Штатский (СИ) - Ра Юрий

— Да как я их всех один?

— Не бойся, помогут.

И все, кроме Генки почувствовали второй смысл в его словах. Он не сказал «поможем», председатель намекнул на конечность бытия трёх взрослых мужчин. Никто из них не считал себя бессмертными, никто не планировал жить вечно.

А Парамонов вдруг и впервые за все эти дни поймал себя на одной странной мысли. В обществе принято говорить о недопустимости угрозы жизням детей и женщин. Даже в прессе всегда подчёркивают о потерях не просто среди мирного населения, а конкретизируют про стариков женщин и детей. Мол мужчины гибнут — это нормально, а всем остальным становиться жертвами войны нежелательно. Но царапнуло не это, а другое. Он и его товарищи считали совершенно нормальным участие Генки в их личной войне. Да и в книжках сплошь и рядом описываются подвиги детей, по полной программе используемых взрослыми в качестве если не пушечного мяса, то разведчиками и связными. И это считалось нормальным. Нормальным тогда, нормальным потом, в мирное время. Рассказы про пионеров-героев, воспитание подрастающего поколения на героизме тех, кто не дожил до победы.

Фашисты, они нелюди, это понятно, они уничтожали в том числе детей. Но наши-то, наши почему так спокойно посылали ребят на смерть? Наших ребят. Или война делает всех взрослыми? Вот тот же Гена, он принял для себя решение воевать. Попробуй его отговори или расскажи, что он не имеет права участвовать в этой беде, убивать немцев и защищать своих близких. Будет спорить, может даже зареветь от обиды на несправедливость. Значит, это справедливо, когда подросток принимает на себя обязанности взрослого мужчины? Лучше не думать об этом, лучше не задумываться и продолжать делать своё дело. Кстати, которое ты сам на себя взвалил.

— Да, пулемет сюда просится, — Парамонов снова поправил воображаемую треуголку, — и немцы не дураки, они это тоже понимают.

— Будем по ним лупить?

— Будем. До первого выстрела с их стороны. А потом бежим отсюда в надежде, что за нами не погонятся. Всё как в прошлый раз. и фиг с ним, с аккумулятором, пусть остаётся. Листвой и дерном прикроет тот, кто подрывать будет, и ходу!

— Как это, а разве не ты будешь взрывать?

— Любой может, там только контакты к клеммам прижать. Один даже можно сразу прикрутить, чтоб руки не тряслись от волнения. А я с пулеметом тут залягу. Парами будем работать, двое на бугре с пулеметом и винтовкой, двое с автоматами и батареей на подрыве. Главное что? Главное — выбрать время, чтоб в самой гуще рвануло, чтоб потом вся чешуя кверху пузом всплыла, а не пара подлещиков. — Парамонов сам спросил и сам ответил. И все согласились.

А колонны пёрли одна за другой, давая понять, что там, на востоке ничего не кончилось, что немцам именно там и именно сейчас нужны резервы на Смоленском или Могилёвском направлении, точно сказать из недоделанных полководцев не мог никто. Зато было понятно, что вариант с закладкой мины имеется только один, это который ночной. И правильно, что с электроподрывом. Столько взрывчатки класть, а потом она бабахнет под головной машиной? А то вообще под мотоциклом. И хорошо, если он потом приземлится на голову генералу какому-нибудь. А если в кусты приземлится?

— Блин, такая толпа прёт, а мы со своими семью кило тротила — несерьёзно.

— Так больше не натопили, товарищ председатель. Что тут поделаешь?

— А вот что, мы с Генкой останемся наблюдать дальше, а вы дуйте за снарядами. У нас же есть еще не вытопленные. Вот и принесите, сколько сможете. Прикопаем в той же яме.

Вернулись мужики уже почти ночью, во всяком случае небо было синее-синее, а закат собирался угаснуть окончательно. С собой они несли какие-то металлические ящики.

— Это что такое, граждане⁈ Где снаряды?

— Ольга нас загрузила, говорит, утром притащили партизаны тебе. Мол, подарок от отряда «Дело Ильича».

— И чего это?

— Вроде как мины.

В свете догорающей зари Парамонов смог понять, что если эти ящики и мины, то скорее всего противотанковые. А противотанковых мин наш герой не боялся. Еще подростком ему доводилось спать, подложив под голову современную противотанковую мину. На самом деле это был муляж, но как настоящий. И подросток Саша четко запомнил, что для активации взрывателя такой мины нужно нажатие не менее двухсот килограммов. А эти коробки и подавно не опасны, раз партизаны их тащили, потом его архаровцы. Давно бы уже рвануло, если что.

Какого-то мудрёного замка у крышки не было, как и торчащего взрывателя. Когда Парамонов открыл ящик, то увидел, что взрывателя нет и внутри. Месть под него имелось, а самого запала он не нашёл. Зато нашел шесть тротиловых шашек с маркировкой. Четыре штуки по шестьсот грамм и две по четыреста. Итого, два восемьсот — прикинул Александр. Если во всех коробках по столько, то… то нормально выходит!

В трех коробках оказался тротил, в четвертой мешочки с каким-то порошком. Засада, подумал он, но не стал морщиться — мешочки тоже было решено закопать, наверняка в них что-то взрывучее. Вместе с ранее принесенным получалось восемнадцать кило — а вот это уже совсем неплохо.

— Братцы, у нас должен получиться феерический концерт. Как с тем танком, только еще и зрители будут. Даже немного страшно, не зацепит ли того, кто будет на подрыве.

— Да ну, не должно.

— Именно, что не должно. И лес ударную волну немного погасит, и мы бровку перед позицией выкопаем. От волны защитит немного, вверх её отбросит. Тогда прятать батарею уже нет смысла. Короче, один будет смотреть, как колонна мимо пойдет, наблюдатель бежит к подрывнику, оба ложатся и подрывают.

— Я могу с дерева опять знак подать, каркну вороном, как прошлый раз. — Кто бы сомневался в храбрости не бреющего бороды Генки.

— Каркнешь, а потом улетишь далеко и без штанов. Так такая волна пойдет, всё посшибает. Да и не надо с таким зарядом точно целиться. — Парамонов был серьёзен, словно уже выдавал боевое задание. — Подрыв в середине колонны, пережидаете ударную волну, потом убегаете, не дожидаясь нас. Встречаемся у того ручья, где сегодня воду набирали. Всё понятно?

— Понятно. Кто на подрыве?

— Алексей и Геннадий. Мы с Василием на бугре добиваем. Если это так можно назвать. А сейчас Генка на атасе, мы копаем. Я тяну провод, мужики копают яму, щебень не раскидывайте только. Нам мину еще маскировать надо, чтоб сверху смотрелось нормально.

То, что это не первое минирование, прибавляло спокойствия всем, да и копать дорогу ночью — не то что днём, когда в любой момент может появиться мотоцикл с фрицами. Яма получилась достаточно большая, настолько, чтоб закладку не размолотило проезжающими по ней танками. Ну и чтоб провод не порвали, его тоже заглубили на два штыка до самой водоотливной канавы. А там уже Парамонов просто вырезал полосу дёрна, укладывал провода и возвращал дёрн на место. Не всю сотню с лишним метров прикопал так, но примерно тридцать не поленился спрятать.

Перед тем, как засыпать мину, до её подключения к проводке, специально захваченной лампочкой Парамонов прозвонил цепь. Он догадался просто скрутить два конца перед дорогой, и подключить лампу перед батареей. Лампочка засветилась, гарантируя целостность кабеля. Теперь строго наказать никому не трогать батарею и можно идти вешать провода на самодельный электровзрыватель. Пока подключили, закопали, пока замаскировали, отряд диверсантов никто не побеспокоил — у немцев уже выработалась боязнь темноты на дорогах Белоруссии. Даже вздремнуть успели.

Генка всё-таки залез на дерево, ворон-маньяк какой-то! Благо, смотреть надо было в одну сторону, в обратную по дороге никто не ехал, чтоб не создавать пробок отправляемым на линию фронта колоннам. Парень клятвенно пообещал, что не будет каркать, а высмотрит большую пыль и сразу вниз и бегом к Алексею, мол готовься. А потом обратно к дороге. А как голова на подходе будет, то обратно и отмашку будет давать к активации подрыва. Про активацию подумал Парамонов, Генка такое слово не использовал. Но план его был одобрен всеми.