Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария

- Почему так пусто? – тоже удивляется Оля, оглядывая подступающий к озеру лес, одетый в снежные шапки.

- Так праздники же, - я пожимаю плечами. – Кто где, на островах или на лыжах. Зачем тут сидеть? Здесь на праздники всё вымирает.

Оля тихо усмехается.

- А вы почему остались?

- Наверное, из-за меня. – Я подвожу её к пункту проката коньков и достаю кредитку. – У меня билеты в Куршевель тоже пропали. Позавчера должен был улететь.

Оля качает головой. И тихо говорит:

- Я даже не мечтаю там побывать.

- Побываешь, - улыбаюсь я. – А ты любишь лыжи?

- Не знаю, я не пробовала.

- Зря.

Я оплачиваю нам коньки, Оля долго смотрит на свои, потом переводит взгляд на меня.

- Я н-не ум-мею…

Я заставляю себя не удивляться вслух – обидится ещё. Жить в Москве – и не кататься ни на лыжах, ни на коньках? Так вообще бывает?

- Ничего, я научу.

Оля в ответ излучает неуверенность и страх. Но я уже к ним привык, а для неё это и вовсе нормальное состояние.

В раздевалке она долго возится с коньками – пока я не становлюсь перед ней на колени и не помогаю зашнуровать их как следует. Оля смотрит на меня, как на чудо света, но лишь благодарит в конце.

У неё оказывается отличное чувство баланса. На льду она робкая, но для новичка удивительно устойчивая.

- Ты прекрасно держишься, - говорю я, оглядывая её. – Танцами занималась, да?

- Чт-то? Антон, п-пожалуйста, м-мне ст-трашно!

- Почему?

- Я уп-паду.

Трусиха. Я улыбаюсь и крепко-крепко держу её обеими руками – что не очень-то удобно, но я с детства отлично катаюсь.

- Не упадёшь. Я не дам.

Она потрясённо смотрит на меня, а я вспоминаю, что забыл найти ей перчатки и надеваю на неё свои. Мне-то уже ни к чему, холод и так почти не чувствую.

Оля в шоке.

Так мы делаем круг по озеру. Оля молчит и едет за мной прицепом. Я думаю: пойти на второй заход или взяться за фигуры посложнее круга, но тут ловлю её взгляд. Он… странный.

- Что-то случилось?

- Т-ты б-боишься, что я б-буду плохо с т-тобой обращаться из-за этого? – она кивает на левое запястье с татуировкой, нить между нами, которую я стараюсь не замечать.

И сейчас не выдерживаю и смеюсь.

- Оля, ты безнадёжна! Ещё круг?

Она странно смотрит и еле заметно кивает. Я катаю её ещё минут десять, потом замечаю палатку с кофе, отвожу Олю к скамейке и еду купить ей что-нибудь горячее, чтобы согрелась. И, наверное, несладкое…

А когда возвращаюсь, Оля с видом естествоиспытателя наворачивает круги по льду.

- Ну вот, не так уж это и страшно, - усмехаюсь я и отдаю ей кофе. – Согрейся.

Оля даже выдавливает благодарную улыбку, и я чувствую, как в душе она борется – похоже, как я, когда пытаюсь задвинуть подальше надоедливую мысль, например, о самоубийстве, или о том, что Оля светится, как солнце. А она старается избавиться от мысли о деньгах, очевидно.

Я отъезжаю чуть подальше и киваю.

- Ну что? Наперегонки?

Она сомневается, но я терпеливо жду, и она всё-таки кивает.

Мне даже почти не приходится ей поддаваться. И падать я ей действительно не даю – подхватываю, когда она спотыкается о трещину во льду.

 - Спасибо, - выдыхает она. А потом признаётся: – Я и не думала, что это так круто.

Ты много чего не думала, мысленно говорю я. Но только мысленно.

- Мармелад?

Она берёт одну клубничку на пробу, но морщится, и в итоге всё съедаю я. Идеальная девушка! Раньше всегда приходилось сдерживаться на свиданиях, чтобы не объесть подругу, а тут она сама отказывается. Хотя не уверен, что это можно назвать свиданием: когда одного человека насильно сюда притащили, а другой явился чисто из жалости. Ну и чтобы избежать скандала в доме – когда мать с Иркой цапаются, я всегда норовлю куда-нибудь свалить. Например, к Нику.

- Оль, я хотел тебе сказать. То, что Ира написала…

Она замирает, смотрит на меня обречённо. Я вздыхаю.

- Короче, я прошу за неё прощения. Она это из-за меня. Ира уверена, что ты во всём виновата. Ей… ну, надо кого-то винить, а ты идеально подходишь на роль козла отпущения.

Оля саркастично усмехается.

- Я  в курсе.

Ну вот и чудненько. На этом можно было бы и закончить, но я почему-то продолжаю оправдываться:

- Обычно мы закрываем на её выходки глаза, но сейчас ей это с рук не сойдёт. Обещаю.

Оля отводит взгляд, молчит. Я жду: чувствую, что она собирается с духом. И она наконец спрашивает:

- Как с Аней Загородной? Которая сейчас в психиатрии. Тогда твоей сестре всё сошло с рук.

Я мрачнею.

- А что ты про Аню знаешь?

Оля искоса смотрит на меня.

- Что она отказалась давать Ире и её подругам ответы по физике. Она такая же, как я была, не… не из вашего круга.

- Ты как раз из нашего, - поправляю я. – Твой отец Алиев, имей совесть, Оль.

- Да, но…

- А насчёт Ани – ты права, это все слухи, которые по школе ходили. Ты же больше ничего не слышала?

Она медленно качает головой, а я усмехаюсь. Так и думал.

- В общем, слушай. У меня есть дядя, ты его видела, Федя… Прости, Фредерик. Он французский посол. Ты знаешь? Он очень богат и не мене знатен.

Оля хмурится.

- Да, я помню… - и замолкает.

Я киваю – я тоже помню, когда она видела дядю Фредерика. И продолжаю:

- Аня сначала набилась Ире в подруги, таскалась за ней всюду, а потом, когда дядя приехал в гости – он часто нас навещает – мы нашли её голой в его постели. Собственно, я нашёл – зашёл вечером вместе с дядей в его гостевую, а там эта… Нас двоих она увидеть не ожидала, но поверь мне, не растерялась. Позже она папе честно рассказала, что хотела денег и положения в обществе, желательно, заграничном. А так как ничего умнее, чем стать любовницей ей в голову не пришло…

Оля молчит пару секунд потом спрашивает:

- Это и стало поводом отправить её в психушку?

- Нет, поводом стали фотографии Иры. Она с Аней, знаешь ли, часто оставалась вдвоём… Как девчонки, подруги, всё-такое. Когда с дядей не выгорело, Аня пошла на шантаж. Она ещё до этого подстраховалась: сняла сестру спящей. Весьма пикантно. Папа, когда узнал, очень расстроился. Я до сих пор не знаю, то ли он переборщил с психотропными, то ли это Ирка отомстила, то ли Аня сама свихнулась. Истерила будь здоров… А те фотки мы потом со всего интернета вычищали. Некрасиво, согласись? Не знаю, как тебе, а мне эту дуру совсем не жаль. – Рассказывать, что я хотел с ней сделать, пока успокаивал Иру, когда она те фотографии увидела, я Оле совсем не хочу – точно испугается.

Оля молча смотрит на лёд.

- Я не знала, - тихо говорит она наконец. – Но всё равно, так нельзя.

Много ты понимаешь, думаю я и усмехаюсь.

- Мы решили это не афишировать. Ирка с тех пор вообще всех подруг подозревает, так что… Просто знай, что мы такое не одобряем: в той статье она перешла границы. Думаю, папа ещё сам перед тобой извинится.

- Пусть лучше у Олегом Николаевича прощения просит, - морщится Оля.

 Олег Николаевич! Вот оно, точно! Но внешне я остаюсь спокойным.

- Наверняка папа уже это сделал. Ладно, пойдём домой?

С папой надо срочно поговорить! Папа просит перенести его на завтра, я соглашаюсь, только кидаю ему контакты нашего математика и прошу его проверить. Завтра так завтра, а проверят нашего шоколадного зайца уже сегодня. Хм, почему бы и не он? И Олю он тогда не подставил, а наоборот, продвинул, по-своему. Я верю, что она ничего не знала, зато он… Ладно, потом так потом. Рано пока радоваться, может, и не он.

Я отвожу Олю в столовую, подальше от шума в нашем коридоре, и мы тихо ужинаем. По-моему, Оля чуть расслабляется в моём присутствии. Не факт, но я надеюсь на это.

И ещё надеюсь, что меня к ней тянет не из-за магии. И раньше ведь тянуло?

С ней, например, приятно молчать… Что очень непривычно, но почему-то классно.

- Спасибо, - говорит Оля, когда я провожаю её до двери гостевой. И я чувствую, что она искренна.