Дэн Уэллс - Партиалы
«Полагаю, придется сделать это вручную». Учитывая, что каждая из частиц имела две взаимосвязанные с ней структуры, очевидным предположением было то, что одна структура создает частицу, а вторая — захватывает ее: автор и считыватель. А это означает, что они несут в себе информцию. Она запустила еще один поиск на этот раз пытаясь найти что-нибудь в базе данных, что было отличным от данных человека. Сканнер нашел старый файл (еще до Раскола), согласно которому кто-то когда-то просканировал собаку. Кира сделала запрос на поиск совпадений. Оно выскочило практически сразу, отобразив удивительно схожую структуру, но гораздо проще, чем была у Сэмма. Это оказался вомероназальный орган[9].
У Сэмма была невероятно сложная система феромонов.
Кира развернула еще больше файлов, читая все, что было возможно о феромонах: это были простейшие химические соединения — как запах, но гораздо, гораздо более специализированы. Например, насекомые использовали их, чтобы помечать свои тропки или предупреждать других об опасности. Собаки использовали, чтобы метить территорию или как некий сигнал в брачный период. Для чего же они нужны были Партиалам?
«Ну, могу же я попробать спросить», — подумала она.
— Расскажи мне о твоих… феромонах. — Естественно, Сэмм ничего не ответил — У тебя высоко развита система химических синтезаторов и рецепторов; ты можешь сказать, для чего они?
Без ответа.
— Ну, попытка не пытка.
Она задумалась на мгновение, оглядывая комнату, потом открыла медицинский компьютер и вытащила латексную перчатку, которую надул Сэмм. Она поднесла ее к его лицу, проколола и с силой ее сдавила, направляя воздух Сэмму в нос. Он закашлялся и начал задыхаться, дергая головой, чтобы отстраниться от потока, а Кира с удивлением наблюдала, как он успокаивается — сердце забилось сильнее, когда на него воздействовал на воздушный поток, а потом ритм снизился почти мгновенно, среагировав на… что-то еще. На феромоны. Его взгляд расслабился, выражение лица смягчилось, дыхание стало более ровным.
«Кажется», — подумала Кира, — «будто у него точно такое же выражение лица, какое было тем утром, когда он согласился надуть перчатку».
— Вот дерьмо, — сказал он. — Так не честно.
Кира подбоченилась:
— Это что сейчас такое произошло?
— Ты используешь мои собственные исходные точки против меня и теперь я… черт, — он заткнулся и уставился в потолок.
— Что за исходные точки? — спросила Кира. — Феромоны? Так вы их называете? — Она посмотрела на, сдутую и висящую теперь свободно, перчатку. — Ты только что сболтнул что-то, чего говорить не хотел, да? Ты никогда так не делал, просто сплоховал. Какова роль феромонов?
Он ничего не ответил и Кира поднесла перчатку ближе к лицу, разглядывая ее. Она прошла в центр комнаты, в том место, где та лежала утром — томограф там, стол здесь и Сэмм на нем. Она попросила его подышать в перчатку и между ними что-то произошло, момент… чего-то. Настоящего общения. Она отпустила шутку по поводу его имени, он ответил; потом он согласился помочь ей с пробой дыхания. Он доверился ей.
И вот сейчас, после того как она выпустила воздух из перчатки ему в лицо и задала свой вопрос, он снова ей доверился. Не надолго, но достаточно, чтобы его щит самоконтроля дал сбой. Он ответил на ее вопрос.
Феромоны воссоздали доверие, которое он испытал тем утром и вынудили его ощутить это чувство опять.
— Это своего рода химическая эмпатия, — тихо сказала Кира, возвращаясь обратно к Сэмму. — Что бы ты ни чувствовал, ты распространяешь это через феромоны, таким образом остальные Партиалы тоже могут это ощущать. Или, по крайней мере, ощущать то, что чувствуешь ты. — Она села в кресло рядом с ним. — Это как зевать в общественном месте: ты можешь распространить эмоции одного человека на всю группу.
— Не надо использовать против меня это еще раз, — сказал Сэмм. — В перчатку я больше дышать не буду.
— Я и не пытаюсь ничего использовать против тебя, я просто пытаюсь понять. Какие ощущения?
Сэмм повернулся и посмотрел на нее:
— А какие ощущения дает способность слышать?
— Хорошо, — кивая сказала Кира, — это был глупый вопрос, ты прав. Это никак не ощущается, это просто часть тебя самого.
— Я забыл, что люди этого не умеют. Всё это время я был сконфужен, пытаясь понять, почему вы ведёте себя так мелодраматично, театрально… Да потому, что вы не слышите эмоций друг друга и вам приходится «транслировать» их посредством интонации голоса, языком тела. Я допускаю, что это работает, но это как… в театре.
— В театре? — Переспросила Кира? Это была самая длинная речь, что она слышала от Сэмма. Говорил ли он в порыве души или это часть просчитанного им плана? Но в чём его выгода от раскрытия этой информации? Она решила попытаться развить беседу и посмотреть, продолжит ли партиал говорить. — Если ты используешь химические элементы, чтобы показывать другим свои чувства, — сказала она, — это многое объясняет. Ты не выражаешь эмоций, как делают люди в обществе, и если мы кажемся тебе напыщенными, ты производишь впечатление существа совершенно невозмутимого.
— Это не просто эмоции, — проговорил он. Кира подалась вперёд, боясь, что Сэмм может перестать говорить в любой момент, и его искренность лопнет мыльным пузырём. — Это позволяет нам знать, что кто-либо в беде, ранен или встревожен. Это позволяет нам функционировать как единому организму. Очевидно, «объединение» предназначалось для использования на поле боя: если кто-то один заметит угрозу, то ему потребовалось бы прокричать об опасности, а остальным сначала обработать эту информацию, потом сориентироваться, что именно вызвало тревогу, а уж после этого они изготовились бы к бою. Партиалы же мгновенно всё узнают посредством «объединения» — уровень адреналина в крови скачком возрастёт, ритм сердцебиения ускорится, сработают боевые рефлексы, и вот всё отделение готово к бою, подчас даже не произнеся ни слова.
— Данные, — сказала Кира. — «Объединение» и данные — очень высокотехнологичные термины[10].
— Вчера ты назвала меня биороботом, — сказал Сэмм. — Это не так уж неверно. Он улыбнулся, первый раз за всё время, осознала Кира, и также улыбнулась в ответ. — Я не понимаю, как вы, люди, вообще функционируете и развиваетесь и не удивляюсь, что вы проиграли войну.
Эти слова зависли в возухе облаком яда, убивающего всякую надежду на продолжение разговора в дружеском ключе. Кипа отвернулась к экрану, пытаясь сдержаться, не начать кричать на Партиала. Настроение Сэмма также поменялось, он казался… задумчивым.
— Я работал на шахте, — сказал он мягким голосом. — Вы создали нас, чтобы выиграть Изоляционную войну — мы сделали это. Потом мы вернулись домой, в США. Правительство обеспечило нас работой, но шахта есть шахта. Я не был рабом, нет: всё было организовано надлежащим образом, гуманно и полностью законно, — продолжил Сэмм. — Но мне не нравилось. Я пытался найти другую работу, но никто не хотел нанимать партиала. Я пытался получить образование, повысить свою квалификацию, но ни одно учреждение образования не приняло меня. Мы не могли уйти из трущоб, в которые засунуло нас правительство, так как заработанных нами средств едва хватало, чтобы сводить концы с концами. А если бы и хватило, то никто бы нас не принял — кому хочется жить по соседству с искусственными людьми?
— Поэтому вы восстали.
— Мы ненавидели вас, — сказал он. — Я ненавидел вас, — он посмотрел ей в глаза. — Но я не хотел геноцида. Никто из нас не хотел.
— Но кто-то же захотел, — произнесла Кира. Ее голос был хриплым от сдерживаемых слез.
— И вы потеряли связь с прошлым, — сказал Сэмм. — Я совершенно точно знаю, каково это.
— Нет, не знаешь, — прошипела Кира. — Говори все, что угодно, но не смей произносить такого. Мы утратили наш мир, мы утратили наше будущее, мы потеряли наши семьи…
— У тебя забрали родителей, — просто сказал Сэмм. — Мы убивали наших, когда убивали вас. Насколько бы тебе ни было больно, тебе не приходится терпеть еще и чувство вины.
Кира прикусила губу, пытаясь разобраться в своих чувствах. Сэмм был врагом, и все же ей было жалко его. Его слова разозлили ее до безумия, но теперь она почти чувствовала себя виноватой из-за этого. Она сглотнула, и выдавила из себя ответ, который был частично обвинением, частично — отчаянной мольбой о понимании:
— Поэтому ты говоришь мне все это? Потому что ты испытываешь угрызения совести из-за того, что вы убивали нас?
— Я говорю тебе все это потому, что ты должна понять, что найти исцеление — недостаточно. Война была опустошающей, но проблемы начались задолго до нее.
Кира покачала головой, ее слова выходили даже жестче, чем она ожидала.
