Штатский (СИ) - Ра Юрий

— Скажите, а вам не снятся убитые вами немцы?

— Снятся погибшие товарищи. А немцы? Пожалуй, что нет. Мы им так здорово наподдали тогда, что они боятся приходить в мои сны.

— Товарищ Петров, скажите, а кем всё-таки оказался ваш дядя Саша? Эта интрига так и не была раскрыта до конца книги. — Вопрос задал явный заучка и скучный пацан, рисующийся своей начитанностью. Его уже дергали за рукав, когда автор начал отвечать.

— Я был уверен, что из моей книги следует чёткий ответ на этот вопрос. — Все в зале напряглись. Интеллигент не нашел ответ, а все они сейчас его узнают. А писатель продолжил, — прежде всего он был советским человеком, а большего я не знаю! Никто из моих знакомых этого не знал. Было сильное желание выяснить это после войны, направить запрос, найти хоть что-то про своего командира. Но как это сделать, когда не знаешь ни фамилию, ни звание, ни ведомство, в котором он служил? Даже имя. Ведь кто поручится, что это было его подлинное имя? А дядя Вася и дядя Лёша, даже про них я не знаю ничего. Конспирация в «Обществе любителей природы» соблюдалась на высочайшем уровне, не было названо ни одной фамилии за всё время, пока я воевал там. Такие железные были разведчики.

— Скажите, а чем тогда дело кончилось на самом деле? Дядя Саша погиб?

— Не знаю. В том бою, когда я видел их последний раз, дела обстояли примерно так, как описано в книге, то есть безнадёжно. Командир отослал меня с донесением в соседний отряд «Дело Ильича». Как я теперь понимаю, не с каким-то важным донесением, а просто для того, чтобы сохранить мою жизнь. Очень подозреваю, что не просто так, а чтобы я мог продолжать бить врага на нашей земле. Он всегда говорил: нельзя умирать, пока враг жив. Отступай, прячься, обманывай — делай всё, чтоб умер фашист, а ты выжил. Потому что где-то есть еще один враг.

— Геннадий Павлович, когда закончилась война, вы продолжили службу в армии? Какое у вас звание?

— Какое там! С моим ранением и хромотой сразу после войны я был демобилизован. Стране на тот момент были нужны здоровые защитники. Так что доучился в школе, потом завод, заочный институт… А потом понял: однажды помру, и все те, кто жив в моей памяти, уйдут вместе со мной. Начал писать. Вроде получается пока. Или нет?

— Да-а-а-а!!! — Дружно грянул зал.

После завершения творческого вечера гость не покинул школу сразу. Какое-то время он просидел в кабинете директора школы, потягивая с ним коньяк. Не единым замахом, как это принято в Советском Союзе, а маленькими глоточками, растягивая процесс. Коньяк для двух фронтовиков был не целью, а поводом.

— Значит, говоришь, сам воевал, а не просто сочинитель книжек. — Произнес директор школы. То-то я смотрю, хорошо написано. Думал, чужие рассказы литературно оформляешь. Ничего, что на «ты»?

— Нормально, вы ж постарше меня. А что, читали?

— Нет уж, давай тогда и мне тыкай! По-честному чтоб всё было! На разных фронтах одного гада били. И да, читал. Этих твоих, «Штатских» одним махом прочел. Хоть и вышла повесть с грифом «Для детей и юношества», а написано для всех.

— Да там такая хитрость, детскую литературу печатают бо́льшими тиражами и платят за неё по максимальной ставке гонорара. Чай не лишняя копеечка. Я решил, кому надо, те прочтут.

— Ишь ты, прямо как хохол продуманный! А впрочем так и надо, не осуждаю.

— Так с кем терся, от тех и натряс. У нас в отряде народ был ушлый. То есть так-то все за Родину горой, но в сидоре чтоб сало лежало.

— Ты вот чего скажи, получается, тебя в «Дело Ильича» приняли сопливого совсем, пятнадцатилетнего. Как так вышло?

— Чего бы им меня не принять, когда я со своим оружием пришел, кучу убитых гансов за плечами имел и из всех видов оружия мог стрелять! Это они рядом со мной сопливые были, если разобраться. Через одного. Да и те, что из окружения не вышли, бойцы — одно название.

— А ты прямо воин? — Явно собеседнику было неприятно слышать такую оценку о бойцах Красной армии.

— Ха! Нас дядя Саша так учил военному делу, как его самого учили. Такие вещи рассказывал, такие штуки показывал — до сих пор рассказывать опасаюсь. Или запрут, или подписку возьмут.

— Да ладно! Сколько времени прошло уже. Заливаешь.

— Основы диверсионной работы не изменились. Так что я про кое-что молчу. И в книжку уж точно некоторые способы минирования не вставлю от греха. У тебя тут курить можно?

— Кури, Геннадий. Вот пепельница, я и сам курю.

Писатель вытащил из кармана импортную пачку, выверенным щелчком выбил из неё сигарету и закурил, мелодично щелкнув блестящей зажигалкой. Явно импортная, хоть и затёртая вещица привлекла внимание.

— Ты смотри, как в книжке! — Заметил директор.

— Не как из книжки, а та самая.

— Да ты что! Вот прямо та, которую тебе якобы Председатель подарил?

— Ага. С первой женой расстался, зубы начал терять. А этот подарок на день рождения потерять не могу, не считаю возможным. И ведь ни разу не подвела вещица, хоть и довоенная еще. Работает как часы, только заправлять не забывай.

Когда директор школы молча протянул ладонь, постаревший Генка положил на неё зажигалку «Зиппо» белого металла. Гравированный узор на передней стороне в отличие от названия фирмы почти стёрся, на донышке с трудом читалась надпись «Брэдфорд, ПА. Маде ин ЮСА»

— Забавная история. Как-то столкнулся за рубежом с представителем производителя этих зажигалок. Представляешь, они до сих пор такие точно зажигалки выпускают. То есть оформление другое, а форма и конструкция та же. Так вот, он заинтересовался дизайном, то бишь внешним видом моей зажигалки. Забавную вещь сказал: якобы по всем признакам зажигалка оригинальная и старая. Их продукцию, оказывается, подделывают как деньги. А что непонятно — в их каталоге такой зажигалки нет. То есть нет данных о выпуске именно такой продукции. Он на следующий день прибегал в нашу гостиницу в Варне специально. Сказал, посылал запрос в свою центральную контору. Ответили — не производилась.

— И что это значит?

— Или какой-то спецзаказ, или уже до войны кто-то выпускал подделки. Но ты посмотри: дядя Саша ею еще до войны пользовался, всю войну прошла и после уже тридцать лет прошло. Не скажу, как новая, но фурычит всё еще.

— Что сказать, умели делать! А вот еще вопрос про донесение. В книжке ты его шифровкой назвал. Это тоже правда?

— Как есть, чистая. Прибегаю к партизанам, глаза вот такие, сам еле дышу, говорю, мол где Гнат, шифровка для командира отряда!

— И чего?

— Отвели к командиру, даже автомат не отобрали, простота. А он повертел бумажку, почитал. Сказал, что ключ нужен, бе ключа не расшифровать. Типа, обознался твой командир, нет у меня такого шифра. Такие вот дела.

— А что было написано, уже забыл небось?

— Помню. Сколько лет прошло, а тот текст так и сидит в голове. Мне кажется, дядя Саша тогда вообще первое пришедшее на ум написал, чтоб меня спровадить: «Шестой лесничий мертвого леса, о небеса. Здесь не до песни, не до фиесты и не до сна»

— Сложно. Такое просто так не сочинишь. Явно как-то можно разложить, я тебе как математик говорю. Но нужен ключ, тут твой второй командир был прав.

— Где я тебе его возьму? Все его знавшие, чаю, давно уже не с нами.

— А давай, Геннадий, еще по чуть-чуть за всех, кто не дожил.

И два ветерана, отдавших Родине один свою молодость, а второй — раннюю юность, не стали чокаться рюмками, надолго погрузившись в воспоминания обо всех, кого потеряли на той войне. Поименно. А потом они выпили еще по рюмочке, не особо нуждаясь в словах. Зачем говорить вслух то, что и так понятно обоим.

Поэтому-то третьеклассник Сашка Парамонов по прозвищу Интеллигент так и не дождался знаменитого писателя, партизана и фронтовика. А ему так хотелось сказать этому мужественному человеку, что он тоже вырастет смелым и бесстрашным, ни минуты не сомневающемся в себе, готовым отдать жизнь за идеалы коммунизма, за нашу Советскую Родину.