РОБЕРТ ХОЛДСТОК - Lavondyss_Rus
— Почему ты убил его? — спросила Таллис, и злое лицо юного шамана повернулось к ней.
— Я был должен, — ответил он, на этот раз без издевки. — Он это знал. Вот почему он вернулся. Но мне нужны было только его кости, вот почему я сохранил плоть.
Как если бы внезапно устыдившись своей жестокости, он повернулся к ней. — Можешь забрать его, если хочешь. Я намазал его маслом и смолой, и тело цело. Кости я тоже вернул на месте, мне они больше не нужны. Он был богатой едой.
— Нет. Благодарю, — прошептала Таллис, ее едва не вырвало. Она посмотрела через лес туда, где лежали тутханахи. — Остальных ты тоже убил?
— Они не мертвы, — сказал Тиг. — Просто касаются земли. С ними происходят замечательные изменения. Старые души вытекают из их тел, новые шепчут в уши; на груди танцуют волко-птицы, медведе-олени и лягушко-свиньи; давно забытые леса откладывают семена в их животы. Скоро они встанут и будут моими. Я съел их сны, и теперь знаю этих людей. Они начнут вырезать камни и раскрашивать их, и проложат ход к сердцу холма, туда, где солнце светит среди мертвых. Они пробьют путь, освещенный светом земли, ведущий в чудесный край...
Таллис посмотрела на него и вспомнила слова Уинн-Джонса. «Ты не сможешь войти в потусторонний мир через пещеры или могилы. Это все легенда. Ты должен пройти через более древний лес... »
Таллис криво усмехнулась, сообразив, что Тиг и есть легенда, по меньшей мере для тутханахов. Для него путь в Лавондисс будет намного легче.
«А не убъет ли он меня?» внезапно подумала Таллис. Она сделала себе грубое деревянное оружие, но у Тига были каменные топоры и ножи, костяные копья, крюки, пращи и камни. Он разложил их вокруг святилища, там, где когда-то стояли райятуки. Внезапно Таллис сообразила, что они положены так, чтобы защищать холм от атаки с разных сторон. Поглядев внимательно, она увидела и приготовленные кучи камней, и пять копий, стоявших на равном расстоянии друг от друга, и оперенные трупы птиц, насаженные на шесты. Тиг построил Землю Призрака Птицы! Он боялся птиц и создал собственную магию, которая защищает его как от крылатых хищников, так и от остатков его рода.
Тиг испуган, он чувствует себя в осаде. Рад ли он Таллис?
Она решила, что лучше всего спросить прямо:
— Ты собираешься съесть меня?
Тиг кисло рассмеялся.
— Я думаю, что ты боишься. — Он покачал головой. — Я не собираюсь использовать тебя так. Я и так съел все сны о твоей Англии. Похоже, что это совершенно ужасное место: много голой земли и мало лесов, в деревнях слишком много народу, всегда темнота и дожди...
Таллис улыбнулась.
— Однажды Уин-райятук сказал мне, что я никогда не вернусь в это «ужасное место». Я уверила его, что вернусь. Но я думала, что заберу с собой брата, а смогла только мельком увидеть его. Он все еще где-то здесь. Если я вернусь в мою страну, то никогда не найду его. А если останусь, то здесь и умру. Я бы хотела поговорить об этом с Уинн-Джонсом. — Она вздохнула. — Но ты высосал его кости, и сделал страшную маску, лишь бы обмануть меня...
Тиг оскалился и стукнул кулаком по земле.
— Ты забыла кое-что...
Крик. Гневный крик. Он донесся из леса между краиг-морном и поселением. Тиг побледнел как смерть, вскочил — из его шрамов потекла кровь — и бросился к пращам. Таллис взбежала на вершину земляных укреплений и посмотрела на линию деревьев, ее сердце забилось от безумной надежды. Там стояла женщина. Высокая женщина. Раскрашенная в черно-белое. Завернутая в плащ из птичьих перьев, стянутый на талии. И на голове повязка, украшенная длинными бледно желтыми перьями.
— Мортен! — крикнула Таллис. Она хотела бы подружиться с девушкой, несмотря на все, что произошло во время их последней встречи. Она осталась одна в этом огромном лесу и отчаянно нуждалась в союзниках, в людях, которых знала.
Мортен что-то крикнула на своем языке. Тиг затанцевал, потом завыл: дикий вызов, то затихавший, то снова усиливавшийся. Кровь хлынула из его многочисленных ран, и он растер ее правой рукой, а левой раздавил череп ворона.
Мортен запрокинула голову и захохотала, повернулась и убежала обратно в лес. Таллис бросилась за ней. Идя по следам девушки, она промчалась через поселение, выскочила на берег реки и... И тут следы внезапно исчезли. Молча стоя на поляне духов, она посмотрела на север и на юг, по течению и против, но не увидела никаких следов Мортен. Только над ее головой, в ветках деревьев, шла какая-то возня.
Она посмотрела вверх и не увидела ничего.
Настали сумерки, и Таллис, замерзшей и голодной, пришлось вернуться в домик мертвых.
На земляном валу горело пять костров. Между ними бегал Тиг, играя на костяной свирели. Наконец он остановился и хрипло прокричал, наверно бросая вызов птицам. Потом нервно посмотрел на небо и, подозрительно, на Таллис. Она, не обращая на него внимания, вошла в ограду и почувствовала запах жарящейся еды. Тиг заколол копьем несколько маленьких животных, и они шипели над пламенем костра.
Ничего не спрашивая, она съела несколько кусочков жилистое неприятного мяса, после чего ей совсем расхотелось есть. Тогда к костру подошел Тиг, немного поел и облизал пальцы. От него отвратительно пахло и он весь трясся.
— Мортен пытается убить меня, — сказал он. — Я убил ее отца, старого шамана. И она разъярилась. Она попытается отомстить за его смерть. А потом убьет тебя.
— Она уже могла это сделать, — ответила Таллис. — Она ударила меня трижды и оставила истекать кровью.
— А ее брат, Скатах, он мертв?
— Да.
Тиг задумчиво кивнул.
— Часть меня думает «как хорошо». Но другая часть, старик, опечалена, хотя он знал, что так и будет.
Волнение, вызванное его словами, на какое-то время лишило Таллис речи, и она молча глядела, как он оторвал себе еще один кусок мяса, быстро сжевал его и настороженно огляделся.
— Старик живет в тебе? Уин-райятук?
Тиг улыбнулся. Наверно он ожидал, что Таллис сама все поймет. Он спокойно посмотрел на нее, почти с нежностью.
— Я уже говорил тебе. Я съел его сны. И сейчас говорю на его языке. Я помню все то, что помнил он. Оксфорд. Его друга, Хаксли. Дочь, Энни. Англию, ужасное место.
— Не настолько ужасное, как то, где я была все это время.
Какое-то мгновение он колебался, возможно искал подходящий сон Уинн-Джонса. — Значит ты нашла место льда? Лавондисс?
— Да, как кажется. Я прошла через первый лес. Я сама стала лесом. Наверно я вошла в собственное подсознание... даже не подозревала, что может быть так больно. Я чувствовала себя изнасилованной, поглощенной, но все-таки любимой. — Она покачала головой. — Я не знаю, что я чувствовала. Всю жизнь я думала, что Лавондисс — мир магии. Холодный, да. Запретный, да. Но я считала его огромным, во всех отношениях. И обнаружила, что это место убийства. Вины. Ужаса. Место, в котором родилась вера в переселение душ.
— Это и есть огромный мир, — медленно сказал мальчик голосом Уинн-Джонса. — И каждый видит его по-своему. Ты вошла в часть, предназначенную для тебя. И для Гарри, конечно. Вы оба родились с памятью о некоем древнем событии и множестве мифов и легенд, которые оно породило. Чем ближе ты подходила к месту, поймавшему Гарри в ловушку, тем больше твое подсознание и лес взаимодействовали, создавая путь, через который ты должна была войти в этот мистический ландшафт. Для тебя, как и для всех нас, Лавондисс — память о древних временах.
— Да, сейчас я это поняла, — тихо сказала Таллис, глядя на пустоту в глазах мальчика, рот которого выговаривал слова ученого, жившего через пять тысяч лет после него. — Я еще в детстве создала место нашей встречи, по образцам, которые мне оставил Гарри.
— И ты нашла Гарри? — прошептал Тиг.
— Он попал в ловушку в то мгновение, когда я создала Земля Призрака Птицы из видения о великой битве на поле Бавдуин. Именно я закрыла для Гарри путь из Лавондисса. Я прогнала птиц от могилы Скатаха, и, одновременном, изгнала их из снежного мира, где Гарри находился в виде призрака в костях одного мечтательного мальчика, второго в семье. В конце концов, они сожгли меня и заклинание рассеялось, птицы вернулись. Он добыл себе крылья и улетел. Я видела его только одну секунду, и не могла обнять его. Мне кажется, что я потерпела поражение.
— А как вернулась ты? — спросил Уин.
Таллис улыбнулась.
— Ты сам сказал, что даурогов создала я, а не Гарри. Ты был прав. По меньшей мере в отношении одного из них. Я была Падубой. Я вошла в нее и видела как мы — ты, Скатах, я — скачем по берегу реки. В первом лесу я провела тысячи лет, старым деревом. Я видела странных созданий и вымерших животных. Меня называли Старым Молчаливым Деревом, и я росла в самом сердце леса, там, откуда все начиналось. Но когда я вернулась оттуда, в виде Падубы, время пошло быстро. Я хорошо помню, как она смотрела на меня, когда мы путешествовали вместе. И как я смотрела на нее. Падуба и я были одним созданием. Я создала ее для пути домой. Даже когда я вошла в тот мир, это был путь домой. До сих это мне кажется странным, хотя ты и предупреждал меня. Ты сказал, что путешествие в неведомый край часто оказывается путем домой. Я продела путь в обеих направлениях.
