Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
А стража уже торопилась, прокладывая дорогу дубинками и тумаками. Их было много. Гораздо больше, чем показалось вначале. Их красные плащи заполонили площадь. Какая-то тётка дико взвизгнула мне в ухо. Толпа дрогнула, развалилась на несколько частей, ломанулась в разные стороны. Равви и его спутники остались где-то сбоку. Я попытался пробиться к ним, но тщетно: человеческий водоворот сметал всё на своём пути.
Неожиданно к топоту и выкрикам добавился новый звук: громкий отчётливый стук, словно заклацали одновременно десятки камней. Звук приближался, нарастал и вскоре обрёл вполне понятные очертания. На площадь с разных сторон наперерез бегущим вылетели конники. Толпа смешалась. Раздались дикие вскрики, ржание и свист, каковой издаёт рассекающая воздух плеть. Бравые всадники охаживали мечущихся людей сверху палками, копьями и плетьми. Вдруг прямо надо мной взметнулись копыта, в лицо прянула конская морда с диким фиолетовым глазом и клочьями пены на взмыленных губах. Я сжался, инстинктивно выбросил вверх руки, прикрывая голову. В ту же минуту сверху раздалась брань, свистнула плеть, обожгла правое плечо. Я шарахнулся в сторону. Бегущая передо мной женщина обернулась, дико взвизгнула и упала с рассечённым лбом. Я нагнулся к ней. Она не шевелилась. У меня снова появилось ощущение жуткой нереальности происходящего. Я поднялся, на ватных ногах прошёл по опустевшей улочке, прислонился к стене. И тут меня вытошнило, прямо вывернуло наизнанку. Я побрёл вперёд, не узнавая местности, вдоль серых стен с узкими прорезями бойниц-окон. Неожиданно из одного окна какая-то идиотка выплеснула ведро вонючей воды, окатив меня с головы до ног. Потом пригляделась и крикнула:
– Смотри, куда идёшь!
– У, дура! – прорычал я в ответ, но от воды, даже грязной, стало легче. Даже котелок начал работать, переваривая происшедшее.
Мы ввалились в храм, заварили бучу, нарвались на неприятности с законом… Наверное, не стоило так делать. Но, с другой стороны, этот Равви говорил неглупые вещи… Почему было не выслушать его, не поспорить цивилизованно? И уж совсем ни к чему было разгонять безоружных людей дубинками и давить лошадьми. И ещё: я сам видел, как тот слепой дед… И вчерашний хромой мальчишка тоже… Настоящее чудо! Но чудес не бывает… А кто сказал? Не помню. Бабушка всегда говорила, что бывают… И даже рассказывала что-то… Давно… Сначала я верил, потому что был маленьким, потом перестал верить, потому что чуда не свершилось ни разу, даже тогда, когда я желал того больше всего на свете… Я сказал, чудес не бывает. Значит, я ошибся… Просто их не хватает на всех…
В этот момент я услышал, как кто-то выкрикивает моё имя. Встрепенулся, оторвавшись от созерцания каменной мостовой и на другом конце улицы увидел Матвея и Луку, таких же потрёпанных запыхавшихся. Я бросился к ним, как к родным. Никогда не думал, что так обрадуюсь случайным знакомым.
– У тебя кровь, – обеспокоился Лука, повертев мою руку.
– Это не моя.
Я рассказал о случившемся. Спросил, где Равви и остальные ребята. Матвей сказал, что всё в порядке, всем удалось скрыться.
– Да, – сказал я, – Равви здорово разозлил того старикана. Попить ничего нет?
Матвей извинительно развёл руками и отрицательно качнул головой.
– Ладно, пошли.
Хотелось сесть где-нибудь в холодке, а лучше – лечь и смотреть, не думая ни о чём, в прозрачно-синее небо… Но всё-таки я должен был понять, во что ввязался.
– Давно ты знаешь Равви? – спросил я.
– Всю мою новую жизнь.
– А кем был в старой?
Он немного замялся.
– Сборщиком налогов.
– Ну? Престижная профессия.
– Что ты! – сморщился он. – Хуже не придумаешь. Все волками смотрели. Будто к себе в карман кладу. Я-то понимал, что у многих только на поддержание штанов и хватает, а что мог сделать? Я же был на службе. А сколько проклятий посылали! – Он шумно вздохнул и помрачнел, будто ему вновь предстояло заняться нелюбимым делом. – Слава Богу, это осталось позади. В другой жизни… – Матвей улыбнулся, обветренное лицо его размягчилось. – А кем ты был?
– Торговцем.
– Нравилось?
– Не знаю. Никогда не задумывался. На жизнь хватало, и ладно. Если честно, мне было по фигу, где работать. За деньгами не гнался. Жил, как жилось, ни о чём не думая…
– Тебе только так казалось. – Сказал он с неожиданной убеждённостью. – Иначе тебя бы с нами не было. Верно, Лука?
Тот молча кивнул. Немногословным он был, этот Лука. Сосредоточенным. Словно нёс ведро полное воды, и боялся расплескать. И только я это подумал, как он неожиданно прорезался:
– Я был врачом. Люди шли ко мне в любое время дня или ночи, я никогда не отказывал, даже если им нечем было платить. Я делал всё, что мог. Но иногда всё оказывалось напрасным. Знаешь, к смерти невозможно привыкнуть. Особенно, если умирают дети. Тогда чувствуешь такое отчаяние от ощущения собственного ничтожества… Это невозможно передать словами… Я даже семьи не имел: не хотел. Думал: вдруг с ними случиться что-нибудь, а я окажусь бессилен… Я мечтал найти новое средство от горячки, перепробовал всё, что знал, однажды мне даже кое-что удалось… Но потом ко мне принесли маленькую девочку, очень запущенную… Она умерла на моих руках. Отец сказал, что так угодно Богу, а я оплакивал её, словно она была моей дочерью… А потом услышал о философе и великом лекаре, который ходит по городам, проповедует, исцеляет и даже воскрешает из мёртвых…
– Ну, это присочинили, – усомнился я.
– Ей Богу, – серьёзно возразил Матвей.
– А ты видел?
– Видел, – абсолютно серьёзно подтвердил Матвей. И принялся рассказывать о каком-то мужике, который умер и даже пролежал три дня, а потом пришёл Равви и покойника оживил.
В это я при всём уважении к собеседникам поверить отказался. Вылечить – ладно, куда ни шло. Но насчёт оживших мертвецов – не надо. Летаргия, наверное, была у парня, только и всего. Или врач с бодуна напутал.
– Он умер, – снова встрял Лука. – Я там был. Меня позвали, я констатировал смерть. А за те три дня уже началось разложение…
Здесь я выключился из разговора, потому что перед моими глазами снова вдруг проявилась отчётливая картина: женщина с рассечённым лбом. И следом другая, столько лет заставлявшая умолкать, бессильно скрежеща зубами: россыпь цветов на дымящемся асфальте… «Время плакать и время смеяться.»
Тьфу, довольно…
Я мотнул головой и снова услышал монотонный голос Луки, рассказывавшего окончание страшной истории. Я заявил, что если в ближайшее время я не глотну воды, то у Равви появится возможность попрактиковаться на очередном трупе. Лука недовольно пожевал губами и замолчал. Обиделся.
Солнце стояло прямо над головой и пекло немилосердно. Пока мы добрались до лагеря, моё одеяние высохло и стало колом. Петр, завидев нас, радостно заорал во всё горло:
