Спасите наши души (СИ) - Черемис Игорь

– Вот что, Орехов, – тихо сказал Денисов. – Во время войны у нас в «Смерше» были горячие головы вроде тебя. Они считали, что доказывать вину пойманного диверсанта не нужно, ведь и так всё очевидно – вот его вещмешок, в нем полкило тротила с запальными шнурами, а вот пистолет за ремнем. Ну и зачем тащить такую откровенную сволочь к следователям, загружать и так загруженных сверх всякой меры людей работой? Что-то писать, оформлять... Ведь можно просто довести пойманного до ближайшей стенки, пустить ему пулю в затылок – и всех делов. Но простой путь не всегда бывает самым лучшим, у нас в истории было то, что должно навсегда отвратить нас от таких вот простых решений. Вы, молодежь, с этим не сталкивались, вам всё надо здесь и сейчас, а скучные бумажки пусть собирает кто-нибудь другой. В общем, рано, рано тебе по политическим работать. Скройся с глаз моих и отныне занимайся делами по утвержденным планам. Без отклонений! Всё понял?

– Так точно, товарищ полковник!

– Свободен!

Кое-то осталось мне непонятным, конечно – например, зачем меня сегодня послали к Якиру, но, думаю, Денисов и сам этого не знал. Впрочем, нарушать прямой приказ я не собирался и отправился домой в относительно умиротворенном состоянии души.

Тем более что про контрамарки на «Доброго человека из Сезуана» Денисов так и не вспомнил. Хотя наверняка знал, что я заворачивал на Таганку.

[1] Большой Спасоглинищевский переулок назывался улицей Архипова относительно недолго – с 1960-го по 1991-й. Советское имя он получил в честь художника-передвижника Абрама Архипова, а несоветское – в честь церкви Спаса Преображения в Глинищах. Проезд Серова – советское название Лубянского проезда, идущего параллельно улице (!) Старая площадь.

[2] Московская хоральная синагога была построена в 1885 году и несколько раз перестраивалась. Вскоре после революции её пытались закрыть, но неудачно, она так и работала всего годы советской власти. В 1948-м в синагогу приходила Голда Меир – она была первым послом Израиля в СССР, а к 1972 году тут действовал ещё и иешива, религиозный институт.

Глава 16. «С неба свалилась шальная звезда»

Спрашивать у Якира напрямую, кто просил Марка Морозова отправить ко мне Ирину, я не стал – по понятным причинам. В среде нынешних диссидентов сотрудничество с КГБ считалось западло, и они отвечали лишь на определенный набор вопросов, и то только в том случае, если эти вопросы не касались напрямую третьих лиц. Иногда могло повезти – как повезло мне; например, Якир был уверен, что я знаю ту информацию, которую он мне выдал. Но «мой» Орехов оказался не слишком любопытным товарищем, и был не в курсе той ситуации.

Меня частично выручал полный доступ к памяти Виктора – я мог «вспомнить» даже то, что он слышал краем уха, пусть даже не осознавая важность услышанного. Но после моего появления в этом теле эта опция для меня закрылась, и мне приходилось полагаться только на себя – ну и на какие-то обрывочные сведения из будущего, где имелись когда-то прочитанные заметки в газетах и более подробно изученные книги, которые я редактировал. По странной иронии судьбы, работа, которую подкидывали мне бывшие коллеги, часто была посвящена именно старым операциям спецслужб. Правда, моя собственная память оставалась на прежнем уровне и не была похожа на флэшку с набором файлов. Я всё-таки был обычным человеком.

В случае же с Якиром мне пришлось полагаться на косвенные свидетельства – именно поэтому я назвал ему своё имя и должность. Мне была интересна его реакция, и она полностью оправдала мои подозрения. Ему была знакома моя фамилию, но он явно слышал её мимоходом, впроброс, и сам касательства к тому, что я оказался связан с Морозовым, не имел. Скорее всего, он лишь присутствовал при разговоре, во время которого некто неизвестный инструктировал несчастного «погромиста» о том, что тому нужно сказать своей знакомой, парнем которой является сотрудник госбезопасности. Я мысленно обвел жирным кружком вопросительный знак, к которому тянулась стрелочка от фамилии Морозова на давно уничтоженном листке с куцей схемой попытки моей вербовки.

Этот вопросительный знак начал обзаводиться реальными контурами. Этот человек на самом деле существовал; он приходил к Якиру; Морозов считал, что этот человек имел право на подобные просьбы-приказы. Впрочем, у диссидентов действительно не было строго выраженной иерархии, и Морозов мог просто выполнять просьбу товарища по движению, поскольку был уверен, что это ради общего блага. Или же это вообще был какой-то массовый вброс – я точно знал, что диссидентам кровь из носа надо было узнать, когда будет суд над Буковским, чтобы успеть организовать некую акцию, и над получением информации работало сразу много людей, а они задействовали любые, даже не самые очевидные возможности. Помнится, я читал, что сам Сахаров приезжал к авиаконструктору Туполеву, чтобы тот приложил к делу ещё и свой авторитет. Если эта теория о массовом вбросе была верна, мне нужно было прислушаться к голосу разума в лице Денисова, задержать и вдумчиво расспросить Морозова, откуда тот узнал, что парень его случайной знакомой служит в Конторе. Правда, Морозов наверняка не ответит, а будет настаивать на том, что ничего об этом не слышал. Придется устраивать ему очную ставку с Ириной, а она сейчас в таком положении, что тащить её на допрос мне не хотелось категорически.

К тому же я вынужден был признаться хотя бы самому себе – мне было бы неприятно выяснить, что Ирина меня обманывала, что она связана с диссидентами более тесно, чем говорила, и что идея расспросить меня о Буковском целиком принадлежала ей. Конечно, вера в людей у меня и так была на достаточно низком уровне – с другими установками в Конторе работать сложно, – но предательство Ирины выглядело бы очень унизительно. Пусть даже она знакомилась со мной без задних мыслей, а поэксплуатировать решила потом, когда припекло.

***

После разговора с Денисовым прошло пять дней. Начальник проявлял себя только в текущих делах, а мы с Максом, как и было приказано, работали по намеченным планам. Нашу группу никто не расформировал, служебную записку про диссидентские издания полковник подписал в понедельник, и она спокойно отправилась в своё долгое плавание по кабинетам КГБ и МИД. Я почти дотянул дело артиста Гуля до устраивающего нас обоих финала, и сейчас тот мучительно торговался со своей совестью относительно цены, за которую был готов сдать мне поставщика запрещенки. На всякий случай я вмешался в этот аукцион – сказал, что тому человеку вряд ли грозит расстрел или хотя бы арест. Это было правдой, но не всей – я собирался и его сделать своим информатором, просто на всякий случай и ради повышения своих акций внутри нашей Конторы. За перевыполнение плана нам давали премии.

– Эй, заснул что ли?

Макс громким шепотом выдернул меня из дурных мыслей и указал на телефон. На звонки он сегодня отвечал первым – ждал какого-то важного разговора, но, кажется, пока так и не дождался. Я поднял трубку своего аппарата, дождался отбоя у Макса.

– Виктор Орехов, пятый отдел, слушаю.

– Доброго дня, Виктор, это Василий Иванович, с Миля... Не забыл ещё?

Голос старого начальника первого отдела из конструкторского бюро, в котором работал Марк Морозов, я узнал сразу. Свой номер я ему оставил на всякий случай, не очень представляя, что это за случай может быть. Но закладка, кажется, сработала, правда, от вопроса тезки Чапаева я даже улыбнулся – с нашей встречи прошло всего две недели, а я вроде бы не производил впечатления человека, страдающего болезнью Альцгеймера.