Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария

Действительно. С другой стороны, я помню, что до сегодняшнего утра действительно избегал чужих прикосновений. Как будто знал…

Оля всё ещё торопливо извиняется. Её взгляд мечется от меня к Ире, потом падает на наши сжатые руки, и она отшатывается.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы снова не схватить её за руку – прикосновение было невыразимо приятным. Знаю, что это магия, но… это просто слишком хорошо. И собираюсь её успокоить, но не успеваю.

Ира взвизгивает: «Ведьма!» и бросается на Олю. Боже ты мой она так с младшей школы не делала!

Оля даже не сопротивляется, а Ирка дёргает её за волосы и кричит:

- Убью! Дрянь! Мерзавка! Ты всё подстроила! Ты заплатишь, заплатишь, за…

На этом я её оттаскиваю, старательно касаясь только ткани пижамы. Встряхиваю и требую:

- Немедленно прекрати.

Ирка замолкает, как выключенная. Зато заводится Оля. Птицеед во время, хм, девчачьей драки свалился с Ириного плеча и теперь вальяжно шествует по полу. Оля смотрит на него округлившимися глазами и тихонько попискивает. Пока тихонько, но я чувствую, как близка она к панике.

Девчонки!

Я наклоняюсь, подставляю пауку руку и ссаживаю его обратно на плечо Ире. Киваю на открытую дверь моей комнаты.

- Иди и жди меня там.

- Но!.. – Ира бросает на Олю свирепый взгляд.

- Иди.

И когда она уходит, я занимаюсь второй девчонкой – подаю руку, помогаю подняться. А потом (это ведь правильно) говорю:

- Извини мою сестру, она не подумала.

Оля ошеломлённо смотрит на меня, а Ира высовывается в коридор и шипит:

- Всё я подумала! Ещё как подумала! Ты у меня, дрянь, попляшешь!

Страсти-то какие…

- Скройся, - приказываю я.

- Но Антон, она же!..

- Я сказал: скройся.

Ира зыркает напоследок на Олю и действительно исчезает в комнате.

Оля дрожит, но, я чувствую, что пытается успокоиться.

- Она тебя больше не тронет, я прослежу, - говорю я, а сам думаю, в который уже раз защищаю девчонок от Ирки. С этим давно пора заканчивать, а кому-то – вставить мозги.

- Спасибо, - шепчет Оля и отпускает мою руку. – Я… - Она отступает к двери. – Я там буду.

Я не знаю, что ещё ей сказать, поэтому молча смотрю, как она скрывается в комнате. И чувствую, как её медленно отпускает страх.

Ладно, с ней я позже разберусь.

Ира сидит на моей кровати с ногами и наблюдает, как птицеед вышагивает по одеялу. Время от времени она всхлипывает и громко шмыгает носом.

- Ну что, мамзель в беде? – шучу я, закрывая дверь.

Ирка поднимает голову – глаза опять на мокром месте.

- То-о-ош, мне было та-а-ак плохо без тебя!

Так и хочется подвыть: «У-у-у!»

Вместо этого я подхожу к письменному столу, открываю потайной ящик и достаю вазочку с конфетами.

- Ты серьёзно думаешь, что сладкое сейчас поможет? – возмущается Ирка, всхлипывая. – Я тебе душу изливаю, а ты… Ой, это воздушный зефирчик? Давай сюда!

Ирка…

Минут пять спустя мы сидим на кровати вдвоём и едим зефир. Птицеед Миша тоже ест зефир. По крайней мере он на нём сидит.

- Тут всё без тебя словно остановилось, - тихо говорит Ира. – Я серьёзно, Тох. Ты же не умрёшь больше? Правда?

- Ага, никогда, - усмехаюсь я.

- Обещаешь?

Я молчу, и Ирка грустнеет. Тогда я подвигаю ей клубничную зефирку – можно сказать, от сердца отрываю.

Снова молчим. Ира то и дело тянется к моей ладони, но вовремя отдёргивает руку. Я делаю вид, что не замечаю.

Проходит минут пять, прежде чем я спрашиваю, кивая на стену, за которой сидит Оля.

- Что ты на неё так взъелась?

- Что? – ахает Ирка – А ты помнишь, как она с тобой обращалась?

- Помню. – Я подвигаю к Ире ещё клубничного зефира. Ирка строит рожицу и отпихивает его обратно. Я улыбаюсь. – Строго говоря, это был не совсем я. И она извинилась.

- Ах она извинилась! – фыркает сестра. – Да что ты! А ты знаешь, что мать уверена, что это она во всём виновата?

Я усмехаюсь.

- А ещё мать уверена, что она – это тётя Жаки. Ты серьёзно, Ир?

Сестра отвечает мне прямым взглядом.

- А я уже ничему не удивлюсь.

Я вздыхаю.

- Это не она. Я помню, как всё было, Ир. Её притащил зомби – настоящий зомби, не как я. Притащил без сознания, а она потом истерила, когда проснулась. Я не знаю, как, но её заставили, я это видел. И уж никакая она нам не тётя, у неё же всё, что она чувствует на лице написано.

- А откуда ты знаешь, что она чувствует? – скептично хмурит брови Ира.

- Теперь – знаю.

Ира вздыхает.

- Всё равно она – ничтожество.

- Ир…

- А ты её защищаешь, потому что тебя к ней приворожили. Очень удобно для неё, а?

Я качаю головой.

- Только гусениц ей больше подкладывать не надо, ладно? И Мишу.

- А то она прикажет тебе их убить? – огрызается сестра.

- А то мне будет больно, - объясняю я. – Ир, ты не понимаешь. Я чувствую всё то же, что и она. Если ей страшно – мне тоже. Ей больно – и мне. Так что пожалуйста, не вреди ей, ладно? Если не хочешь сделать больно мне, конечно.

- Естественно не хочу!

- Ну вот и договорились.

Сестра сидит, поджав губы, а когда я тянусь достать другую заначку – с пастилой – качает головой.

- Не надо, у нас там торт знаешь какой остался? Мать заказала на Новый год, чуть не с самой Франции привезли. Ты должен его попробовать.

Я улыбаюсь. Мать у нас главная сладкоежка.

- Ладно. Тогда, может, расскажешь, что там было без меня? Ну, в последние дни? Я помню, как меня хоронили. А как прошли поминки?

- Тох, ты серьёзно? – Ирка хлопает ресницами, глядя на меня. – Зачем?

- Да ладно, Ир, когда я ещё о своих поминках послушаю, - смеюсь я. – Давай, рассказывай. Обо мне говорили только хорошее, м-м-м? Давай, хвали меня.

Ира тоже невольно улыбается, ложится рядом и рассказывает. А я закрываю глаза, стараюсь дышать ровно, и казаться спокойным. Меня теперь бросает в другую крайность: я ведь снова умру. И снова будут похороны и поминки. Да, это правильно, я уже должен быть мёртв, но… Это как ждать казнь… неизвестно сколько. А родителям это за что? Ире?

Завыть от таких мыслей хочется очень сильно, но я улыбаюсь и поддакиваю, когда Ира принимается шутить. Она моей тоски видеть не должна. Она должна быть счастлива.

Позже я отправляю сестру вместе с птицеедом Мишей в её комнату.

- Ты же придёшь на завтрак? – улыбается Ира. – Я родителям пока ничего не скажу. Хочу видеть, как они обрадуются!

Что-то я уже сомневаюсь, что они обрадуются… Но я киваю, и довольная Ира уходит. На всякий случай я слежу, чтобы она не свернула в гостевую комнату, к Оле. Нужно будет с этими двумя что-то делать. Не знаю только, что.

Я привожу себя в порядок и переодеваюсь (стараясь не вспоминать, что недавно был беспомощен даже для этого). За стеной подозрительно тихо.

Потом проверяю сейф – он, конечно, пуст. Надо попросить папу хоть кредитку вернуть. Что он с подарками, интересно, сделал?

Напоследок я заставляю себя постучать дверь в гостевой. С этой трусихи станется заморить себя голодом.

Оля открывает, смотрит с опаской.

- Пойдём завтракать? – зову я.

Она опускает голову. Я буквально чувствую, что она думает: «Мне у вас и так не рады».

Но вслух Оля говорит совсем другое:

- А м-можно я з-здесь п-позавтракаю?

Она заикается, когда ей страшно, осеняет меня. И от понимания, что она настолько боится – ради бога, её же здесь никто, кроме Иры, не укусил! – и так беспомощна, я больше не хочу ёрничать про «как хочешь, но твоим официантом я не буду». Я просто киваю и говорю:

- Ладно, позову Адель, она накроет.

Оля выдавливает спасибо и, когда я отступаю, с облегчением закрывает дверь. Наверняка если бы можно было, она бы с удовольствием со мной вообще не разговаривала. Как и я с ней, но не-а, не получится.

С ней тоже надо что-то делать, но фиг знает, что.

Реакция родителей предсказуема. Папа, конечно, искренне рад.