Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария

- Поставил мой ром на место и ушёл сейчас же!

Пожалуй, самое забавное, что пират слушается: действительно ставит бутылку на место и подмигивает мне.

- Ну смотри – если что, я неподалёку, крошка.

- Да пошёл ты! – наверное, я умудряюсь опьянеть во сне, обычно-то веду себя вежливее.

Антон изумлённо смотрит на меня, а когда я упираюсь в него взглядом (во сне я совсем ничего не боюсь, даже красивых одноклассников), говорит:

- Неплохо. Ты, когда спишь, всегда так отрываешься?

Я хмурюсь.

- Как?

- По Фрейду. Замещение^[1], ты же наверняка читала. – Антон жестом подзывает официанта и делает заказ: - Хоккайдское саке, пожалуйста.

Скелет только кивает и как по волшебству вытаскивает из-под передника малюсенькую бутылочку и такую же фарфоровую чашечку. Антон молча наблюдает, как ему наливают, потом пробует и восхищённо поднимает брови.

- Неплохо. Что это за место?

Я пожимаю плечами, а потом ёжусь, потому что Антон окидывает меня длинным внимательным взглядом.

- Шанель? Тебе идёт.

Я начинаю подозревать, что V-образный вырез платья слишком мало скрывает… Было бы что скрывать, конечно! Но…

Антон (в бежевом смокинге, сто раз видела его в таком на танцевальных вечерах в школе) тем временем оглядывается и усмехается.

- Да, мило… А кто петь будет?

Я отпиваю ещё рома для храбрости. Гадость, если честно, но от неё я точно становлюсь смелее.

- Понятия не имею. Но подозреваю, что Барон Суббота.

Антон снова смотрит на меня.

- Кто?

Я не успеваю ответить – зал взрывается аплодисментами, и на сцену выскакивает действительно Барон. Сходу хватает микрофон и орёт на весь зал что-то на ломаном английском… или французском? Не знаю, у меня уже на втором слоге уши закладывает.

У зрителей, очевидно, нет – они беснуются. Кто-то подкидывает в воздух обалдевшего юного оборотня (он похож на щенка и визжит не то от ужаса, не то от восторга). «Е-е-е!» - немузыкально орёт в унисон компания вампиров слева. Я и не знала, что такие задохлики могут издавать такие громкие звуки!

Куда я попала?

Барон жестом требует включить музыку, отшвыривает микрофон, хватает гитару… А-а-а, мои уши!

А вот Антону явно нравится. Он вместе со стулом подсаживается поближе ко мне и, восхищённо открыв рот глядит, как по сцене носится лоа, а потом восклицает:

- Это круче, чем «Rammstein»!.. Это и есть Барон?

«Самди-и-и-и!» - надрываются две красотки-зомби, выскакивая вперёд. Одеты они как девушки лёгкого поведения.

Я только киваю. Господи, заткните его кто-нибудь!

Но Барон не только не затыкается – он отшвыривает гитару (та почему-то продолжает играть) и под «бум-бум-бум» барабанов принимается танцевать. В его руках мелькает чёрная трость с серебряным набалдашником-гробом, которую Барон-скелет, утянутый в чёрный смокинг, вертит, словно это его партнёрша.

Вакханалия в зале набирает обороты: зрители принимаются танцевать вслед за Бароном. А, поскольку места на сцене еле-еле хватает самому певцу, танцуют все на столах. На пол летят бутылки, бокалы и стаканы, а невозмутимые официанты-скелеты их подбирают.

Что я здесь делаю?

- Воу! – одобрительно кричит Антон и тоже забирается на стол.

Я не успеваю отшатнуться – он наклоняется, подаёт мне руку.

- Давай, Оль, весело же!

По-моему, больше на «безумно» похоже.

«Ай-ай-ай!» - кричат два оборотня на два столика слева. Обнявшись, они лихо отплясывают что-то задними лапами. Наверное, ирландский танец. Удивительно, но получается у них точно под музыку.

- Я не умею! – пытаясь перекричать музыку, отвечаю Антону я.

Его это нисколько не смущает.

- Я научу! – И затаскивает меня на стол.

Словно специально музыка становится ещё безумней, а Антон прижимает меня к себе – слишком близко и слишком крепко. Выдыхает на ухо:

- Следуй за мной.

Меня бросает в краску, но я позволяю Антону повернуться вместе со мной, потом ещё и ещё. Танец неожиданно увлекает: я начинаю угадывать движения, это не сложно, они повторяются, и в них есть порядок.

Я даже получаю удовольствие, и Антон это наверняка замечает – он отпускает меня, подмигивает (мол, повторяй), и танец становится в разы сложнее. Это и правда похоже на математическую задачу, а в них я сильна, поэтому минут десять спустя начинаю импровизировать. Антон улыбается одобрительно, закрывает глаза… И я замираю от изумления – оказываетсяраньше он ещё сдерживался! Ради меня? Он так… изумительно танцует… Я понимаю, что мне за ним не угнаться, но пробую – мне хочется снова поймать ту волну удовольствия: опьянение, гром музыки и умелые руки на моей талии… Кружится Барон на сцене, кружится зал, и среди нежити мне чудится почему-то Олег Николаевич: он сидит за дальним столиком, пьёт ром, как и я, с перцем. И наблюдает за нами с Антоном.

От неожиданности я спотыкаюсь, и если бы не Антон, обязательно свалилась бы со стола.

- Оля? – выдыхает Антон мне на ухо. – Всё хорошо?

Я прижимаюсь к нему, тяжело дышу и осматриваю зал. Я же видела… Наверное, показалось?

Антон помогает мне спуститься, потом легко, словно я пушинка, подхватывает на руки. Он делал так и раньше, но когда был заколдован. А сейчас… Но это же сон, верно? Это всё равно ничего не значит.

За дверью зала не пустота и не кладбище, как я думала. Там коридор – замызганный, с трещинами на деревянных панелях и отклеивающимися плакатами. Я останавливаюсь у стены и пытаюсь одновременно отдышаться и улыбаться.

- Мне что-то… нехорошо…

Антон сначала аккуратно придерживает меня, потом отстраняется.

- Воды?

- Нет. Я бы лучше нормально поспала, - я оглядываюсь, - без этого вот всего.

Антон усмехается.

- Я хотел спросить – так каждую ночь будет? – интересуется он какое-то время спустя.

Я пожимаю плечами.

- Не знаю. Но у меня уже третью.

Антон удивлённо вскидывает брови.

- Да? А я тут тоже был?

- Один раз, на кладбище, - я глубоко дышу (воздух странно свежий и даже прохладный). – Ты не помнишь?

Антон качает головой. А потом уточняет:

- И как… ты тогда проснулась? Потому что я так понимаю, это что-то вроде другой реальности. – Он проводит пальцем в шёлковой перчатке по стенной панели. – Это выглядит до ужаса реальным. Я даже вкус саке помню.

Я прижимаю пальцы к вискам – голова неожиданно становится тяжёлой. Мой голос звучит очень слабо:

- И что, правильный был вкус?

Антон пожимает плечами.

- Понятия не имею, никогда не пробовал хоккайдское саке. Но от обычного точно отличается. Сладкое. – Он смотрит на меня. – Так как нам проснуться?

- Не знаю. Прошлый раз меня закопали в могиле, и я задохнулась.

Антон присвистывает.

- Мрачно. То есть, умереть?

- Не знаю…

- Тебе точно воды не принести? Или давай на свежий воздух выйдем? Если он тут есть…

Вот именно.

- Нет, я просто устала. Дай мне минуту, пожалуйста.

Антон кивает. Скучающе оглядывает коридор, делает пару шагов к ближайшему плакату, приподнимает его, рассматривает. Его брови снова ползут вверх.

- Хм.

Он идёт к следующему плакату. Точно так же его рассматривает, потом переходит к третьему.

- Что там? – не выдерживаю я.

Вместо ответа Антон возвращается и поднимает отклеившиеся края первого плаката. Я смотрю, и мои брови тоже лезут на лоб – на плакате портрет Миши с чёрной лентой. Того семиклассника, которого маньяк-колдун убил первым. Под портретом – дата рождения и смерти, а также краткая полицейская сводка про ножевые ранения.

Я хмурюсь. Антон поднимает второй плакат. На нём – он сам, и диагноз «отёк лёгкого». На третьем плакате Вика Алексеева, наша одноклассница, нервная дочь медиа-магната, увлечённая оккультными науками. Её диагноз звучит как «отравление». На четвёртом – девочка-восьмиклассница. Я знаю, что она увлекается лингвистикой, но совершенно не помню её имени. Кажется, она тоже из простых, но москвичка. Ещё её мать вроде литературный критик в «Медузе»…