Штатский (СИ) - Ра Юрий

По летнему времени спали на хуторе, кто где хотел. Василию показалось привычнее, а главное, приятнее в сене возле Дуняши, Генка утаскивал сено куда-то под яблони в сад, за что был приговорен к его заготовке. Парамонов и Алексей на лавках в доме, самое козырное место на печке отдали даме. Половой вопрос не вставал, не то настроение было, да и врач вела себя как боевой товарищ, а не профурсетка. Вроде пока всё всех устраивало, но на зиму, если до неё удастся дожить в этом доме, постановили приготовить нормальное лежбище в отапливаемом доме на всех. А еще надо готовить легенду.

— Какую такую легенду? — Не понял Генка. И никто не понял, как оказалось.

— Друзья мои, если однажды кто-нибудь доберется до нашего уютного гнездышка, то первым делом он спросит, что за птицы в нем сидят. Согласитесь, это будет немного странно выглядеть, если они выяснят, что на хуторе проживает группа взрослых ничем друг с другом не связанных. Сразу начнут подозревать в чем-то нехорошем.

— Например? — Ольга Ивановна не поняла, что её скребануло по душе, но на всякий случай уточнила.

— Верно москвич толкует, как всегда верно сказал. Подумают, что мы какие-то разведчики или эти, диверсанты подосланные. — ответил за Парамонова Алексей.

— Правильно мыслишь, Алексей. Так вот. — Председатель общества сделал паузу. — Легендой разведчики называют историю, придуманную, чтоб объяснить своё нахождение где-то. То есть непринято всем и каждому выкладывать, какой объект ты собираешься взорвать или у кого украсть важные документы. Так что предлагаю вместе выдумать нашу с вами легенду и рассказывать складно, если спросят местные.

— Да нечего тут выдумывать, — Василь встал как на колхозном собрании, — беженцы мы. Семья беженцев, остались без крова, поселились тут.

— Гы, семья! А ты тогда в ней кем будешь? — Заржал Алексей.

— Братом еёйным, — и Василь ткнул пальцем в докторицу, — двоюродным. А ты тогда ей родной брат. А Александр нам зять, а я ему шурин, ну и ты, получается.

— Это чего, я тоже брат? — Подал голос Генка, с удивлением вытаращившийся на творящееся действо.

— А ты как раз сын вот им будешь, племянничек. — И Василий победоносно повторил свой жест указующим перстом. Правда в этот раз показал не строго на Ольгу Ивановну, а куда-то между ней и Парамоновым.

— А что, сходится история. И тогда нас к себе как бы позвал в гости Иван Аполлинариевич. Вот они мы, приехали!

— Какой Иван Аполлинарьевич? Откуда?

— Карточки видели в тайнике? А я еще и подписи сзади смотрел. Если я угадал, то так зовут прошлого хозяина хутора.

— Белогвардеец недобитый? Боязно как-то с таким связываться.

— Это раньше было боязно. А в оккупации всё наоборот. Что было плохо, стало в самый раз. вот посмотрите, та алкашня и тунеядцы, какие по стеночке ходили при Советской власти, сейчас в первые люди выбьются.

— Как это, за что?

— За то, что были гонимы властью, боролись против неё.

— Это как боролись? Водку жрали и от работы отлынивали?

— Именно, — подтвердил председатель. — Скажут, вот помяните моё слово, эти уроды скажут, что были идейными борцами против Советов. Всё говно сейчас всплывёт.

— А и может быть. Как в гражданскую было, мне мать рассказывала. Да и сама многое помню, чего там. — Согласилась обычно молчаливая Ольга Ивановна.

— Токма надо фамилии всем придумать. Народу фамилии потребны будут.

— А чего думать? У нас Генка Петров, вот и мы с Ольгой будем Петровы. Чем больше правды в легенде, тем она крепче. А вы тогда Кутьины.

— Это почему?

— Василий у нас из Кут родом, значит Кутьин. Не собьется. Остаётся тебе, Алексей запомнить.

— А верно! — Василий просиял, я же кутьинский буду!

— Товарищи новые родственники, на сём заседание общества объявляю закрытым.

И череда важных дел закрутила героев дальше. Кое-кого она привела прямо нос к носу с очередной находкой. То есть сначала Парамонов с Василием наткнулись на просеку. Даже не просеку, а след он чего-то большого, что неслось, ломая подлесок недели две назад, а то и больше. Трава стояла в рост, только ветки кустов напоминали, что нечто ломилось в глубь леса, бросив дорогу, идущую по краю поля.

— Чего, сходим посмотреть?

— А пошли!

След привел их к разбитому и явно расстрелянному с самолета грузовику. Это была полуторка с фургоном, уткнувшаяся в дерево своим радиатором. Причем так уткнувшаяся, что было видно, без хорошего ремонта она уже не поедет.

— Суки с самолета обстреляли, из пулеметов. Водитель по газам дал и в лес. — Читал историю по видимым признакам Василий. — Как нас тогда. Водитель сколько мог гнал между деревьев, а потом сомлел от ран. Или умер.

Дверцы кабины открывать не решились, через побитые стекла было видно и так. В кабине сидели, навалившись вперед, два полуразложившихся мертвеца. Один из них в милицейской форме обнимал брезентовую сумку.

— Да уж. — Только и сказал Парамонов. — А ведь у него может быть оружие. Придется беспокоить.

— А так бы не стали? Похоронить надо бы.

— Это им как-то поможет? Да и лопаты у нас нет. Не знаю. Разве что потом вернемся. Так-то ты прав, да.

Александр аккуратно открыл дверцу и начал расстегивать на убитом пояс с кобурой, стараясь не дышать. Сумку, которая сильно при этом мешала, он выдернул из рук и бросил себе за спину. На удивление на одежде и сумке крови почти не было. Видимо, пуля, доставшаяся этому мужчине, оборвала его жизнь моментально. В отличие от водителя, с которого натекло много, весь пол был залит почерневшей застывшей кровью.

Портупея мешала стянуть пояс, так что пришлось повозиться, вытягивая его из петелек. А потом кобура с револьвером просто выпала на траву.

— Ага, знакомый инструмент. Еще бы патроны были к нему.

Патронов оказалось мало: семь штук в барабане и столько же в кармашке кобуры. Надеясь найти что-то полезное в сумке, Парамонов полез её открывать. Сумка была странная, только сейчас он понял, на что она походит — блин, в таких возят выручку в банки! Пломб не имелось, так что он открыл замочки-зажимы со спокойной душой: не опечатано, не прошнуровано, не пересчитано, как бы. Поверх пачек с деньгами в сумке лежало главное сокровище — пачки с патронами к «Нагану».

— Видел, Василий, чего у нас! Патроны к револьверу, не зря мучился.

— А деньги, это неважно?

— Какой с них толк, с денег? Сейчас всё решают патроны.

— Ну не знаю, меня жизнь учила, что деньги всегда деньги. И давай в будке посмотрим, вдруг и там что-то полезное есть.

Полезное в будке было. Более всего Парамонов боялся отыскать нам мертвую кладовщицу или бухгалтершу — пронесло. Там оказалась, как говорили в Гражданскую войну, мануфактура. А если выражаться нормальным человеческим языком, то готовая одежда вполне человеческого ассортимента. Содержимое какого-то магазина гражданской одежды. Причем тут мёртвый милиционер, с какого боку банковский саквояж? Спросить было не у кого, нести было не в чем. То есть у каждого за спиной нормальный (по меркам того времени) вещмешок под трофеи. Парамонов с тоской вспоминал настоящие рюкзаки своей эпохи, в которые может поместиться столько добра, сколько не унести. Но чего нет, того нет, народ в сороковые неизбалованный, он представить не может такого объема вещей в одни руки. Луковица, шмат сала, полкаравая хлеба, смена белья — и ты готов идти куда угодно столько, сколько надо. Сейчашний народ даже запасом воды зачастую не озабочен, пьют из любых источников.

— Не унесём.

— Точно! Надо Дуняшу гнать.

— Не пройдет. Или увидит кто. Сами потащим вторым рейсом вчетвером. Вечером попозже.

Деньги взяли сразу, так настоял рачительный Василий. Из одежды в этот раз взяли только то, что оказалось им впору. А то на Парамонове его вечные армейские галифе уже начали расползаться, штопаные и перештопанные. Да и пиджак потерял тот лоск, который якобы имелся, виденный только хроноаборигенами. Пихать в мешки одежду не пытались, некуда было — там сейчас деньги, так их и растак. Просто сделали небольшие тючки и связали их веревкой на манер баулов. В таком виде и понесли.