Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни
— О, как ты самокритичен! Мало ли о чём я заявляю или заявлял, — ухмыльнулся я. — Хочу тебя обрадовать! Очень обнадёживающая новость ждёт тебя.
— И какой повод у меня появился для радости? — подозрительно спросил Аристарх.
— Сообщаю, что кое-какие намёки на определённый интеллект у тебя всё-таки имеются, — вздохнул я. — Признаю данный факт после тщательного анализа твоей личности. Не всё ещё потеряно безвозвратно в твоей жизни. Какого хрена я с тобою бы общался в ином случае? Крепись и держись! Поднимай силу духа! Развевай интеллект и всё будет хорошо. Почитай что-либо, ну, например мои романы. Почитай классику.
— А что?
— Рекомендую Антона Павловича, нашего, Чехова. «Палата номер шесть или семь», точно не помню. Именно данное произведение для нас обоих сегодня особо актуально.
— Зачем мне это?
— Ну, надо же хоть что-то прочитать за тысячу лет. Быть дебилом — это конечно очень легко и удобно, но рискни стать интеллектуалом.
— Спасибо, друг, за оценку моей личности!
— Не за что.
— Ну, ты и сволочь!
— Ладно, не обижайся, послушай лучше одно стихотворение, прошу, — я выпил рюмку водки и закусил её весьма неплохим шашлыком. — Мне, в связи с некоторыми обстоятельствами, сейчас многое позволено и простительно, даже то, что я действую подчас тебе на нервы.
— Хорошо. Понимаю. Валяй…
«Холодный дождь смывает сон стекла.
Скулит щенком бездомный ветер-странник.
Я жду тебя, счастливейший избранник
Чьё сердце ты так нежно рассекла.
В углах притихших дремлет полумрак.
Камин поленья ест неторопливо,
Огонь свечей трепещет суетливо,
Кряхтит устало вымокший чердак.
И, растворяясь в сонной тишине,
Я забываю все свои заботы,
Друзей, врагов и тяготы работы.
Я всё отдам за миг наедине.
Когда ты в дом войдёшь неторопливо,
И грусть мою развеешь молчаливо…».
— Неплохо, неплохо, — удивлённо буркнул Аристарх. — Очень неплохо. Чьи стихи?
— Неважно…
— Ну, неважно, значит неважно. Но стихи, несомненно, неплохие. Подозреваю, что принадлежат они твоему перу. Могу смело заверить тебя, что ты не графоман. Да, не ожидал от тебя такого. А ещё что-нибудь мне почитаешь?
— Ну, ты же, вроде бы, не любитель поэзии?
— Не любитель, но я её, заразу, всё-таки, люблю!
— Странное и довольно неожиданное заявление, — удивился я.
— Всё неожиданное странно, и наоборот.
— Согласен, друг мой, — тоскливо произнёс я. — Писательство — это так непредсказуемо и сложно. Боюсь тебя каким-либо своим очередным творением разочаровать. Нахожусь в сомнениях.
— Ну, этот постулат понятен даже мне. Сомнения и только они лежат в основе всего сущего!
— Это ясно, но всё-таки боюсь познать горечь разочарования. Суть во вкусах, а они такие разные и крайне индивидуальные. Ну, всем же давным-давно понятно, что спорить о вкусах — это самое глупое и никчёмное занятие на земле.
— Да…
— Ладно, прочитаю я тебе ещё одно моё творение, а потом подуем о жизни и о судьбе.
— Хорошо.
— Слушай.
— Внимательно слушаю.
«Я забыл, что есть на свете
Слава, почести и званья.
Утонул я в этом лете
И забыл про расставанья.
Я постиг величье неба.
Окунулся в звуки леса.
Целовал колосья хлеба,
И во снах летал без веса.
Понял я, что всё конечно,
Что любовь пройдёт незримо.
Звёзд костры горят не вечно
И душа неразделима…».
— Чёрт возьми! Всегда завидовал творческим натурам! — всплакнул Аристарх. — Я, увы, бездарен!
— Э, э, э… Не огорчайся так. Все мы в чём-то можем показать себя и даже преуспеть.
— Может быть, может быть…
— Давай вернёмся к истокам, к основам разговора, к нашей главной теме, — осторожно произнёс я.
— Ты о чём?
— А как звали твою несчастную, безумную, перебравшую алкоголя и в связи с этим безвременно погибшую жену, которая так бездарно, скоротечно и скорбно покончила жизнь самоубийством?
— Постановка вопроса мне нравится! Но, честно говоря, как её звали, самоубийцу, изменницу и конченную шлюху, почему-то не помню, — после пяти минутной паузы потрясённо произнёс Аристарх и удивлённо посмотрел на меня.
— Так… — напрягся я. — А как звали твоего лучшего друга, соратника и бывшего компаньона, с которым твоя жена переспала?
— Не помню, хоть убей, — надолго задумался, а потом весьма угрюмо и недоумённо произнёс Аристарх и заглотнул рюмку водки.
— Ты же в прошлый раз мне называл его имя, — удивлённо молвил я. — Оно очень редкое.
— Не помню, хоть убей! — так же удивлённо ответил Аристарх.
— Так, так… Ты, главное, не волнуйся. Сейчас мы всё выясним, осознаем и познаем. Спокойствие! Только спокойствие! Вот в чём заключается сокровенная суть человеческого бытия!
— Я совершенно спокоен, — Аристарх выпил ещё одну рюмку.
— Это хорошо…
— Да, странно. Очень странно. Почему я не могу вспомнить фамилию или имя моего бывшего друга, — Аристарх страшно напрягся, сначала покраснел, а потом вдруг побледнел, а потом снова покраснел.
— Спокойно!
— Очень странно! Ничего не пойму! Ничего не помню! Как глупо! Что происходит!? — на лбу у моего приятеля появилась весьма обильная испарина.
— Успокойся. Бывает. Всякое бывает, — я торопливо разлил по рюмкам довольно неплохую водку, извлечённую из холодильника, в которой главным достоинством являлся холод, ликвидирующий все её иные многочисленные недостатки.
— Очень странно!
— Ничего, ничего… Едем спокойно дальше.
— В какие края и куда?
— В те, в которых мы ещё не бывали.
— Согласен…
— Аристарх, скажи-ка мне…
— Что? Кто?! Ты это о ком?! Что за бред!?
— В смысле?
— Я не Аристарх! Что за глупое и абсолютно чужеродное имя?! — внезапно воскликнул бывший Аристарх и снова страшно напрягся, а потом очень сильно побледнел и почти окаменел.
— О, как!
— Именно так!
— А как тебя зовут в действительности? — осторожно спросил и в свою очередь напрягся я.
— Чёрт его знает…
— Ну, чёрт знает всё и обо всех, пока ему это позволяет Господь Бог! Так что не следует чертыхаться по малейшему поводу, ибо, чертыхаясь, мы тревожим самого Творца!
— Да, ты прав.
— Так, так, так… — выпил я ещё одну рюмку. — Аристархом, говоришь, тебя не зовут?
— Говорю. Я не он! Это точно! Нонсенс какой-то!
