Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
– Я встретил Магдалин.
– Вот как?
И всё. Ноль реакции. Мне даже обидно за неё стало.
– Красивая девушка.
– Да, красивая, – так же равнодушно констатировал он, как хвалил бы стол, дерево, собаку…
– Она беспокоится о тебе.
Недоумённый излом бровей. Вопросительный взгляд.
– Она рассказала, что случилось с неким Крестителем.
При упоминании этого имени по лицу Равви пробежала тень.
– Это был Человек. – Сказал он дрогнувшим голосом, отозвавшимся неожиданной болью. – Он был моим другом и Учителем. Таких больше нет. Мне его не хватает…
– Прости. – Сказал я, снова ощутив неловкость, словно в происшедшем была и моя вина.
– Не волнуйся. – Уже обычным тоном проговорил Равви. – Участь Крестителя мне не грозит. Можешь успокоить Магдалин.
И посмотрел так, что я почувствовал себя круглым дураком, пересказывающим бабьи сплетни.
Я отлез к костру, предложил помощь.
Тем временем Матвей, свирепо дувший в огонь, сумел разжечь пламя, и оно с прожорливостью голодного набросилось на хворост.
– Чем будем питаться? – поинтересовался я. – Жареной саранчой?
Пётр рассмеялся. Нормальный парень, прикольный, с лёгким характером. И умника не корчит. Он мне нравился больше всех в нашей компании… В нашей? Я невольно вздрогнул. Впервые я подумал об этих людях не как о случайных попутчиках. «Наши…» В этом слове заключался гораздо больший, глубинный смысл, что-то общее, близкое, схожее. Ты никогда не скажешь «наш» о том, что тебе чуждо, безразлично или враждебно.
От этого внезапного откровения я смешался и притих.
– Не знаю, – отозвался он, кивая в сторону пары больших плетёных корзин, – там что-то должно быть. Фаддей, глянь!
Фаддей, находившийся ближе всех, к вожделенным корзинам, поднял крышку, и его смазливое лицо вытянулось, отчего утратило эту самую смазливость.
– Там ничего нет.
– Не может быть, – заупрямился Пётр. – Там должна быть рыба, я чувствую её запах.
– Подойди и посмотри, – обиделся красавчик. – Бывшему рыбаку везде рыба чудится. Даже на деревьях. В коробе нет ни чешуйки.
– Может, там что-то и было, но пока мы тусовались в храме, её кто-то сожрал. – Предположил я. – Наверное, стая голодных кошек. У кого-нибудь есть сачок?
– Зачем?
– Пойду, наловлю кузнечиков к ужину. Кому сколько?
Неожиданно это вызвало общее веселье.
– Кажется, без тебя нам было скучно, – подал голос Равви.
– И голодно, – парировал я. – Святым духом сыт не будешь.
– О чём вы говорите? – искренне удивился Равви. – Еды предостаточно. Полные корзины.
– Они пусты как мой карман.
– Не может быть, – недовольно покачал головой Равви. – Пётр, посмотри. Быть может, твои глаза острее.
Петр открыл крышку, многозначительно посмотрел на нас и с трудом перевернул корзину. Блестя тусклой, как тысячи крохотных сплавленных воедино монеток, чешуёй, обречённо шевеля жабрами, зевая на солнечный свет, посыпались на землю тяжёлые рыбины.
Я подскочил, рванулся к корзине, да так и застыл с выпученными глазами и глупо раззявленным ртом.
– Она же была пустая… – неуверенно промямлил Фаддей.
– Это чудо! – Воскликнул Матвей.
Равви недовольно покачал головой.
– Это такая мелочь, что, будь у вас чуть больше желания и веры, вы легко бы совершили это сами. Учу вас учу, а без толку. Посмотрите вокруг. Вот, хотя бы на тех птиц: не сеют, не жнут, нет у них ни хранилищ, ни житниц, ни денег, а сыты… Говорю вам: не беспокойтесь о завтра: завтрашний день сам позаботится о себе.
Равви обвёл присутствующих сердитым усталым взглядом. Потупившись, они понуро опустили головы. Я посмотрел в сторону. И впрямь – большая серо-чёрная ворона, наглая и жирная, ничем не отличающаяся от московских собратьев, шастала по жухлой траве, воровато косясь на наш чудесный улов круглым жёлтым глазом.
Я подумал, что, наверное, его отнюдь не преклонный возраст мешает людям воспринимать то, что он говорит. Будь он убелённым сединами и испещрённым морщинами старцем, возможно, всё было бы проще. Нелегко человеку, отмерившему большую часть жизни, даже в чём-то разуверившемуся, безоговорочно принять философию рыжеволосого парня в стоптанных сандалетах, с неизъяснимой печалью на дне синих глаз, чересчур ярких и пронзительных. Улучив момент, я, как всегда некстати, спросил, сколько ему лет. Он посмотрел удивлённо, но ответил:
– Тридцать три. А что?
Я отчего-то смешался, и он со странной улыбкой отвернулся.
– Помоги. – Сказал тем временем Матвей Петру, и оба принялись возиться с рыбой на костре. Ворона подобралась ещё ближе и принялась деловито прохаживаться по песку, делая вид, что нимало нами не интересуется.
– Винишка бы, – подсказал я. – Гулять, так гулять.
Равви стрельнул в меня многозначительным взглядом, покачал головой.
– Виноват, – покаялся я. – Искуплю примерным трудом на благо прогрессивного человечества.
– Тогда вперёд, – встрял Матвей и, добродушно похлопав по спине своей лапищей, кивнул подбородком в сторону костра, около которого громоздилась в траве вялая рыба.
– Чё делать-то? – тоскливо полюбопытствовал я, глядя на тлеющие угли.
– Жарить, – лаконично пояснил он, не вдаваясь в подробности.
– Здесь рыбы – обожраться. – Проворчал я. – Куда жарить такую прорву?
– Мы найдём, с кем ею поделиться, – ответствовал Равви. – Вечером придут люди.
– Пусть люди и жарят…
Равви сказал, чтобы я не ворчал, а занялся делом.
– Давай, помогу. – Предложил Петр.
– Сам справлюсь. Не маленький.
Я напряг память, восстанавливая опыт школьных походов. Присел на корточки и с усердием дунул в костёр. А набежавший невесть откуда ветер не меньшим с усердием дунул навстречу, залепил мне глаза, нос и рот удушливым дымом, чешуйками золы. Под общий гогот от должности главного кострового меня отстранили. Под шумок знакомая ворона, до сих пор топтавшаяся в стороне, неожиданно пикировала на гору сырой рыбы и, схватив одну стальным клювом, полетела прочь, медленно и тяжело, как грузовой самолёт.
– Тоже Божья тварь, – удержавшись от ругательств, вымолвил ей вслед Иоанн.
– По-моему, это – банальное воровство, – возмутился я. – Прямое нарушение одной из заповедей. Учитель, ты, кажется, предлагал нам следовать их примеру?
Равви ответил, что рад, если хотя бы в таком ключе я вспоминаю заповеди. И я снова не понял, сердят его мои замечания или забавляют.
Когда всё было готово, я взял свою пайку, отполз подальше от честной компании, привалился к поросшему мягким пухом молодой травы склону, принялся задумчиво жевать, периодически отгоняя назойливых мух. Умных мыслей было мало, в основном дребедень. Прокручивал события утра, и их казалось столько, что хватило бы на месяц моей нормальной жизни. Меня не оставляло странное чувство, что всё это уже было, что я это видел, но не могу вспомнить где. Отбросив мистику, я попытался взглянуть в глаза реальности, какой бы она ни оказалась. И, подобно незабвенному Робинзону Крузо, подвести итоги в плюсах и минусах.
