Борис Терехов - Переводчик «Переводчика»
Дачный поселок спал глубоким крепким сном.
Мы шли, тесно прижавшись, друг к другу. Чтобы не угодить в придорожную канаву, я светил под ноги карманным фонариком. Нам было страшно. Казалось, что повсюду нас подстерегает незримая смертельная опасность.
— Прости, Ирина, что я втянул тебя в эту историю, — извинился я, преодолевая очередную кочку на пути.
— Что ты, Валентин? Напротив, я тебе за это благодарна. Я давно уже никуда не втягивалась, — с дрожью в голосе ответила она. — Скучно жить без приключений.
— Зато теперь приключений у нас с избытком.
— И все они наши, — заключила Ирина и, помедлив, спросила: — Твой Наум точно приедет?
— Точно.
— Он нам поможет?
— Кто ж его знает.
Мы достигли конца поселка и, гремя цепью, открыли тяжелые металлические ворота, преграждавшие въезд на его территорию. Сели на скамейку у фонарного столба, под пышным кустом боярышника, и приготовились ждать. Со стороны, без сомнения, мы походили на загулявшую влюбленную парочку. То-то будет, о чем завтра посудачить нашим местным дамам — наверняка в данный момент какая-нибудь из них мучилась от бессонницы. Благодатной пищи для полета фантазии появилось предостаточно. И сейчас был наилучший момент, чтобы, на радость сплетницам, крепко и страстно обнять Ирину.
Скамейка подо мной возмущенно скрипнула, напомнив о недавно погибшей Диане. С ее смертью для меня завершилась целая эпоха в моей жизни.
«Эх, Диана. Моя бедная Диана», — прошептал я. И поймал себя на мысли, что жаль мне было не столько ее, сколько собственную любовь к этой женщине. Ведь нельзя испытывать к покойнице те же чувства, что и к живому человеку. К счастью, я не некрофил. Но кого же мне тогда теперь любить? Как ни верти — некого. Что касается Ирины, то она была не в счет. Она всего лишь моя соседка — не более того.
На душе стало совсем уж неприятно и тоскливо.
Я, Ирина Труба и Наум Семеныч Гольц
Машину Наума мы заметили еще издали по метущемуся свету фар, нащупывающих в подлеске нашу проселочную дорогу. У него были самые обыкновенные «жигули» седьмой модели, невзрачного серого цвета. Хотя он и мог позволить себе приобрести автомобиль гораздо выше классом.
«Зачем вызывать зависть и раздражение окружающих?» — говорил он обычно на это с многозначительной усмешкой. В этом был весь Наум Семеныч Гольц.
Возле нашей скамейки он мягко затормозил, опустил стекло и высунулся наружу.
— Здорово, господа! Примчался, как и обещал. Невзирая, между прочим, на поздний час и пониженное атмосферное движение, — произнес он и вопросительно взглянул на мою спутницу.
— Здорово, товарищ Наум! — откликнулся я. — Рекомендую: это — Ирина, моя хорошая знакомая.
— Я — Наум. Польщен. Клянусь, Ирина, что приглашу вас в китайский ресторан. На салат из медуз. Завтра или послезавтра. Как получится. Отдохнем, развеемся.
— Спасибо, я буду ждать, — улыбнувшись, сказала она.
— Не верь ему, Ирина. Он тебя беспардонно обманывает, — вставил я.
— Не спорю. Но девушкам приятнее верить в романтическую ложь, чем в суровую правду. Знаю по опыту, — парировал Наум. — Так что там, Засолов, с тобой стряслось?
— Объясню позже. Сначала мне нужно тебе кое-что показать, — ответил я, устраиваясь около него на переднем сиденье. Ирина, без слов, заняла в машине место сзади.
— Как прикажешь, — проворчал он.
Все несколько сот метров, что отделяли мой дом от ворот в дачный поселок, мы хранили гробовое молчание. Но видно было, что дается оно Науму ценой немалых усилий.
Я же, напротив, расслабился — и смотрел, как горящие фары автомобиля выхватывают из темноты бани и туалеты, сараи и хозблоки. Поражаясь, как может ночь, размывая четкие очертания, наполнять такой значимостью и таинственностью столь банальные строения.
— Так что с тобой произошло? Выкладывай, Засолов, ради чего я сюда тащился, невзирая на поздний час? — спросил Наум, едва мы поднялись на мою веранду.
Предложив жестом следовать за собой, я провел его в комнату, где находилось два мертвых тела. От их вида Наум покачнулся и икнул.
— Боже мой, какой ужас! Третьяковская галерея. Васнецов «Утро Куликовской битвы», — пробормотал он. — Кто это?
— Супруги Штукка. Ты с ними не знаком, но я тебе много о них рассказывал.
— Как же, помню. Господи, что за несчастье!
— Вот именно, — согласился я.
Наум, с тяжелым вздохом, присел на корточки подле Артура и, отдернув простыню, пощупал пульс на его шее и приоткрыл веко. Затем потыкал зачем-то пальцем ему в грудь. Похожую процедуру он проделал и с Дианой.
— С твоими друзьями, Валентин, все кончено. Супруги Штукка приказали долго жить, — авторитетно заявил Наум. На авторитетность тона он имел законное право — его папа некогда был известным московским врачом-гинекологом.
— Я того же мнения.
— Хотя я и недоучился в медицинском институте, но, по-моему, у мадам Штукка существовали некоторые проблемы в области гинекологии. Однако проблемы — не страшные. Они были вполне излечимые, — заметил он.
— Как ты это определил?
— Есть некоторые профессиональные секреты. Впрочем, в данной ситуации все это уже не актуально. Как говорится, поздно пить «Боржоми».
— Более чем, — подтвердил я. — Но эти проблемы Дианы могли каким-то образом повлиять на ее поведение?
— Еще бы, разумеется. Весь род человеческий во многом зависит от проблем женской гинекологии, — процитировал, безусловно, Наум любимое папино изречение. — Извините, Ирина, за откровенность.
— Ничего, все правильно, — кивнула она. — Но я лучше оставлю вас одних. Пойду на веранду.
— Валентин, как это все случилось? И почему они оказались в твоем доме? — провожая Ирину взглядом, спросил он.
— Артур и Диана приехали ко мне отдохнуть. Хотели с приятностью провести время. Проводили-отдыхали, ну и учинили потом грандиозный скандал с мордобоем.
— Случается. Излишний отдых бывает людям вреден. Провоцирует на различные преступления. Но ты, конечно, тут совершенно не причем?
— К сожалению, не совсем так.
— А как?
— Я косвенно к этому причастен.
— Да, положение у тебя щекотливое. Весьма, — поморщившись, проговорил Наум. — Кто в курсе этих ваших событий?
— Мы с тобой и Ирина.
— Получается, что уже многие. Плохо. Но думаю, ты позвал меня не ради того, чтобы я полюбовался на твоих покойных друзей. Верно? Что конкретно тебе от меня нужно?
— В принципе, ничего такого обременительного — обычного товарищеского разговора, — сказал я. — И отнюдь не на медицинские темы.
