Мария Перцева - Сказочка
Второго из королей звали Ярослав Храбрый. Всю свою короткую, но яркую жизнь он посвятил войне. Это был прирожденный стратег. За время своего правления ему удалось значительно расширить границы Приморья. Сделал он это без особого труда, ибо слух о нем как о великом полководце разнесся далеко за пределы Ордена. И королевства личной безопасности ради одно за другим сдавались без боя.
Третьего из королей прозвали Ярослав Хитрый. На его правление выпала трудная пора. Заслуга Ярослава Хитрого состояла в том, что в эпоху всеобщего волнения, повсеместных бунтов и переворотов он сумел сохранить то, что было накоплено предыдущими Ярославами. Та пора ознаменовала себя к тому же еще и дополнительным расширением владений. Сделано это было за счет менее удачливых соседей-королей.
Четвертый король носил имя Ярослав Милый. Это был классический мужик. За свою жизнь он умудрился сменить семь жен, каждая из которых принесла с собой в приданом по полкоролевства. Правда, после суда 1,5 королевства пришлось вернуть, зато остальные два по сию пору здравствуют под справедливым правлением нынешнего короля Ярослава Мудрого.
…Карета остановилась.
— Ваше высочество, приехали! — по-деревенски сообщили фрейлины. — Со счастливым возвращеньицем вас!
— А я здесь уже была? — удивилась Анфиса.
Подбежавшие лакеи отворили дверцы, и высокородная принцесса вышла из кареты. Перед ней возвышалось чудо архитектуры — королевский дворец.
У Анфисы перехватило дыхание. Дворец был построен в готическом стиле, но формы… Что могут выразить слова, если язык здесь бессилен! Замок был чем-то похож на громадную мрачную бабочку. Непонятно, как можно было воплотить в камне столь воздушное творение. Ввысь уходили пять огромных ажурных башен, придававших замку сходство с колоссальной резной короной тончайшей работы. Стены прорезали высоченные стрельчатые окна с многоцветными витражами. Причудливые статуи украшали фасад. А резные порталы были расписаны головоломным орнаментом.
Налюбовавшись, Анфиса закрыла рот и вслед за фрейлинами двинулась по устеленной ковром дорожке ко дворцу.
В саду вокруг замка оказалось совершенно безлюдно, и имей Анфиса королевского опыта чуть больше, она непременно бы спросила: «А где же барышни в кокошниках и хлеб с солью?»
Кругом не было ни души. И наследная принцесса имела прекрасную возможность без стеснения глазеть на стриженные под вазочки кусты, мраморные бассейны и прочие буржуинские излишества. Анфиса смотрела, как по бритым лужайкам бродят сытые павлины, и вспоминала родной зоопарк, где те же самые птички имели более пролетарский вид. В детстве Анфиса часто ходила с отцом в зоопарк, к вольеру с птицами. Там жили несколько павлинов. Но посетители думали, что только один — тот, который умудрился сберечь хоть что-то от своего хвоста. Про остальных павлинов непросвещенные родители обычно говорили детям: «Смотри, какая перепелка бежит!» А «единственный» павлин гордо возил за собой уцелевшее перо. И зря. Скоро в вольере стало на одну перепелку больше.
Аллея кончилась и сменилась гранитной балюстрадой с резными перилами. Преодолев ступени, Анфиса приблизилась к распахнутым настежь дверям, мысленно перерезала ленточку, присвистнула и гордо вошла в отчий дом.
Тут было не столь пустынно, как в саду: то здесь, то там мелькали лиловые камзолы слуг, а возле каждой из многочисленных двустворчатых дверей стояло по паре лакеев.
Анфиса огляделась. Изнутри дворец оказался не таким воздушным, но таким же мрачным. Даже изобилие зеркал не сглаживало этой мрачности, а, казалось, лишь усугубляло ее, отражая уходящие ввысь черные своды.
Лиловая ковровая дорожка уводила дальше, в безлюдную глубь, оставаясь единственным провожатым в этих громадных гулких залах.
«Траур тут у них, что ли?» — мелькнуло в голове у Анфисы.
Тем временем ватага щебечущих фрейлин, ошеломленная величием и мрачностью замка, притихла и с опаской посматривала по сторонам. Глядя на них, и самой Анфисе стало страшновато. Освещение было устроено так, что свет падал только на дорожку, оставляя в полной темноте боковые залы, о величине которых можно было догадываться лишь по слабому эху.
«И в таких потемках я, по рассказам этих фрейлин, провела свое детство? — удивленно думала Анфиса. — Бедная девочка. Интересно, в каком из углов я царапала тем самым пресловутым алмазным грифелем по легендарной золотой доске? Вот ведь тёлки напридумывают!»
Увлекшись своими мыслями, Анфиса оторвалась от фрейлин и ушла далеко вперед, как вдруг за спиной раздался душераздирающий визг. От неожиданности Анфиса вздрогнула. Все это напоминало театр, где зрители, сидя в темном зале, наблюдают за актерами на освещенной сцене.
Позади Анфиса увидела фрейлин. Те визжали, и что самое интересное — все разом. Затем вдруг одна сползла вдоль стены, а вслед за ней и остальные, словно костяшки домино, посыпались на пол.
«Обморок, — поняла Анфиса. — Черт возьми! Что за дурацкие времена, когда ради моды глупые барышни утягивают себя так, что ребра трещат! Немудрено, что после подобной процедуры они теряют сознание чуть не каждые десять минут!»
Ругаясь, Анфиса направилась к своим незадачливым служанкам. Проходя мимо очередной колонны, она услышала позвякивание. Резко обернувшись, принцесса увидела, что на нее смотрят два горящих глаза. На лбу у Анфисы выступил липкий пот.
Из-за колонны на нее медленно надвигалось черное мохнатое существо, что-то среднее между громадным пауком и молодой гориллой. Волоча по земле передние конечности, оно подползло почти вплотную, и Анфиса заметила, что на голове у него растет не мех, как по всему телу, а длинные кудрявые волосы. Из-за них не было видно морды, но по утробному урчанию Анфиса догадалась, что зверь скалится. Уняв дрожь, Анфиса осторожно протянула к нему руку и откинула со лба длинные кудри.
Это был человек.
Из-под густых черных волос выступило белоснежное лицо. У Анфисы подкосились ноги. Человек улыбался ей, оскалив в безобразной улыбке волчьи клыки. А по подбородку текла кровавая пена.
«Вампир! — мелькнула догадка, и Анфиса почувствовала, как прическа на голове от этой версии становится дыбом. — Черт! И на помощь в этом коровнике некого позвать. Ну, папенька, ну — удружил! В гости пригласил, называется!»
Существо тем временем совсем прижало ее к колонне и, подозрительно поведя носом, потянулось явно к Анфисиной шее.
— Эй! — не выдержала Анфиса. — На помощь! Безобразие! Развели тут кровососов, пройти негде!
Услышав крик, существо отреагировало довольно своеобразно. Нельзя сказать: то ли оно поняло, что кричала Анфиса, то ли догадалось обо всем по ее виду. Но оно огорчилось, если это можно так назвать. Безобразный радостный оскал медленно спал с его лица, и случилось чудо. Вместе с оскалом исчезло и звериное выражение. Существо превратилось в печального карлика с поросшим шерстью телом. Из-под высокого лба на Анфису глядели громадные, полные слез зеленые глаза с длинными пушистыми ресницами. И ничто больше не напоминало о прежней дикой радости. Лицо осталось безобразным, спору нет. Но оно стало человеческим! Если не считать двух острых клыков, покоящихся теперь на скорбно поджатой нижней губе. Взглянув повнимательней, Анфиса поняла, что же ее так ужаснуло.
Кровь у карлика на подбородке была его собственной. Каждый раз, когда он неосторожно закрывал рот, острые клыки вонзались в нижнюю губу и прокалывали кожу, пуская на подбородок ручейки крови.
Анфиса скользнула взглядом по мохнатому телу и увидела, как на шее у карлика что-то блеснуло. Наконец она поняла, где источник доносящегося непонятно откуда звяканья. На косматой шее урода красовался толстый золотой ошейник, усыпанный крупными рубинами. А по краям были припаяны крохотные бубенчики, мелодично позвякивавшие, когда карлик шевелился.
Внезапная догадка осенила Анфису:
— Шут?!
Лучше бы она этого не спрашивала. Услышав знакомое слово, карлик прямо-таки завертелся на месте. На лицо его вернулось знакомое зверское выражение. И с собачьей преданностью он начал кривляться и кувыркаться перед Анфисой. Сомнений не осталось: это был королевский шут.
Смахнув пот со лба, Анфиса опустилась на пол. Увидев, что она больше не сердится, шут перестал кувыркаться, подбежал и, радостно урча, улегся у ее ног. Теперь, свернувшись в клубок, он был похож на ньюфаундленда. Анфиса, не удержавшись, погладила рукой теплую блестящую шерсть. В ответ карлик заурчал еще громче и потерся щекой о ее руку.
Тут одна из фрейлин, все еще валявшихся на полу, застонала. Анфиса тотчас вспомнила, что еще не оказала своим белошвейкам должной помощи. Отпихнув карлика, она, шатаясь, побрела к фрейлинам. Похлопав одну-другую по щекам, она убедилась, что те в себя не приходят.
