Штатский (СИ) - Ра Юрий

Хабар общество порадовал. Как бы не больше, чем оружие. Износились все. Если пробираться по лесам в такой рванине было еще незазорно, то изображать хуторян откровенно стыдно. В ночь уходили все мужчины, клятвенно обещая Ольге Ивановне, что не просто наберут женской одежды, а притащат вообще всё, что там имеется. Человек существо выносливое, особенно, когда найдет ничейное.

Топая с грузом за своими товарищами по темной тропинке, Парамонов ушел в свой любимый режим размышлений, когда одна часть его механически исполняет нужные операции, а вторая часть размышляет о смысле жизни и тщете всего сущего. Ну или о том, как прекрасен этот мир — по настроению. В этот раз он думал, что не подписывался на такое существование. Вторым пунктом размышлений пошел спич о нереальности происходящего. Но шло всё как в романе Булгакова, когда магические фокусы с последующим их разоблачением никак не могли дойти до желаемой стадии. То есть, никакого разоблачения не происходило, Александр все глубже опускался в эту нехорошую реальность. В третьей части беседы с самим собой его осенило: друг, ты зачем в Белоруссию ехал, чего хотел? Бронетранспортер приобрести? Так получил же! Как это, нет? Целый танк КВ-2 с боекомплектом тебе попался в исправном состоянии. Чего лучше? И что ты сделал? «Взорвал» — под нос себе пробурчал пристыженный Парамонов. До него дошло, что злодейка-судьба снова прикололась с человечка, дав ему гораздо больше желаемого так, чтоб он не смог откусить.

А теперь всё, бронетранспортера не жди, дорогой друг. Плати и смейся, если с тебя возьмут деньгами. Такое счастье бывает нечасто. Теперь Александр понимал, что никакой бронетранспортер ему не был нужен, а была ему в прошлой потерянной жизни нужна достойная цель. Цель взамен достигнутой, которая состояла в доме, доходе, приличном обиходе. Глядя на прожитую жизнь из того места, в которое он провалился, Парамонов не видел ничего такого, что могло бы оправдать его существование. Всего одно достижение в активе, то есть два. Два подросших сына хоть как-то оправдывали его житие и помогали бороться с накатившей рефлексией. А потом он споткнулся и упал, больно ударившись локтем о что-то твердое. Рефлексия прошла, тем более что его новая жизнь весьма и даже ощутимо была наполнена борьбой, справедливой борьбой против всего очень и очень плохого за что-то настоящее. Пусть не такое хорошее, как можно нафантазировать, но просто за жизнь.

Идея свалить все шмотки в сарае не нашла отклика в народе. Здесь одежда это не просто тряпки, здесь это имущество, ценность. По одёжке встречают, в ней в гроб кладут, так что не надо, москвич путать тряпки с одеждой. А и тряпки не мусор. В крестьянском хозяйстве всякой тряпке найдется своё предназначение, и цена у тряпочки есть тоже. Постирай и повесь сушиться на плетень. Ничего, что ветхая, молоко цедить в самый раз будет. Не даром старьёвщики катаются по деревням и не собирают, а покупают или выменивают тряпки на что-то полезное в хозяйстве.

Чуть ли не неделя прошла в небоевых действиях и обыденных хлопотах, если похороны водителя и милиционера в лесу подходят под определение обыденности. А потом произошло то, о чем заранее всех предупреждал председатель — к ним пожаловали местные. Вернее, всего один, зато какой! Не шнырь-разведчик, а целый деревенский староста. Форсу было бы больше, если бы он прикатил на телеге, но нет, пришел пешком как простой смертный. Зато застал практически врасплох, когда хутор жил своей скромной незаметной жизнью. Очень удачно члены общества в тот день не практиковали стрельбу из пистолета, не варили тротил, не чистили свой внушительный арсенал. Просто гоношились по хозяйству, тихо и мирно, как это принято у людей.

Он подошел к плетню, огораживающему подворье, окинул взглядом картину пасторального идиллического хуторка, засёк лошадку, жующую сено в раскрытом стойле, и произнес:

— Справно господарствуете. Здоровьица всем добрым людям!

— И тебе не хворать, мил-человек. Заходи, гостем будешь.

Побеседовать с новым человеком собрались все обитатели хутора, работы и дела были заброшены, все уселись за стол попить киселю. Вроде как и гостя не за пустым столом встретили, и никто не метнулся пир устраивать. Кисель у Ольги Ивановны получался изрядный, хот и без сахара. Сахар был стратегическим продуктом, хранимым для самых важных моментов. А кисель украсить — достаточно и ягоды. Лес щедр, только не ленись поклонись.

— А мне говорят, завелись на хуторе новые жильцы. Как не навестить, посмотреть, что за люди. Староста я или не староста? — Ответом ему была пауза, никто не спешил уверить незнакомца в том, что люди они самые что ни на есть добрые и замечательные. Не те времена нынче, чтоб сильно добрым быть. И уж тем более, замечательным. Сейчас ловчее незаметным, а того лучше совсем невидимкой.

Глава 23

Легенда

Староста, живенький такой мужичок среднего роста и полноты чуть более среднего потеребил кепку, дожидаясь ответа, потом покхекал и задал прямой вопрос:

— Так чего вы тут?

— Да вот так вышло. Беженцы мы. Как началось светопреставленье, так снялись и пошли. — Исполнял свою легенду Парамонов. Он решил, что дебют особенно важен, не прокатит с этим зрителем, придется переписывать весь сценарий. Вот только зрителя тогда куда девать? — А до того Ивана Аполлинарьевича встретили, он в гости звал, про этот хутор рассказывал. Вот и решили навестить, так сказать, раз карты легли должным образом. Вы знали его?

— Знал, как же. Только тут дело какое, знали его под другим именем. А потом, как Западную Белоруссию присоединили к республике, народ пошел оттуда сюда, наш в те края хаживать начал. Вот и нашлись люди, узнали в лицо этого, который из бывших.

— Из царских офицеров, теперь можно говорить, теперь не опасно, — помог с характеристикой Александр.

— Ну да. Когда к нему с вопросами пришли люди из Органов, того и след простыл. Говорят, в Польшу сбежал через какую-то лазейку. А чего это за ружьецо такое знакомое висит на стене. Кажись, я его здесь уже видел. Это же «Зауэр» знаменитый с тремя колечками? — Очень аккуратно и незаметно сменил тему гость.

— Не совсем точно, «Зауэр», но без трех Крупповских колец. Подарок от прошлого хозяина хутора. Заодно приметочка тем, кто знал полковника. А что, остались какие-то проблемы с происхождением нашего общего знакомого? — Александр в своё время внимательно обсмотрел то ружьишко, вот и пригодилось. Наверняка, староста не просто спрашивал, а проверял его этим вопросиком про кольца.

— Хм, да вроде уже нет. Он сам возвращаться не собирается?

— Сюда? Что вы!

— И то правда, зачем такому уважаемому человеку на этот хутор вертаться? Понятно. А вы что собираетесь тут делать?

— Просто жить. Семья у нас небольшая, зато рук в достатке. Я да зятья, да сын почти взрослый, опять же жена не даст грязью зарасти.

— Понятно. В самооборону пойдете? Или будете налог платить натурой как все?

— От кого обороняться планируешь, староста? И заодно, зовут тебя как? А то пришёл, вопросы задаёшь, а сам не представился.

— Гнатом кличут. Обороняться думаем от разбойников всяких, пришлых, бродяг да от окруженцев, какие хуже всех.

— Не от оккупационных властей?

— Да ни, божечки мои, от них-то зачем? Они сами за порядок.

— Продразверстки не опасаетесь?

— Да ты что! — Староста аж подпрыгнул. — Какая продразверстка! То при коммунистах было, забудьте то слово как страшный сон!

— Национал-социалистическая партия недалеко от коммунистической ушла. Сдаётся мне, она белорусского крестьянина любит не больше, чем Ленин русского. Помяни моё слово, будет разверстка ровно такая же.

— Та ни. Сказали, самооборону трогать не станут. Обещали форму даже начать выдавать. Говорю же, порядок. Вон, уже и рынок снова открылся.

— Меновой?

— Да что ты, как у приличных людей всё, за деньги всё любой товар можно купить и всё продать.