Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
Солнце стояло прямо над головой и пекло немилосердно. Пока мы добрались до лагеря, моё одеяние высохло и стало колом. Петр, завидев нас, радостно заорал во всё горло:
– Слава Богу! А мы боялись, что вас схватили!
– Не дождётесь, – объявил я. – Славно потусовались. Пить, ради Бога!
Отзывчивый Петр протянул фляжку с водой, я жадно присосался.
– Довольно, – жёстко сказал Равви. – Отныне никаких потасовок. Мы не шайка какая-нибудь.
Я даже воду пролил. От человека с запекшейся на нижней губе кровью, в пыльном хитоне с разодранным рукавом слышать это было забавно.
– Я был не прав, – добавил он, перехватив мой взгляд, – вспыльчивость не доводит до добра. Ярость не должна быть аргументом. Нужно убеждать словом и делом.
Спорить я не стал, хоть и не особенно верил в силу слов. Заметил только, что с удовольствием принял бы душ и, если не переоделся, хотя бы постирал имеющийся прикид.
Остальные подхватили мой почин и изъявили желание пойти искупаться в реке.
В реке? Ну да, конечно. Всё равно денег на прачечную у меня нет, и вряд ли будут. И это тоже было частью игры, которую вёл со мной некто невидимый, могущественный и не лишённый своеобразного чувства юмора. Тщательно маскируя иронию, я поинтересовался, не положен ли хотя бы маленький кусочек мыла, на что Равви мне в тон предложил обойтись чистым речным песочком.
– Спасибо, – хмыкнул я.
– На здоровье, – ответил он в тон, не без ехидства, и мимоходом коснулся кончиком указательного пальца моей челюсти, безошибочно угадав расположение источника саднящей боли.
– Ступай.
Но я как раз застыл статуей в лучах заката, ощутив, на месте острого недавнего обломка целенький зуб. Я медленно раскрыл рот, осторожно нерешительно пощупал зуб пальцем, сперва одним, затем всеми по очереди, правой руки и левой. Это было уже слишком.
– Слушай, – пристал я к Равви, – как ты это делаешь? Я имею право знать, в конце концов, я тоже с вами!
– Ты всё видишь, – невозмутимо отозвался он.
– По-твоему, всё так просто? – Я даже рассердился.
Он посмотрел очень внимательно и ответил:
– Придёт время – поймёшь.
И отвернулся, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Не очень-то вежливо. Не по-товарищески.
С левого бока зашёл Фома. Смущённо посопел.
– Ты, это… извини… Ну, за сегодняшнее…
– Чего там! Я уж забыл. Давай пять.
Моя ладонь утонула в его волосатой лапище.
– Здорово дерёшься. Где научился?
– В армии.
– Я тоже служил, – поведал он. – Но потом мне всё это надоело. Мой дед воевал, отец, братья ушли к зелотам… Ну, это такое тайное общество, готовящее восстания против Рима. А я не пошёл. Видел я эти восстания. Император пригнал несколько отменно вооружённых легионов. А у нас – жалкая кучка вчерашних торговцев и землепашцев. Всех потопили в крови. Кто уцелел – бежали в горы, и теперь скрываются. Только хуже стало. Налоги подняли, нагнали войск так, что не продохнуть… С детства только и слышал о том, что кругом враги, и всегда надо быть готовым драться, что наша страна очень маленькая, и, когда мы выбьем римлян, если вообще выбьем, придёт кто-нибудь ещё, например, арабы… И так мне всё это надоело! Ну, как можно жить с постоянной мыслью о войне?
– Понимаю.
– Правда? – неожиданно обрадовался он. – А знаешь, я сперва тебя за шпиона принял. Ты уж прости.
Я охотно простил. Я вообще незлопамятный.
– А твоя страна с кем-нибудь воюет? – не унимался Фома.
Видно, военная тема глубоко в нём застряла. И окружающий мир он продолжал воспринимать через эту призму. Я же, напротив, как человек мирный и от военно-политических интриг далёкий (в армии, Бог миловал, оттрубил на Севере и кроме как с дурными «дедами» и сибирскими морозами сражаться не приходилось, правда, «деды» попались на редкость сволочные), принялся было объяснять российско-чеченскую проблему. Но запутался, кто кого и зачем, и из моих слов, заявил Фома, получилось даже, что мы там, в Чечне что-то вроде здешних римлян в Иудее. Я сказал, что тот всё неверно понял, стал рассказывать по новой, запутался вконец, плюнул, и мы сообща пришли к неутешительному выводу, что гармонии и свободы в мире пока не существует, но и насилием ничего не добьёшься. Только хуже станет. На том и порешили. Тем более что впереди уже поджидала нас, искрилась, блестя солнечной чешуёй, извилистая лента реки.
Зрелище не для слабонервных: дюжина здоровых мужиков полощется в воде как стадо гигантских енотов. К моему стыду, со стиркой все управлялись так, словно всю этим и жизнь занимались. Барахло на камень, раз – два, переворачивали на другую сторону, ещё пара движений – и готово. Все, кроме меня. Я вовсю старался копировать засевшего рядом со мной Петра, но, увы. Вода была холодной, проклятый песок проскальзывал сквозь пальцы. Не выдержав, я было чертыхнулся, но, вспомнив запрет Равви, поменял «чёрт возьми» на «твою мать». Не знаю, что понял Петр, но тут же громко заржал. Оказалось, что не только я наблюдал за ним, но и наоборот. Я буркнул, что не вижу ничего смешного, и брызнул в него водой. Он – в ответ. Дурной пример заразителен, к нам подключились остальные, и, спустя несколько минут, еноты превратились в расшалившихся великовозрастных школяров, выпущенных на речку и на миг оставшихся без присмотра. Надо сказать, такая волна безудержного беззаботного веселья не захлёстывала меня так давно, что я и забыл, как это бывало… Полуденный зной. Гуденье жирных мух. Мальчишки, побросавшие на берегу одёжку, визжа от восторга, прыгают в говорливую речку…
– Эй! – прервал нестройный поток моих воспоминаний Петр. – Твоя одёжа!
А моя одёжа, воспользовавшись невниманием хозяина, улизнула прочь и, подхваченная бойким течением, маячила уже достаточно далеко. Я припустил следом, догнал, схватил, но поскользнулся и плюхнулся в реку. Поднялся, отплёвываясь, и уже вознамерился пообщаться с непоседой по-русски, но тут услыхал за спиной журчащий с волнующими переливами смех. Обернулся и увидел Магдалин. Она держала корзину со свежевыстиранным бельём.
– Привет, – сконфуженно произнёс я.
– Здравствуй. – Заметив моё замешательство, она постаралась скрыть веселье, но улыбка струилась из её чёрных глаз, на ярком солнце отливавших тёмным золотом. – Извини. Наверно, дома у тебя жена стирает?
– Я не женат, – сказал я, но, заметив строгое движение бровей, мол, вдали от дома все холостые, поспешил добавить:
– У меня есть девушка. Представляешь, она очень похожа на тебя. Ну, просто сестра-близнец.
– Неужели? – Магдалин скептически приподняла брови.
Клянусь! – с жаром выпалил я. Глупо, но в глазах этой женщины мне менее всего хотелось выглядеть курортным ловеласом.
