Борис Терехов - Переводчик «Переводчика»
— Валентин, не сердись. Не стоит. Конечно, он поступил не очень красиво. Но у него не было иного выхода, — произнесла Ирина, поглаживая меня по руке.
— Вот девушка правильно меня поняла. Женское мышление куда более тонкое и гибкое, чем мужское. У красивых девушек — в особенности, — улыбнулся ей Наум. — Засолов, голубчик, я элементарным образом запаниковал. Струсил. Потом, мне не удается сомкнуть глаза уже третью ночь подряд.
— Сочувствую. Но я-то чем перед тобой провинился? Что, взял денег в долг — и год не возвращаю? Вовсе нет. Отдал бы этот рассказ для своей проверки кому-нибудь другому. Кто того более заслуживает.
— Извини, что я не отыскал никого другого. Просто никого другого не оказалось поблизости. Да и ты сам сегодня к кому в первую очередь обратился за помощью? Давай-ка вспомни, Засолов? Ко мне — Науму Гольцу. То-то и оно.
— Ладно, проехали, — буркнул я. Действительно, не имело смысла сейчас злиться на Наума. Что случилось, то случилось. Его не переделаешь, как, впрочем, и меня. Однако все же следовало треснуть разок Гольца по уху. Хотя бы в целях профилактики на будущее.
— Шут с тобой. Чего уж там, — сухо произнес я. — Теперь нам нужно уточнить некоторые детали. Ты говорил, что у тебя тоже все совпадает с рассказом?
— Ну, почти все. Не сходятся отдельные штрихи.
— В рассказе у Стоуна, если помнишь, была соседка Джейн. Миловидная молодая особа.
— Да, по-моему, хранительница местного музея, — ответил он и покосился на Ирину. — Это во вкусе современных американских авторов. У них обязательно провинциальная героиня — либо хранительница музея, либо библиотекарша, либо воспитательница детского сада.
— Я спрашивал не о профессии героини рассказа, — перебил я Наума. — А о том, есть ли у тебя такая соседка?
— Неужели я не понял, Засолов? Отлично я все понял. Разумеется, что есть. Примерно, как и твоя Ирина. Очаровательная разведенная женщина, владеет придорожным кафетерием.
— Занятие, бесспорно, прибыльнее, чем у Джейн.
— Во сто крат, — с усмешкой добавила Ирина.
— Правильно, — кивнул Наум. — Я же не из благотворительной организации. Зачем мне бедная бюджетница из краеведческого музея?
— С твоей соседкой — ясно, — кивнул я. — Заедем после как-нибудь перекусить в ее кафетерий. Но у тебя, Гольц, не все сходится с твоей работой. Ведь фирма Стоуна накрылась медным тазом, и он остался на мели.
— Нет, сходится. Ты просто не знаешь. Я больше не работаю главным редактором. У журнала были крупные неприятности с налоговой инспекцией, и мне пришлось уйти. Вышибли, короче, коленом под зад. По типу того, как и тебя с твоей фармацевтической фирмы. Сейчас я сижу дома и тоже занимаюсь переводами.
— Ты мне об этом не говорил.
— Люди делятся на две категории. Одни любят рассказывать о своих неудачах и невзгодах. Вторые — нет. Я отношусь ко второй категории.
— Принадлежи, ради бога, к кому угодно. Но меня ты бы мог поставить в известность. Меня же это касается напрямую, — с упреком произнес я. — Ты мой работодатель.
— Я учту, Засолов. Согласен с твоим замечанием. Чрезмерная скрытность иногда не приводит ни к чему хорошему. Но у каждого свои тараканы в голове. Вот ты постоянно твердишь, что вырос в семье обычных железнодорожников. Но так ли это? Твой отец был начальником станции, а мамаша заведовала центральными железнодорожными кассами. Стыдно сказать. Мой покойный родитель — царство ему небесное — уникальный специалист, кандидат наук, ходил к ней кланяться, чтоб раздобыть билетик на кавказские минеральные воды.
— У нее, к счастью, не было проблем с гинекологией, а то бы она сама ходила ему кланяться.
— Потом, Валентин, тебе нравится повторять, что ты жил на рабочей окраине города. Но почему-то ты не добавляешь, что жил в собственном частном доме, — усмехнулся он.
— Ну да, в частном. Но в деревянном и одноэтажном, — заметил я.
— Но по тем временам для Москвы это была великая редкость. На дворе же был социализм.
— Должность моих родителей и домик в Марьиной роще — детский лепет по сравнению с махинациями, которые проворачивала твоя семейка. Вроде той, как она сплавляла в Израиль старинные бриллианты в обмен на афганские дубленки.
— Какие еще бриллианты?! Какие еще дубленки?! — возмутился Наум. — Я говорил о том, что ты, Валентин, вечно придумываешь про себя всякие небылицы — и сам в них свято веришь.
— Что-то, мужчины, я перестала вас понимать, — вмешалась Ирина. — Ну, понесло людей. С чего это вы ударились в воспоминания? Ведь столько лет минуло. Или, полагаете, что ваши воспоминания сейчас вам чем-либо помогут?
— Да, милая девушка, простите. Мы несколько отвлеклись от темы, — сказал Гольц.
— Наверное, мы просто пытаемся разобраться в самих себе. Но это разговор долгий, — заметил я и обратился к Науму: — Ты слышал прежде об этом Блейне-младшем?
— Нет, никогда. Но у меня был тот же ход мыслей. Наш мистер Блейн — весьма загадочная личность. Любопытно, откуда он взялся? — в раздумье произнес он, взбалтывая в своей чашке остатки кофе. — Кстати, ты до какого места дочитал рассказ?
— До того, как к Стоуну приехала его бывшая жена с трупом убитого любовника в багажнике. И как после он сидит и ломает голову, как бы ему ловчее выпутаться из возникшей ситуации.
— И я, примерно, — сказал Наум. — Хотя нет, точно. Читать дальше я не осмелился.
— Может быть, не нужно, мужчины, — попросила Ирина, догадываясь, что мы собрались сделать. — Выпейте лучше виски — в бутылке еще много осталось. Я приготовлю для вас изумительный фруктовый салат. Поговорите там о политике, футболе и женщинах.
— Я не возражаю. Но позже, — сказал я.
— Позже, и с проясненным сознанием, — кивнул Наум. — Но только не о футболе. Чтобы не расстраиваться.
— Да бросьте вы свою затею. Зачем ворошить снова эту историю? Нам может не поздоровиться.
— Это самый скверный вариант. Однако нельзя все оставлять, как есть сейчас, — ответил я.
— Вероятно, нельзя, — согласилась Ирина. — Но как бы не было еще хуже. Я не уверена, что вы поступаете правильно. Я просто боюсь, Валентин.
Мы с Наумом чувствовали себя тоже не самым лучшим образом. Но, немного поколебавшись, все же решили, что необходимо узнать продолжение рассказа о Гарри Стоуне. И вдвоем с ним поднялись в мансарду. Чуть погодя, не выдержав одиночества, к нам присоединилась и Ирина.
— Предлагаю читать с прерванного мною места, — сказал я, усаживаясь удобнее на своем продавленном стуле.
— Само собой, давай с него. Не с начала же, — проговорил Наум, заняв место, справа от меня.
