атаковали спазмы, но вдруг дверь медленно отворилась.
Все звуки разом захлебнулись.
Вдох замер на половине пути к легким.
Душа застыла.
Перед Александром стояла самая ослепительная женщина, которую только можно вообразить. Высокая, почти как он сам, она застыла в проеме, и ее распущенные черные локоны мерцали теплым светом, переливаясь благородной синевой. Стройную фигуру покрывало алое платье старомодного кроя, подчеркивая алебастровую белизну гладкой кожи. Хрупкие плечи и лебединая шея были обнажены, открывая взгляду тонкие вены. Огромные серые глаза сияли жизнью, и в их удивительной приветливой глубине то и дело вспыхивали фиолетовые искры. Она часто моргала, заставляя пушистые ресницы отбрасывать длинные тени на щеки.
Женщина заговорила первой, рассыпая вокруг хрустальный хрипловатый звон высокого голоса:
— Что вам угодно, сэр?
По шее Александра прокатилась горячая волна, волоски на затылке приподнялись, холодный воздух сгустился, вырывая из легких дымку влажного дыхания.
— Прошу прощения, миледи, — скрывая смятение, сказал он. — Мое имя лорд Карлайл! Я направлялся в Уэльс, однако по дороге моя карета сломалась, что заставило меня искать прибежище в ваших гостеприимных краях. Мне достаточно переждать ночь, если позволите, и наутро, когда карету починят, мы сможем продолжить путешествие…
Женщина внимательно посмотрела ему за спину — туда, где стоял продуваемый ветрами Джон с двумя лошадьми. Александр заметил, как капли дождя, отскакивая от его плотного пиджака, перепрыгивали на теплую кожу женщины и исчезали в целомудренном вырезе над грудью.
В горле пересохло, лорд звучно сглотнул.