Захар Петров - Муос: Чистилище
— Как твоя беременность, Дашенька?
Даша немного опешила от такой учтивости доктора. Но потом, конечно, заговорила о своих тревогах; о том, что и где ей болит. У рожавших подруг и акушера-гинеколога её страхи вызывали улыбку; они заверяли, что всё это ерунда, так бывает у всех беременных. Но доктор разделил её тревоги и неожиданно предложил её осмотреть. После осмотра лицо доктора стало озабоченно серьёзным. Он настоял на проведении кесарева сечения.
Когда она пришла в себя, то не сразу поняла, что с ней. От двухсуточной опийной анестезии ломило тело, болел шов от пупа к паху; по непонятной причине ужасно болела и распухла глотка, как будто кто-то вогнал туда большой гвоздь. Но всё это перекрывало необъяснимое ощущение присутствия чего-то постороннего внутри; вернее, кого-то. Причём это присутствие не пугало, а наоборот, действовало успокаивающе, как будто этот кто-то знал о страданиях Даши и всеми силами хотел ей помочь. Это присутствие не снимало, но как бы отводило в сторону страдания Дашиного тела, акцентируя внимание на себе самом — таком прекрасном и беззащитном.
В палату вошёл Вась-Вась. От былого безразличия к девушке не осталось и следа, он смотрел на неё с отеческой любовью. Доктор сразу же, не подбирая слов, объяснил причину произошедшей в Даше перемены. Он даже не скрывал, что необходимость операции была им выдумана, что её целью было лишь вживление хозяина, что ребёнка после операции он умертвил, так как пока что он будет лишь помехой. Ещё не до конца уничтоженные человеческие эмоции пытались в Дашином сознании представить чудовищным то, что говорит доктор, и пока что сопротивляющийся разум выводил картину неправильности происходящего, но ни двигаться, ни, тем более, кричать Даша сейчас всё равно не могла, да и не хотела. Хотелось отбросить эти грустные мысли и полностью сосредоточиться на этом новом источнике эмоций, ласково пульсирующем между её шейных позвонков.
Доктор часто её навещал, не столько, чтобы оказать медицинскую помощь, сколько для того, чтобы обучить её пребыванию в этом мире в новом качестве. Каждый приход доктора вызывал в ней массу положительных эмоций — ведь доктор тоже был цестодом[24] — так на латинский манер теперь называли себя носители хозяев. Слишком некрасивым и опошленным недавней историей Муоса было слово «ленточники». Её законный супруг Альберт, наоборот, вызывал у Даши лишь отвращение — недаром цестоды именовали людей, в которых не вселены хозяева, «дикими». Первое время перемену в своей супруге он пытался объяснить стрессом, вызванным родами и смертью ребёнка. Ничего не изменилось, когда Даша вернулась в их квартирку. Его присутствие, а тем более, попытки прикоснуться к ней вызывали лишь приступы отвращения. Поэтому почти всё время Даша проводила в Госпитале. Сам Вась-Вась, ставший вскоре её любовником, настаивал, чтобы Даша усилием воли заставляла себя не уклоняться от близости со своим мужем.
Советы доктора помогли кое-как привести в норму отношения с Альбертом, искренне относившим на свой счёт вторую беременность Даши. Через месяц после родов она сама настояла, чтобы ребёночку, который не вызывал у неё материнских чувств, имплантировали червя. Доктор оказался прав — мальчик был слишком мал и не выдержал операции. Даша еле пережила горе, когда на её глазах умирал первый делившийся в ней хозяин. Смерть носителя, хоть это был и её ребёнок, для неё уже ничего не значила.
Один, реже два раза в год они с Вась-Васем во время операций проделывали подобное с пациентами — в основном, с большими шишками, которые по разным причинам попадали на операционный стол. Доктор по окончании основной операции, когда его ассистенты уходили, быстрыми уверенными движениями осуществлял внедрение. Вскоре она уже сама умела это делать: с помощью специального инструмента выполняла глубокий прокол в задней стенке носоглотки аж до самого позвоночника, впускала туда только что делившегося червя и с восторгом наблюдала трогательный процесс его внедрения в кровоточащую рану нового носителя. Оставалось прижечь рану, чтобы остановить кровотечение, от которого носитель мог захлебнуться; а потом двое-трое суток поддерживать опийный сон, дабы суета прооперированного не мешала процессу его превращения в цестода.
Вась-Вась совершенствовал навыки имплантации, но и третий ребёнок умер, не пережив операции в полугодовалом возрасте. Больше детей у неё не было. Впрочем, у их ног лежал весь Муос. Рано или поздно, как обещал доктор, цестоды начнут войну с дикими, загонят их в вольеры и, отбирая молодых и здоровых, начнут их методично осчастливливать. Остальных же, непригодных к вживлению хозяев, уничтожат. Даша с восторгом слушала рассказы доктора о Высших Цестодах, с которыми ему посчастливилось видеться лично. Доктор описывал их как прекрасных, совсем не похожих на людей, красивых и благородных порождений иного мира, умеющих читать человеческие мысли и свободно передвигаться по Поверхности.
Но этот счастливый период в Дашиной жизни прервался совершенно неожиданно. Пришла следователь, которая несколько часов рылась в архиве Госпиталя, после чего чуть ли не из операционной забрала Вась-Вася, никак не прокомментировав свои действия. Она уловила полусекундный взгляд доктора, наполненный тоской и решимостью, и она поняла, что значит этот взгляд — обо всём они уже давно договорились. За Вась-Вася она не боялась, прекрасно зная, что ничто в этом мире не заставит цестода навредить хозяевам — уговоры и пытки здесь совершенно бесполезны. Жалко было хозяина, который мог погибнуть вместе с Вась-Васем.
Сегодня следователь вернулась — теперь уже с пятёркой военных и этой чернокожей выскочкой, которая, сидя в своей Резервации, возомнила себя Гиппократом. Всех докторов и медсестёр собрали в одном помещении и объявили, что они будут подвергнуты осмотру, так как в дальних поселениях выявлено новое респираторное заболевание, и есть основания подозревать, что источник заражения находится в Госпитале. Даша сразу догадалась, что они врут: если в Госпитале ищут источник заболевания, почему же не проверяют санитарок и рабочих? И зачем привели следователя и военных? Потом медперсонал попросили покинуть помещение, чтобы затем входить по одному согласно списку. На выходе Даша бросила быстрый взгляд на стол, на котором резервантка разложила нехитрый инструмент, готовясь к проведению осмотра. От увиденного ей стало дурно, и она едва не упала на входе: на столе в небольшой стеклянной банке в спирте лежал ОН. Это был МЁРТВЫЙ ХОЗЯИН! Это было невыносимо. Дашу начало трясти, и она вынуждена была опереться спиной о стену на коридоре. Когда беспорядочно скакавшие мысли кое-как начали собираться в логические цепочки, Даша осознала, что дикие убили Хозяина Вась-Вася. Ну и сам Вась-Вась, естественно, тоже мёртв. Это вызвало у неё приступ ненависти — прямо сейчас ей хотелось убить кого-нибудь из диких. Усилием воли она заставила себя успокоиться и прислушалась к тому, что говорят её коллеги, поочередно выходившие из кабинета. Они, посмеиваясь, ещё раз убеждали друг друга в надуманности слухов о гениальности врача из Резервации, которая для того, чтобы найти признаки ОРЗ, сначала осматривает шею, потом лезет под язык, а уже потом вглядывается в гланды. Это окончательно подтвердило Дашины подозрения: сомнений нет — дикие прознали про существование цестод. И эта мавританка отнюдь не дура — она найдёт за гландами раневой канал, через который ещё совсем недавно выходил делившийся хозяин. И её хозяина ждёт тоже, что и того БЕДНЯГУ, трупик которого дикие держат на дне банки со спиртом.
Нужно срочно бежать — спасать своего хозяина и предупредить Высших Цестод о том, что дикие прознали о них. Благо, дикие сначала осматривали врачей, а потом медсестер, в списке которых Даша была одной из последних. У неё было время зайти в комнатушку для санитарок, в которой была припрятана её сумка, собранная именно для такого случая, и выйти из Госпиталя. На выходе стоял сонный армеец, который вяло спросил:
— Вы куда?
— Меня уже проверили… — ответила Даша, одарив молодого солдата улыбкой, которая в прошлой жизни с ума сводила Альберта, да и не только его. Но вместе с этим она до хруста в пальцах сжала остро отточенный скальпель, который держала в кармане своего халата.
— Скоро вернётесь? — игриво улыбнувшись, спросил парень.
— Через час.
— Нет, давайте быстрее, через полчаса. У следователя какое-то объявление для всех.
— Ладно.
Даша боялась, что военный услышит, как громко стучит её сердце, но солдата больше интересовали её бёдра, идеальные формы которых не скрывали ни короткий больничный халат, ни обтягивающие льняные брюки. Чувствуя на своей спине, вернее ниже её, оценивающий взгляд похабного дикого, Даша несколько раз поразвязней вильнула бёдрами, обернулась, через силу улыбнулась армейцу и, свернув за угол коридора, ведущего к госпитальному бункеру, бросилась бежать. Минут через пятнадцать очередь в списке дойдёт до неё, и тогда, скорее всего, её спохватятся. Поэтому бежала Даша, не жалея своего организма, выжимая его на двести процентов. Дикий так бежать не мог, не сломанные воздействием хозяина инстинкты ему бы этого не позволили.
