Джон и Дэйв и Храм Кс'аль'наа''тхутхутху (ЛП) - Вонг Дэвид
– Не только они.
– Он опасен?
– Это очень непростой вопрос. Джон, сходи на кухню, там под раковиной долен быть пузырёк спирта.
Джон вышел из гостиной. Эми предложила проводить дальнейшие махинации на кухне, чтобы она могла воспользоваться ванной. Её рука, лицо, волосы и футболка были в крови Молли.
Она была очень напугана, но всё же не настолько, насколько испугался бы я на её месте. Но опять же, Эми Салливан прошла через многие ужасы жизни, начиная с автокатастрофы, забравшей её родителей и руку, и заканчивая смертью брата несколько лет назад. Но она всё равно находила силы просыпаться каждое утро и с готовностью идти навстречу новому дню – раз за разом, и почти всегда с улыбкой на лице. Такова была Эми. Она весила всего сто пять фунтов, забавно фыркала, когда смеялась, и смотрела Мулен Руж шестьдесят пять раз – но внутри она была твёрдой, как железо.
Мы вышли из ванной и встретили Джона – но не с пузырьком спирта, а с картиной в деревянной рамке. Это было чёрно-лиловое изображение Иисуса, которое он снял со стены второй спальни. Это говнохудожество было единственным вкладом Эми в обустройство дома.
– Вот, – сказал Джон и принялся тереть картину о палец Фальконера. – Это Иисус.
– Хорошо, хорошо, – ответил Фальконер, уже теряя терпение. – Отойди. Для такого пока ещё рано. Лучше расскажи, что делает эта чёрная хрень.
– Скажу так, – ответил я, – До тех пор, пока эта фигня не попала в нас с Джоном, мы были абсолютно нормальными людьми.
Фальконер просверлил меня взглядом – видимо, снова включил свой внутренний детектор. Он следил за моими глазами.
Вошла Эми – она переоделась в джинсы и свою любимую рубашку на пуговицах. Я обнял её за талию. Джон вышел в ванную, и вскоре послышался звук набираемой воды.
Я заглянул к нему.
– Ты что делаешь?
– Это для головы. Хочу утопить жукотварь, чтобы не покусала кого-то ещё.
– Откуда ты знаешь, что она не может дышать под водой?
– Вот сейчас и узнаем. Если вода не поможет, используем огонь.
Джон вышел. Фальконер продолжил:
– Нет, подожди. Вот как всё будет. Я возьму голову и отнесу знающим людям, пусть посмотрят. Мы исследуем её под микроскопом, в инфрасвете, ультразвуке, да хоть под сраным радаром, не важно. И увидим, что там в глотке у Фрэнки.
– Да пожалуйста, – ответил Джон из спальни. – Но только после того, как я её утоплю.
Джон подошёл к дверному проёму, держа в руках голову. Фальконер повернулся к нему, глянул вниз и застыл.
– С-с-срань господня! – он смотрел округлившимися глазами.
– Теперь видишь, да? – спросил я.
Он не ответил. Да и не нужно было.
Джон подошёл к Фальконеру, взял его за плечо и затолкал в ванную. Фальконер провёл рукой по волосам; его взгляд застыл.
Я продолжил:
– По-моему, за этим они и пришли – чтобы кусать людей. Они кусают и заражают нас, а потом – БАЦ! – и ты в их мире. Я видел, как люди пускали себе пулю в висок или выдавливали глаза, иногда и то и другое, – всё после того, как эта дрянь попадала им в кровь. Кто знает – может, ты уже заражён и стал одним из них. Но те, кто выжил – они начинают видеть. Вот чем, по-моему, занимаются эти твари. Распространяют знание, так сказать.
Воды в ванной набралось уже на шесть дюймов. Джон опустил туда голову – жукотварь во рту сразу же заметалась из стороны в сторону, жвалы замелькали между зубов Фрэнки. Подошла Эми, обхватив себе плечи, будто замёрзла. Я снова обнял её, и мы стояли возле ванной и наблюдали. Тварь перестала метаться. Вода успокоилась.
Эми заплакала и проговорила:
– Я хочу похоронить Молли.
– Похороним.
– Да, остальное – потом. Она этого заслуживает. Она была хорошей собакой.
– Знаю. Обязательно похороним.
Сзади подошёл Фальконер.
– Так что, вас с Джоном покусали? Так? Вас покусали, и с этого всё началось?
– Нет, – ответил я. – Джон познакомился с одним парнем, у которого была эта чёрная дрянь, он хранил её в небольших пузырьках. Толкал, как наркотик. Мы приняли его – и начали видеть, и видим до сих пор.
– Эми тоже видит, теперь, – сказал Джон. – Она никогда не принимала эту дрянь, но, эм, – он замолчал и бросил на меня неловкий взгляд. – Наверное, ей передалось от Дэйва.
Эми закатила глаза.
– Парень, который толкал эту дрянь, где он её взял?
– Без понятия.
– А где он сейчас?
– Мёртв. Взорвался.
Я повернулся к Фальконеру:
– Добро пожаловать в клуб.
Он поднял руку.
– Ладно. Тварь у него во рту – да, признаю, что она есть. Признаю, потому что вижу и чувствую её на ощупь. И не надо лыбиться, дескать, я дурак и не поверил вашим россказням раньше; и не ждите, что я начну верить вам на слово впредь. Я признаю, что этот жук – животное из нашей вселенной, пока ещё не описанное наукой; и это только на основании моих собственных наблюдений, не более того. И да, допустим, он умеет как-то быть невидимым и влиять на поведение человека. Об этом мне говорят наблюдения за Фрэнки. На данный момент я располагаю такой информацией и могу сделать из неё такие выводы. Больше я ничего не знаю, и всему, что вы говорите, поверю только когда увижу это своими глазами. Это называется «критическое мышление», мистер Вонг.
– Как скажешь, – ответил я. – А ты признаёшь, что тварь может откладывать яйца? Или, как некоторые насекомые, откладывает их в тело хозяина, чтобы вылупившиеся детёныши не голодали?
– Этого я не знаю. В любом случае я хочу найти труп Фрэнки.
– Тогда, детектив, у меня хорошие новости. Думаю, я знаю, где он.
– Мне стоит знать, откуда ты знаешь?
Я пожал плечами.
– Какой-то мужик пришёл ко мне во сне и рассказал.
– Кто? – спросил Джон.
– Человек в чёрном. По-моему, это тот же чувак, что был на камерах в больнице, – я посмотрел на Фальконера. – Мы видели это в новостях.
– Ладно. Славно. Поедем, куда ты скажешь, и либо найдём его, либо нет. И не важно, откуда ты это узнал.
– Отлично.
– Так где он?
– Сейчас расскажу. Но сначала похороним мою собаку.
Эми завернула Молли в простыню, и мы с Джоном отнесли её на улицу за сарай. У меня была только одна лопата, так что Фальконер, понаблюдав несколько минут, как я неуклюже тыкаюсь в землю, отобрал её и молодцевато выкопал довольно приличную яму, умело срезая корни деревьев в земле. Мы положили Молли в землю, и Джон вызвался прочитать траурную речь.
– Перед нами лежит Молли. Она была хорошей собакой. И когда я говорю «хорошая собака», я имею в виду совсем не то, что говорят о собаках, которые не срут на пол и не кусают детей. Нет, я говорю о собаке, которая спасла Эми жизнь. По моим грубым подсчётам, Молли с полдюжины раз спасала жизнь кому-нибудь из нас. Много ли собак могут сказать такое? Чёрт возьми, да много ли людей такое скажут? Однажды, когда Дэйв оказался в горящем доме, Молли села за руль его машины и протаранила стену, чтобы его вызволить. Вы понимаете, насколько нелегко ей это далось.
И вот, Молли умерла; умерла так, как умирает всё хорошее: быстро, жестоко и без видимой причины. Говорят, даже если нам кажется, что Господу абсолютно насрать, что происходит на Земле – это лишь иллюзия, и на самом деле Он проявляет о нас заботу, и всё, что происходит в жизни – часть Его великого плана: создать у нас впечатление, что Ему насрать. Вот только на кой хер Ему это понадобилось, ума не приложу. Наверное, Господь просто захотел, чтобы Молли была рядом с Ним, и, пожалуй, я не могу его винить.
Так что вот, Господь. Полагаю, ты получил обратно свою собаку. Мы предаём Молли собачьему раю, который, если подумать, должен быть гораздо приятнее обычного рая. Аминь.
Мы с Эми произнесли «Аминь»; я заметил, что она снова заплакала, и понял, что не в силах ей помочь. Она уткнулась лицом в мою грудь, а я лишь поглаживал её спутанные рыжие волосы.
Фальконер достал пистолет, вынул магазин и проверил через специальные отверстия, сколько осталось пуль.