Ужасно-прекрасные лица (ЛП) - Чень Линда

Глава 15. Наши дни

На следующее утро я просыпаюсь от звука будильника.

Несмотря на лихорадочный ночной сон, я просыпаюсь в ту же секунду, как открываю глаза, и переворачиваюсь, чтобы посмотреть на ту сторону комнаты, где Кэнди.

Она там, по-прежнему спит, зарывшись поглубже в одеяла. Я откидываю простыни в сторону и крадусь по полу к её кровати. Мы не разговаривали после того, как вернулись в номер прошлой ночью. Просто пришли и легли спать в удушающем молчании. Кажется, я большую часть ночи смотрела в потолок. По-настоящему я поспала, наверное, всего 2 часа.

— Кэнди, — я осторожно трясу её за плечи. — Просыпайся.

Она вздрагивает и оборачивается на звук моего голоса.

— Мне нужно с тобой поговорить, — говорю я.

Кэнди проводит рукой по растрёпанным волосам и зевает.

— Чего тебе? — бормочет она.

Спросонья защитная колючая проволока, обёрнутая вокруг неё, за ночь распустилась. Что-то внутри сжимается в ноющий комок.

— Прошлой ночью, когда я выходила из комнаты… Я увидела её.

— Кого?

Я делаю глубокий вдох, затем позволяю её имени слететь губ впервые после похорон:

— Кажется, это была Мина.

При этих словах Кэнди садится, полностью проснувшись. Она смотрит на меня, ожидая, что я продолжу. Я не могу прочитать её эмоции; её лицо непроницаемо, ни широко раскрытых глаз, ни отвисшей челюсти, и от этого я чувствую себя настолько глупо, что в конце концов отказываюсь от своих слов.

— Возможно, кто-то пытался напугать меня. Я не знаю. Мы заблудились в здании и увидели кое-что странное. Ты знала, что под первым этажом есть подвальный этаж?

— Солнышко, — Кэнди снова переходит на свой умиротворяющий тон, каким она обычно разговаривает со мной, когда я выхожу из себя. — Пребывание в такой обстановке, вероятно, вызывает множество негативных эмоций и воспоминаний, — её рука, словно лёгкий ветерок, опускается мне на плечо. — Наверное, тебе следует подумать о возвращении домой.

Её слова — словно ведро ледяной воды, выплеснутое мне в лицо. Я отталкиваю её руку, в груди поднимается жар.

— Почему ты так стараешься избавиться от меня? Ты действительно так сильно хочешь, чтобы я тут всё зафейлила?

— Разве я это говорила?

— Тогда что ты хочешь сказать? Что, по-твоему, я сама виновата в том, что происходит? Что я должна просто исчезнуть в безвестности навсегда?

В глазах Кэнди вспыхивает холодная ярость:

— Назови хоть один случай, когда я не заступилась за тебя.

Я отворачиваюсь от неё, избегая жгучей правды в её взгляде. Она права. Кэнди объединяла нас, делилась своими тайнами, своей силой, защищала меня, мстила за меня.

— Разве такое возможно... — я запинаюсь на вопросе, не совсем понимая, о чём спрашиваю. — Есть ли вообще какой-нибудь шанс, что Мина ещё может быть...

— Конечно, нет, — говорит Кэнди, вскакивая с кровати и протискиваясь мимо меня к комоду. Её тень перемещается между нами, темнеет у её ног. — Мины больше нет.

Юджиния уже не такая стервозная во время утренних групповых репетиций. Она по-прежнему немногословна и нетерпелива, раздавая указания, но большая часть её разочарования явно направлена на саму себя.

— Похоже, низкий балл наконец-то выбил её из того седла, на котором она приехала, — подмигивает мне Алексис.

— Ей, наверное, не хочется, отсюда вылететь, — добавляет Ханна с лёгкой улыбкой злорадства.

Я ни словом не обмолвилась Алексис и Ханне о прошлой ночи. Я обещала, что не сдам Юджинию, а обещания важны для меня, даже если это означает дать преимущество соперницам. Пока. Мой взгляд скользит по репетиционному залу туда, где Юджиния возится с акустической системой. Она демонстративно избегает зрительного контакта. Я думаю, мы просто притворимся, что прошлой ночью не бегали с криками по коридорам. Это нормально. Уклонение — это моё. В этом мне нет равных.

— Давайте снова начнём с первого припева! — Юджиния оборачивается, крича на нас, как зазывала на карнавале.

Я не знаю, почему она сейчас так взволнована. После двух бессонных ночей подряд я хочу лишь лечь на то самое место, где стою, и вздремнуть. Но её работа — это именно та всепоглощающая самоотдача, которая нужна в шоу-бизнесе. Если не собираешься выжимать свою душу досуха, то прямо у тебя за спиной стоит тысяча, миллион девушек, готовых подойти и столкнуть тебя со сцены. Юджиния выкладывается на полную, все выкладываются, и, несмотря на досрочную победу, мои старые враги: неуверенность, тревога и чувство вины — поднимают свои уродливые головы.

У меня действительно есть то, что нужно? Или вчерашний день был просто случайностью? После того, как я с позором скрывалась от глаз общественности и всего мира в течение двух лет, могу ли я действительно просто снова надеть боксёрские перчатки и выйти на ринг с этими девушками, которые полны таланта и жажды, борются изо всех сил за осуществление своей мечты? Мечты, которую мне поднесли на блюдечке, а я в итоге всё растратила и уничтожила голыми руками?

— 5 — 6 — 7 — 8! — считает Юджиния.

Гремит музыка, и переутомлённый мозг отключается, тело переходит в режим автопилота. Усталость и боль исчезают: ни боли, ни спазмов. Песня заряжает меня энергией, эта вибрирующая басовая партия обвивает суставы, как мышечная память, с лёгкостью перенося меня через каждую связку. Я помню все движения. Я не совершаю ошибок. Сомнения рассеиваются, и внезапно я чувствую себя такой удивительно сильной, готовой произвести впечатление на судей и заслужить себе место в финале. Я закрываю глаза; я уже чувствую жар прожекторов, как расширяется грудь, когда толпа выкрикивает моё имя.

После занятия я направляюсь к шкафчикам, чтобы забрать вещи перед обедом. Когда я открываю дверцу шкафа и лезу внутрь, пальцы натыкаются на несколько разрозненных листов бумаги, разбросанных по моей сумке. Я вытаскиваю их.

Лицо Мины размазано по десяткам печатных страниц. Всё это распечатки новостных статей. Статьи о Мине.

Руки сводит судорогой. Бумаги просачиваются сквозь пальцы и рассыпаются по полу. Холодная паника угрожает охватить организм, но потом внезапный прилив ярости смывает страх.

Кто-то пытается меня запугать.

Я захлопываю дверцу шкафчика, наклоняюсь и собираю выпавшие бумаги, крепко сжимая их в кулаке. Я поворачиваюсь и несусь мимо тренировочных комнат по коридору, окликая того, кого ищу.

— Юджиния!

Юджиния оборачивается на звук своего имени, но замолкает при виде меня.

Я подхожу прямо к ней:

— Нам нужно поговорить.

— Зачем? — её взгляд скользит по оживлённому атриуму.

Несколько любопытных голов поворачиваются к нам. Рука вырывается, и я хватаю Юджинию за запястье, тащу её по боковому коридору рядом с кафетерием, где никого нет.

— Какого хрена тебе нужно? — рявкает Юджиния, как только мы остаёмся одни, вырывая у меня руку.

Я сую ей распечатки.

— Что это? — она сердито смотрит на меня, но берёт смятые листки.

— Это ты мне скажи.

Юджиния сначала просматривает их с раздражением и безразличием, а потом понимание постепенно отражается на её лице. У неё перехватывает горло, она сглатывает.

— Кто-то положил это в мой шкафчик, — говорю я.

Выражение лица Юджинии становится всё более встревоженным по мере того, как её взгляд скользит по жирным заголовкам. Затем она резко суёт мне все распечатки обратно, как будто ей не терпится избавиться от них:

— Ну, это сделала не я!

— И у тебя нет предположений, кто бы это мог быть?

— Нафиг мне это нужно? — огрызается она.

— Потому что именно ты подняла моё прошлое в первый же день. И мы были вместе прошлой ночью, когда тот призрак из "Проклятья" пытался задавить нас. С юридической точки зрения, всё это называется "чертовски подозрительным".