Борис Терехов - Переводчик «Переводчика»
— Собирался им позвонить. Но, понимаешь, в моем доме произошло два убийства. Я — единственный свидетель. На кого, прежде всего, падет подозрение? На меня. А тебе самой известны методы сотрудников наших доблестных внутренних органов. Они добьются признания в том, чего ввек не совершал. Поэтому сначала мне хотелось немного отойти от случившегося.
Ирина подумала, покусывая нижнюю губу, и опустилась на краешек стула, стоящего ближе других к выходу. Всем своим видом показывая, что при малейшей опасности готова была убежать из моего дома.
— Эти твои друзья Штукки — иностранцы? — выдержав паузу, поинтересовалась она.
— Это как поглядеть. У Артура с рождения фамилия — Штукатуренко. У нее — Сотникова.
— Они были богатые?
— Скорее, состоятельные.
— Не обманывай, Валентин. Они были богатые. Наглые и бесцеремонные. Бедные бы никогда не позволили себе учинить такие безобразия в чужом доме, — фыркнула Ирина.
— Не скажи. Бедные бывают тоже еще те голубчики.
— Но чаще ими бывают богатые. Они считают, что им все можно. Что им все дозволено, — заметила она. — А эта женщина?..
— Диана, — уточнил я.
— Да, Диана. Она была твоей любовницей?
Я деликатно промолчал. Разумеется, обстоятельства нашего разговора обязывали к большей откровенности, чем обычно. Но не до такой же степени. В конце концов, Ирина не работала следователем прокуратуры и, что важнее, не была моей женой. Поэтому я вполне мог не отвечать на ее бестактный вопрос.
— Извини, Валентин. Но это бы многое прояснило, — зардевшись, произнесла она.
— Ладно. Мне, Ирина, от людей скрывать нечего. Отвечаю, как на духу, — нет, не была, — негромко, но решительно заявил я.
— Честно?
— Честно. А вот ее мужа убил — я. Клянусь, что не специально. Я спустился на шум с мансарды и увидел, как он этой железкой колотит Диану по голове. Ну, зверь зверем. Хотел ее защитить, но не сумел. Я был как под наркозом. Перед глазами у меня все мельтешило, — перевел я дыхание. — Артур первый набросился на меня. Ничего другого не оставалось, как стукнуть его самого этой монтировкой. Но, видно, стукнул я слишком сильно. Попробуй, рассчитай все тут правильно.
— Однако стоило бы, — назидательно проговорила Ирина.
— Не вышло.
— А жаль. Я сразу догадалась, что ты, Валентин, причастен к этим убийствам. Как минимум, к одному.
— Разве?
— Все было написано на твоем лице. Прости, но я прекрасно успела его изучить.
— Что ж, Ирина, поздравляю. Но, видимо, я чересчур простодушен, — пробормотал я.
— Не всегда. Периодами.
— И сегодня именно такой период. Весь день со мной творится нечто совсем невероятное, — с горечью усмехнулся я. — Обещаю, что обязательно вызову милицию. Но давай перед этим я тебе кое о чем расскажу. Ты не возражаешь?
— Нисколько, Валентин. Буду только рада.
— Но предупреждаю — это не выдумка. Не игра моего воспаленного воображения.
— Надеюсь.
Пожалуй, одним из главных достоинств Ирины было здравомыслие. Поэтому я сомневался, что она сразу безоговорочно поверит в правдивость моей истории. Но мне требовалось хоть с кем-нибудь ею поделиться. Не мог я хранить все это лишь в себе.
И я подробно рассказал Ирине о событиях сегодняшнего дня. О том, как ко мне нежданно-негаданно приехала Диана, с лежавшим в багажнике автомобиля, по ее убеждению, трупом своего мужа. Как упросила меня где-нибудь его спрятать. О том, как он очнулся, пробрался в комнату к спящей Диане и забил ее насмерть монтировкой. Как после я сам нанес этой же монтировкой роковой удар в висок Артуру. И, конечно, о той мистической связи, что прослеживалась между переводимым мною рассказом и моей реальной жизнью.
Внимательно выслушав меня, Ирина некоторое время молчала. Но по тому, как сверкали ее глаза, напрашивался вывод, что мою соседку эта история увлекла и заинтриговала.
— Ну, что скажешь? — не вытерпев, спросил я.
— Звучит, действительно, не слишком правдоподобно, — слабо улыбнувшись, ответила она.
— А я о чем тебе говорил? Бред — абсолютный! Но, клянусь, я не солгал ни на грамм.
— Возможно, что и нет. Но в милиции ты в этом никого не убедишь. В органах тебя, Валентин, сочтут сумасшедшим, опасным для окружающих, и быстро упекут в психиатрическую лечебницу. Подальше от глаз здоровых людей.
— Погоди! — воскликнул я и стукнул кулаком по столу. — У меня есть доказательство! Неопровержимое! Это — мой перевод рассказа с английского языка!
— Не горячись. Твой перевод ровным счетом ничего не доказывает. Ведь тот якобы американский рассказ спокойно мог написать ты сам, — резонно возразила Ирина.
— Я бы просто физически не успел этого сделать. Машинописный текст рассказа вчера мне дал мой приятель. Он это подтвердит, — с жаром произнес я. — Черт, как же я раньше не додумался?! Кажется, я знаю, кто способен помочь прояснить ситуацию — Наум Гольц!
— О да! Судя по имени, я в этом ни чуть не сомневаюсь, — усмехнувшись, заметила Ирина. — Даже представляю его внешность — невысокий, полный и лысеющий.
— Приблизительно. Гольц не из породистых семитов. При всем желании красавцем его не назовешь. Но зато он умеет зарабатывать деньги, и помогает зарабатывать их мне.
— Тогда еще и пронырливый.
— Угу, очередной точный мазок к его портрету, — кивнул я. Потом достал из бокового кармана пиджака, висевшего на вешалке, мобильный телефон и набрал номер Наума. Вопреки моим ожиданиям, он не спал и почти мгновенно взял трубку.
— Засолов, ты?
— Он самый. — Я принялся было обрисовывать ему свое незавидное положение, но он быстро меня прервал.
— Валентин, я чувствовал, что скоро у тебя возникнет желание пообщаться со мной. Откладывать и тянуть резину нам ни к чему. Не школьники. Буду минут через сорок-пятьдесят. Только ты покарауль меня на краю своего дачного поселка. Иначе я у вас заблужусь, — бодро заявил Наум и отключил телефон.
Продолжать сидеть на веранде с мертвыми супругами Штукка в комнате по соседству мне не хотелось. Да и Ирине Трубниковой — тоже. И, затворив дверь дома, мы отправились встречать моего приятеля.
Ночь выдалась теплая, но с внезапными порывами свежего резкого ветра. По небу мчались мрачные слоистые облака, сквозь которые не пробивались ни луна, ни звезды. Низко над нами, в поисках добычи, проносились летучие мыши. В лесу, что стоял невдалеке грозной неприступной стеной, ухал филин. Ему монотонно вторила горластая ночная птица. В пожарном пруде, испускавшем гнилостные испарения, плескалась мелкая живность.
Дачный поселок спал глубоким крепким сном.
