Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария

Но мне почему-то хочется смотреть именно на этого озлобленного на весь свет мышонка с глазами эльфа…  Как она плясала во сне!

Но я же не люблю её, это просто интерес?

Какая любовь, если я одной ногой стою в могиле…

Вот и ладушки.

- Оль, не пугайся, ладно? – говорю я тихо, откидываясь на спинку кресла. – Я зашёл, а ты не заметила.

Она поднимает голову, смотрит куда-то сквозь меня, говорит:

- Ага.

И снова поворачивается к тетради.

Ага? Чёрт, это даже обидно. Я тут сижу, только о ней и думаю, а она: «Ага»?

Язвительный ответ рвётся с языка, но вместо этого я встаю, прохожу по комнате, размышляю… Ну окей, я вот умру, а с этой, которая «ага», что станет? Без меня моей семье она не нужна. Им Ирки за глаза хватает… Что с ней будет? Отправят обратно к её, хм, опекунам? Кто там у неё сейчас? Тётя вроде. О которой она и подумать боится. Жестоко – Золушку с бала обратно в подворотню.

«Пап, надо поговорить, - набираю в «WhatsApp», стоя у пустого туалетного столика. У Ирки похожий ломится от всякого, да даже у меня нечто подобное есть, правда, в ванной… А тут так не обжито, как в гостинице. – Напиши, как проснёшься».

«Заснёшь тут с вами, - тут же отвечает папа. – Зайди ко мне в кабинет. Жду».

- Тебе завтрак сюда или с нами? – спрашиваю я, проходя мимо Оли.

- Ага, - отвечает она, увлечённо стирая линию на графике ластиком.

В каком-то смысле… это даже мило.

- А в кино со мной вечером пойдёшь? – спрашиваю наугад.

- Ага, - тем же тоном отзывается Оля и чертит новую линию графика.

- Учти: я запомню.

- Ага…

Потом даже не вспомнит, что я приходил. Мда, исключительная девочка – я серьёзно. Первый раз такую встречаю. Раньше ни одна (честно!) мне вот так безразлично «ага» не бросала.

Исключительная…

Папа выглядит так, словно ещё не ложился. От пустой и грязной термокружки на столе разит кофе, ноутбук открыт на каком-то экселевском документе, планшет и два телефона (один смартфон, другой кнопочный) периодически мигают разноцветными огнями.

Я привычно сажусь в кресло «для посетителей» (или «позорное», каким оно было для нас с Ирой в детстве). Папа вымученно улыбается.

- Прости, я должен был давно с тобой поговорить. Как ты, Тох?

С папой сдерживаться не нужно. Я всегда знаю, что могу рассказать ему что угодно, абсолютно всё – ему единственному. И он стопроцентно меня поймёт.

И я рассказываю. Папа слушает, обещает «что-нибудь придумать» насчёт привязывания меня к кровати, потом неожиданно спрашивает:

- А ты не хочешь Олю попросить?

- Что?

- Если я правильно понимаю, - говорит папа, - эта магия как-то ей подчиняется. Она вернула тебе память – спроси, не может ли она избавить тебя и от этой, хм, проблемы?

Я хмурюсь. Просить Олю не хочется. Мне не по себе от одной мысли показаться ей уязвимым. И так-то мне агакает, а так вообще упаду в её глазах ниже плинтуса…

- Как она тебе? – неожиданно спрашивает папа. – Ира сказала, ты хотел пригласить её на бал. Ещё до того… ну…

Я киваю. Потом пожимаю плечами.

- Сейчас уже не хочешь?

Я снова пожимаю плечами.

- Я её чувствую, пап. Мне её жаль. И… ей совершенно на меня плевать. Это как-то… задевает.

Папа улыбается.

- Ну ещё бы. – И меняет тему: - Ладно, а скажи-ка мне, раз ты всё помнишь – кто проводил этот вудуистский обряд? И почему ты уверен, что это ваш математик.

- Пап, я же рассказал. Он поил меня какой-то горькой гадостью и разговаривал «за жизнь».

- И обряд проводил тоже он?

Я пожимаю плечами.

- Я видел какого-то чудика в маске. Мне вообще кажется, это был их дух. В вуду есть такой, Барон Суббота…

Папа кивает.

- Ну да, было бы всё так просто, этот ваш Барон тебя бы сюда не прислал…

- Прислал?

Папа снова кивает. Смотрит задумчиво на ноутбук.

- Ты ему не нужен, это очевидно – раз он так легко тебя отдал. Отправил к нам подсадную утку, Олю. Смотри, как красиво получается: она устраивает здесь концерт, мы заняты вами, а он под шумок делает всё, что нужно. Берёт того из нас, кто ему нужен.

Да, я тоже об этом думал.

- Почему сразу с нужного не начать?

- Вот и я думаю, - хмыкает папа. - Тох, мы проверили вашего математика. Мы за ним наблюдаем, конечно, но он чист. И у него железное алиби. Было ещё несколько смертей. В общем, это вряд ли он. Тебя отравили тетродотоксином, этот яд легко подбросить где угодно. Хуже всего, что его даже с пищей принимать не надо, можно просто коснуться серого порошка, легко с пылью спутать.

Ого… Магия, блин.

- Пап, нам теперь ходить в костюмах химзащиты? – шучу я.

- Да тебе-то уже зачем! Уже доходился. Мне бы понять, на кого из нас он нацелился… Да, теперь Ира под домашним арестом. Или везде бери её с собой и смотри, чтобы она носила перчатки и ничего в рот не тянула. И на выезде вас будут «пасти». Уж извини, Тох, так нужно.

Я пожимаю плечами. Да понимаю, чего уж там…

- А за матерью я сам прослежу, - бросает папа.

Я усмехаюсь.

- А как же её поездка к дедушке во Францию?

- Перенесена.

- Дедушка в шоке, а?

Папа нервно смеётся.

- Ещё как! Я слов-то таких по-французски не знаю, какими он меня вчера обругал. Да, и не говори ему, что умирал. Сам знаешь, больное сердце – если старик откинется, мать меня живьём съест.

Я улыбаюсь.

- Да ладно, пап, дед Антуан у нас мировой.

- Это для тебя он мировой, ты его наследник. А я тот медведь, который похитил его розу и увёз в страшную тундру… Тох, что ещё? Ты явно что-то хочешь мне сказать. Давай.

Я сжимаю пальцы.

- Ты правда думаешь, что это не зая… В смысле, не Олег Николаевич? Тогда понятно было бы, почему он к Оле меня привязал – она его любимица.

Папа качает головой.

- Может, я и не имел с этой чертовщиной дел раньше, но информаторов по ней мы нашли. Так вот, Тох, в вуду мысленно не колдуют. А ваш учитель всё время был на виду, когда всё это случилось. И ни на какое кладбище не выезжал, а ему ещё как минимум тебя выкапывать бы пришлось. Я понимаю, ты его не любишь… Да, не смотри так, я видел твои оценки по математике. Но к вуду он не имеет отношения.

- Он же чёрный! – вырывается у меня.

Папа смотрит удивлённо:

- А мой сын расист?

Я пристыженно качаю головой.

- Нет, просто… Ладно…

- Тох, мы за ним следим.

- Ладно. Пап, я тут ещё хотел спросить… Когда я снова умру…

- Ты не умрёшь! – перебивает папа. – Даже не думай!

- Ладно. В общем, если… ну… Что будет с Олей?

Папа молча смотрит на меня. Мол, а то ты не знаешь!

- Оставьте её здесь, - прошу я. – Ладно? Это же несправедливо, что с ней так все обходятся. Она же умная девчонка, она этого не заслуживает.

Папа кивает. Он не говорит, что «мы не богадельня» и «всем не поможешь». Вместо этого он замечает:

- Я видел её оценки. Впечатляет. Если так пойдёт, девочка многого добьётся.

- Ага, если её сейчас не добьют, - вставляю я.

Папа кивает.

- Я думал предложить ей работу. Посмотрим, какой универ выберет, а там что-нибудь ей подберу. Я понял тебя, Антон, одну я её не оставлю.

Я облегчённо выдыхаю.

- Спасибо, пап.

Он усмехается.

- А она тебе правда нравится.

- Что? Нет! – смеюсь я. – Пап, это просто несправедливо, согласись.

- Соглашусь, - улыбается папа.

Я киваю. И резко перевожу разговор – потому что давно надо было.

- Пап, а Вика Алексеева… она тоже мертва? Тетродотоксин?

Он меняется в лице – я, наверное, никогда не видел его таким удивлённым.

- Откуда ты?..

- Приснилось, - небрежно бросаю я.

Папа внимательно смотрит на меня.

- А другие жертвы тебе не приснились?

Я быстро пересказываю ему последний сон. Папа только головой качает.

- Массовый гипноз какой-то…

Он не поверит в магию, даже если сунуть ему её под нос, думаю я. Да что там? Я же вот сижу, под носом. И всё равно он надеется, что я ещё оживу. Хотя легко, наверное, надеяться, я сейчас очень похож на живого.