Мици Сцерето Валентайн - Дни и ночи «Элизиума»
Обзор книги Мици Сцерето Валентайн - Дни и ночи «Элизиума»
Валентайн Мицци Сцерето
Дни и ночи «Элизиума»
Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера. Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.
«Санаторий «Элизиум»… рай для женщин!» — гласила броская реклама на обложке «Дамского общества», дорогого глянцевого журнала, появлявшегося лишь на стойках элитных магазинов крупнейших городов мира. Сведущие почитали его за персональную библию, а иначе как еще могла красивая и состоятельная женщина узнать о последних тенденциях популярной культуры, моды, диетологии и индустрии развлечений?
Спустя несколько недель другие периодические издания, рассчитанные на подобную аудиторию, подхватили эстафету, всячески превознося достоинства санатория, сулившие женщинам с достатком отдохновение от напряженного и изматывающего ритма жизни. Однако если бы кто-нибудь потрудился расшифровать подтекст, сразу бы стало ясно, что реклама санатория «Элизиум» адресована, собственно, одной категории женщин: молодым красоткам, часто обделенным вниманием богатых пожилых мужей. Хотя реклама не содержала прямых на то указаний, элементарная логика подсказывала, что фраза «необычайно высокий спрос на наши услуги» имела целью отсеять нежелательную публику, оставив только самые сливки молодого женского общества, которым к тому же хватало догадливости приложить к письму чек на кругленькую сумму — в американских долларах, разумеется.
С неизменной регулярностью каждый месяц небольшой штат санатория с нетерпением ожидал прибытия собственного самолета санатория с новой группой избранных гостей. Поскольку заведение располагалось на крохотном клочке земли в Средиземном море, попасть туда можно было лишь на самолете, либо тайком причалив к острову на лодке — что случалось крайне редко. Ближайший центр цивилизации, небольшая греческая деревушка Аристос на самом крупном острове архипелага, находился довольно далеко, и шкиперы предпочитали лавировать среди других островков, держась ближе к родной гавани. Так что ничто не нарушало покоя гостей на уединенном острове.
Именно благодаря своей изолированности остров привлек внимание одного джентльмена, который выкупил землю у пожилого грека-археолога, тем самым обеспечив последнему безбедную старость. Легенды о древних сокровищах оказались вымыслом, но чудаковатого иностранца манили иные богатства, не относящиеся к разряду материальных ценностей. Однажды ему было видение — видение, которому был обязан появлением на свет санаторий «Элизиум» и которое позволило его владельцу осуществить самую заветную свою мечту.
Доктор Эмиль Бронски, мужчина в расцвете лет, был человек сомнительного происхождения, который, как и люди, нанятые им на службу, обладал тщательно культивируемым европейским акцентом и лощеной внешностью. Помимо прочих своих обязанностей, доктор полностью заведовал отбором пациенток. Просматривая толстые кипы писем, именно он решал, кто из желающих получит официальное приглашение на свой запрос, выбирая только самых красивых и самых богатых кандидаток. Самолично руководя ежедневным медицинским осмотром пациенток, доктор Бронски желал лицезреть только тех, кто обладал безупречными физическими данными. Разумеется, деньги также были важным фактором. Однако у доктора были свои стандарты…
…стандарты, соответствовать которым было чрезвычайно трудно. Как и многие люди, доктор Бронски имел собственное пристрастие — пристрастие, которое неотступно преследовало его всю сознательную жизнь. Он был готов признать, что по сравнению с мужчинами его круга вкусы его могли показаться весьма странными. Тем не менее это давало ему основание считать себя чем-то вроде первооткрывателя, и он всем сердцем сочувствовал беднягам, которым недоставало ни воображения, ни проницательности, чтобы по достоинству оценить утонченную красоту иных вещей.
Если точнее, доктор питал неискоренимую слабость к клиторам или, фигурально выражаясь, к женским «лепесткам страсти» — однако далеко не ко всем, а только к самым крупным, которые были видны, даже если женщина сидела, скрестив ноги, — сочные пухлые бугорки плоти, гордо реявшие, словно победный стяг, — подобно клитору, украшавшему гениталии его бывшей жены Доротеи. Иногда доктора удручала мысль, что ему суждено провести остаток своих дней в тщетных поисках другой спутницы жизни, однако, к великому утешению, сам процесс доставлял ему несказанное наслаждение.
К сожалению, доктору Бронски не всегда удавалось определить размер женского клитора по фотографии и выписке с банковского счета, прилагавшимся к запросу, поэтому он часто воздерживался от ежедневного осмотра тех дам, которые не вполне соответствовали его стандартам. Конечно, он не мог сразу отправить их собирать чемоданы. С какой стати отказывать человеку, который жаждал выложить несколько тысяч долларов всего за несколько недель пребывания в пансионате на пустынном острове? Ошибки случались, и нужно было извлечь из этого хоть какую-то выгоду. Зато когда ожидания доктора оправдывались, он погружался в работу с головой, назначая по несколько осмотров в день и доводя до изнеможения и себя, и пациентку.
День изо дня наблюдая порочные наклонности мужа, Доротея неоднократно обвиняла его в психической ненормальности, из-за чего в итоге и сбежала из его роскошного особняка в окрестностях Цюриха. Однако Бронски не придавал особого значения ее словам. Он был профессионалом, практиком, искушенным в искусстве медицины, и мнение женщины, чей круг интересов сводился к дорогим мехам, драгоценностям и смазливым юнцам, не имело для него ровно никакого авторитета. Напротив, доктор Бронски, истинный ценитель пикантного женского органа, не находил в этом ничего постыдного.
Теперь, вновь познав прелести холостяцкой жизни, доктор обрел полную свободу действий. И первым делом принялся воплощать в жизнь проект будущего санатория. По мере строительства курорта претерпел реконструкцию и его дом на острове. Это была огромная белая вилла, мало чем отличавшаяся от других богатых резиденций, усеивавших пустынные холмы греческих островов. Снаружи, впрочем, ничего не изменилось, поскольку доктора Бронски больше заботил интерьер, чем фасад жилища. В конце концов, это был его первый настоящий дом — дом, который он мог обустроить по своему вкусу. Он спустил целое состояние на самых талантливых фотографов альтернативного направления, заказав весьма специфичные художественные работы, которые должны были стать завершающим элементом декора. Доктор хорошо понимал, что эти проходимцы бессовестно обирают его, но это его не беспокоило. Главное, в итоге он получил то, что хотел.
День, когда на остров привезли большие деревянные ящики, ознаменовал начало новой жизни доктора Бронски. Фотохудожники могли по праву гордиться собой. Доктор считал, что, заплати он в пятьдесят раз больше, оно того стоило. Один вид катера, швартовавшегося у маленького причала, вызвал у него эрекцию. А когда ящики занесли в дом и он, оставшись один, распаковал их содержимое, семя брызнуло из него, как струя воды из шланга, намочив ширинку белых льняных брюк.
Огромные фотографии гипертрофированных клиторов закрепили на картоне и, вставив в простые стальные рамы, развесили по стенам. Снимки, качественные, четкие, до мелочей передавали натуральные цвета и оттенки, напряженные и трепещущие, как сами сочные, молодые клиторы в разных стадиях возбуждения. Казалось, можно было даже ощутить их запах, настолько реалистичны были эти портреты. Доктор Бронски не решился спросить, кто были эти женщины и каким образом удалось найти и сфотографировать такое количество натурщиц. Ему было достаточно знать, что его не обманули, ибо каждый клитор уникален — и по форме, и по оттенку, и по своему обрамлению.
Так что вскоре стены дома доктора украсились изображениями боготворимого фетиша. Однако Бронски по-своему продолжал хранить верность жене, поставив на тумбочке у кровати цветную фотографию 8x10 в красивой рамке — самолично сделанный снимок ее клитора, и еще одну такую же, поменьше, носил в бумажнике, вместе с лицензией на врачебную деятельность. Доротея была этого достойна, ибо в своей жизни доктор Бронски не встречал другой женщины со столь же массивным органом. Он не переставал любоваться им и до сих пор. Его коробила мысль, что кто-то другой теперь наслаждался тем, чем по законному праву супруга должен был наслаждаться он сам. И если бы не санаторий «Элизиум», он, наверное, провел бы остаток жизни в психиатрической клинике — настолько неотступно преследовали его картины, как красивые молодые самцы ласкают пальцами и языком сочное великолепие Доротеи.
