Андрей Ходов - Игра на выживание
Проснулся утром бодрым и в хорошем настроении. Совершил утренний туалет, позавтракал и стал с нетерпением дожидаться, когда медики закончат возиться со своим пациентом. А дождавшись, прихватил планшетку и приступил.
— Утро доброе, Николай Иванович, как вы себя сегодня чувствуете?
Инженер сообщил, что хотел бы чувствовать себя лучше, но говорить он может без особых проблем. Тогда Сергей задал подготовленный вопрос о странностях с химическим оружием. Инженер понимающе хмыкнул.
— История темная. Говорили, что Гитлер, наглотавшись горчичного газа на Ипре, с предубеждением относился к химическому оружию. В том смысле, что считал, что применение на фронте всякой там отравы деморализует собственные войска не намного меньше, чем вражеские. И в наступление по зараженным территориям солдаты идут весьма неохотно. Мол, бравым немецким солдатам — это будет только мешать. Что же касается применения химического оружия по городам… Говорили, что союзники неофициально довели до сведения германского руководства, что в таком случае зальют всю Германию ядохимикатами. А бомбардировщиков у англичан и американцев хватало, как и больших запасов химического оружия. Но на всякий случай отметьте — немецкими химиками разработан новый класс боевых отравляющих веществ, так называемых нервно-паралитических. Названия: зарин, зоман, табун. Я в химии полный профан, и никаких сведений по их формулам дать не могу. Вроде бы что-то фосфорорганическое. Поражают, как ясно из названия, центральную нервную систему. Противогазы не слишком спасают, через кожные покровы эта химия тоже действует. Достаточно попадания небольшой капли на кожу, и ты не жилец на этом свете. Для защиты, помимо противогазов, нужны прорезиненные костюмы и обувь.
«Я бы этих немецких химиков…» — подумал Сергей. Но вслух спросил:
— А внешние признаки применения? Цвет облака газа? Запах?
Инженер задумался, а потом сообщил:
— Зарин — бесцветная жидкость без запаха. Зоман тоже бесцветен, со слабым ароматом не помню чего. Про табун не помню, забыл, уж очень давно эти занятия по гражданской обороне были. Что до признаков применения, то, как обычно — глухие разрывы бомб, мин и снарядов.
— А стойкость очага заражения на местности?
— Точно не помню, зависит от температуры и погоды. Для зарина летом от нескольких минут до нескольких часов, зимой от нескольких часов до нескольких дней.
— Понятно. Повторите мне названия еще раз, если можно, то в немецкой транскрипции, — попросил Сергей.
— В немецкой не могу, ни разу не видел, как они это пишут. А в русском варианте извольте: за-рин, зо-ман, та-бун.
Сергей сверил запись, все было верно. И поинтересовался на всякий случай:
— А позднее в этой области новинки появлялись?
— Ну, как без этого, разумеется, появлялись. Но всем так надоело возиться с хранением химического оружия, его последующим уничтожением или утилизацией, что придумали бинарные отравляющие вещества. В них содержится два компонента, сами по себе безвредные, но, смешавшись при применении, выделяют отравляющее вещество. Такое и производить безопаснее, и хранить и утилизировать просроченные боеприпасы.
Но вот конкретно сказать, что там в них за компоненты, не могу. Даже не забыл, просто и не знал никогда.
— Не знали, ну и ладно, — не слишком расстроился Сергей. Ему и самому химическое оружие не нравилось. Тут он с Гитлером готов был согласиться. Тем более что и этот важный вопрос в итоге удалось прояснить. Следовало переходить к еще более важному.
— Николай Иванович, а что вы можете рассказать о некоем ядерном оружии?
— Так и знал, что вы меня об этом спросите, — заметил инженер, — и даже специально пытался припомнить все, что знаю. И тут вам, хочу заметить, повезло. Я хоть и не специалист в ядерной физике, но историей и техническими подробностями этого дела специально интересовался, хоть и на любительском уровне. Я вообще человек любопытный, а покров секретности над ядерными зарядами здорово меня раззадоривал. Пока существовал СССР, удовлетворить любопытство такого рода было весьма проблематично и небезопасно. Но с началом перестройки все резко начали много болтать: в книгах, телепередачах, в Интернете. Кроме того, стали доступны и западные источники, там тоже болтали лишнего. Проблема в том, что я не могу гарантировать, что то, что я вам на этот счет сообщу, на самом деле не является намеренной дезинформацией. Ведь страны, уже имеющие ядерное оружие, были не слишком заинтересованы, чтобы кто-то еще получил к нему доступ. А лучший способ скрыть правду — это утопить ее в потоке лжи. С другой стороны, основное противодействие распространению этого оружия идет по линии возведения максимальных препятствий получению достаточного количества делящихся материалов. В том смысле, что получить необходимое для создания бомбы количество оружейного урана или плутония гораздо сложнее, чем сконструировать саму бомбу. А саму конструкцию зарядов, по крайней мере на цепной реакции деления ядер тяжелых элементов, похоже, уже особым секретом и не считают. Я понятно выражаюсь?
Сергей усмехнулся:
— Вполне. Рассказывайте, что вам известно, а уж специалисты потом попытаются в этом разобраться. Если можно, то выделяйте ту часть информации, которая лично вам кажется достоверной. И наоборот, соответственно. Начните с самого важного и срочного.
— С самого важного и срочного, говорите? — протянул инженер. — Я бы посоветовал первым делом попытаться притормозить соответствующие программы у противника.
— А у вас есть информация, кто и где в Германии работает над созданием такого оружия? — заинтересованно спросил Сергей. Ход мыслей инженера ему понравился.
— Хм, я вообще-то имел в виду американский ядерный проект. Но и немцев стоило бы слегка притормозить, только это сложнее. И не так нужно.
— Насколько я понял, с Америкой мы в этой войне были союзниками?
— Тут все по пословице. Избавь меня, боже, от таких друзей, а от врагов я сам избавлюсь. Эти так называемые союзники всю войну ревниво следили за тем, чтобы и мы и немцы максимально ослабли. А сразу после войны начали нам угрожать этим самым ядерным оружием. Что до немцев, то их атомный проект зашел в тупик, поскольку они выбрали неверное направление. А времени выйти из этого тупика мы им не дали. Надеюсь, что и в этом варианте истории не дадим. А вот американцы…
Сергей понимающе покивал.
— Так что с американцами?
— В США вот-вот, в смысле, в ближайшую пару месяцев будут получены научные результаты, которые сделают возможным запуск их атомного проекта. Не будет этих результатов, не будет и проекта. Ну, по крайней мере, он задержится на пару-тройку лет. Сейчас его будущие творцы просто ученые в университетских лабораториях, занимающиеся туманной наукой, не сулящей ничего особо важного. До них легко можно добраться. Но вскоре они перейдут в разряд «секретных атомных физиков», работающих над важнейшей государственной программой. Их будут охранять почище золотого запаса.
— Фамилии назвать можете?
— Записывайте. Энрико Ферми и Эмилио Сегре, они сейчас должны быть в металлургической лаборатории Чикагского университета. И еще группа в Беркли: Лоуренс и Сиборг. Плюс к тому Оппенгеймер, Сцилард и Теллер. Эти подключились позже, но фигуры ключевые. Оппенгеймер был научным руководителем проекта «Манхэттен», так был назван американский ядерный проект. А Теллера считают «отцом» водородной бомбы. Еще генерал Гровс, но он был администратором проекта. Этого добра в Штатах хватает, хорошего администратора они и другого найти смогут. А вот толковых ученых…
— То есть вы предлагаете их ликвидировать? — уточнил Сергей. — Я вас правильно понял?
— Именно это я и предлагаю. Желательно, правда, чтобы эту самую ликвидацию приписали немцам. Ставки в этой игре очень высоки. Речь идет о жизнях миллионов наших людей и самом существовании нашей страны. И времени у вас мало — не больше пары месяцев. Вот получат они плутоний на циклотроне в Беркли, исследуют его свойства… машина покатится.
— Кстати, а что это за плутоний? Ваши современники о нем уже говорили. Уран нам известен, а это что такое?
— Пока это просто пустая клеточка в таблице Менделеева с 94-м номером. Но вот-вот этот новый элемент будет получен, реальный металл, который и назовут плутонием. И одним из свойств этого металла будет возможность запуска в нем цепной реакции деления, что необходимо для создания атомной бомбы.
Сергей с усилием подавил желание на первой же станции бежать на телеграф и давать в Москву шифрованную телеграмму. Такой вариант на крайний случай был предусмотрен.
Доверять подобную информацию, пусть даже и шифрованную, телеграфу не стоило. Оставалось надеяться, что лишние сутки до Москвы…
