Беззаветные охотники (СИ) - "Greko"

— Да, — я всматривался в его веселое лицо, пытаясь уловить вранье и фальшь.

— Охрана Цесаревича — задача стражи замка. Поэтому вам выделен отдельный коттедж. Вас проводят. Наслаждайтесь свежим воздухом. Гуляйте. Ни о чем не беспокойтесь. Уверяю, здесь вам не придется пинать поляков или кого еще.

Вроде, говорил искренне. Никакой подоплеки я не заметил. Расслабился.

— Действительно, хорошая новость! — согласился я.

— Значит, возражений не последует? — рассмеялся Гудсон.

— На этот раз — нет! — я поддержал его смех.

— Славно! Тогда — отдыхайте!

Гудсон побежал дальше. Мы последовали за королевским слугой в свой отдельный коттедж.

— В общем, надо признать, что такой поворот, как нельзя вовремя! — сообщил я своим спутникам.

— Почему? — поинтересовалась жена.

— Как раз займемся Библией Фалилея! Надеюсь, успеем, прежде чем опять начнется круговерть!

— Да, это хорошо! — согласилась жена.

В коттедже женушка решила прежде отдохнуть пару часов, а уж потом исследовать окрестности. Фалилея я оставил при ней. Сам с Бахадуром направился на другой берег, в Итон, на поиски коттеджа «Пьяный бык» и рекогносцировку.

Темза в этом месте была всего метров в двадцать шириной. Так что лодочнику пришлось лишь, практически, пару раз взмахнуть веслами, чтобы переправить нас на нужный берег. Начали свою прогулку по Итону под ворчание Бахадура. Его возмутило, что за эти несколько гребков лодочник взял непомерно большую оплату. Я его успокоил.

— Все равно выхода не было. Не брать же ялик на абордаж?

Пират, вздохнув, согласился. Но моя шутка его явно навела на опасные мысли.

Городком не любовались, хотя он того стоил. Не до этого было. И попусту шляться по нему не намеревались. Поэтому я у первого же встречного спросил про «Пьяного быка». Первым встречным оказалась лихая бабенка, типичного для этого времени английского разлива. В том смысле, что была не плоской доской, как англичанки будущего — поклонницы Твигги, а вполне себе упитанной дамой, чуть за тридцать, в самом соку и с выдающейся грудью. Классическая молочница. Бахадур тут же забыл о негодяе-лодочнике, сразу растаял, словно мороженое на солнцепеке, и теперь стоял, не сводя глаз с приличного выреза на простеньком платье, за которым в такт словам женщины колыхались её необъятные груди! Женщина, рассказывая мне про дорогу, конечно, заметила восторженный взгляд араба. Не смутилась. Наоборот, чуть приосанилась, чтобы грудь заиграла новыми «красками»! Еще несколько мгновений, и я остался бы без напарника! Алжирец уже лежал лужицей возле её ног! Благо, женщина все объяснила. Добавила, что Мосли живет затворником и никого не принимает, в округе слывет чудаком, с котором лучше вовсе не иметь дела. Я примерно так все себе и представлял. Поблагодарил. Женщина кокетливо кивнула, собиралась уже проследовать своей дорогой, но тут Бахадур крепко взял меня за руку и издал свой требовательный гортанный звук. Женщина остановилась. Смотрела с любопытством. Бахадур сжимал мою руку все крепче и крепче. Я сдался.

— Прошу прощения, уважаемая леди! — начал я, вызвав одобрительный смешок за «леди». — Не сочтите это за наглость. Мой друг, его зовут Бахадур, настолько вами впечатлен, что спрашивает, возможно ли ему навестить вас завтра вечером?

— А сам он не может это сказать? — улыбнулась дама.

— Увы! Он не знает языка. И это не беда, в общем. Он — немой!

— Ох! — начала срабатывать извечная жалость женщин к несчастному Бахадуру.

— Да, да! Ему отрезали язык!

— Ох! — женщина покачала головой, с интересом разглядывая синеглазку-араба. — И как же мы будем общаться? — пришла она в себя и задала вполне разумный вопрос.

— Прошу прощения, как вас зовут?

— Маргарет!

— Поверьте мне, Маргарет, если вы осчастливите его свиданием, слов не понадобится!

Маргарет вспыхнула, потом рассмеялась.

— Я живу вон там! — указала на самый крайний дом.

Бахадур понял по её улыбке и жесту, что Маргарет не против. Улыбнулся. Наконец, отпустил мою руку. Поклонился женщине.

— Он будет у вас завтра вечером в…? — я продолжал сводническую роль.

— В 10. Не раньше. И чтобы…

— Уверяю вас, Маргарет. Он придет и уйдет незамеченным!

Маргарет кивнула, рассмеялась, и пошла к своему дому, энергично покачивая бедрами.

Я пнул Бахадура.

— Нашел время, дон Хуан!

Пирату было плевать. Он весь уже был в объятиях Маргарет.

— Хоть купи ей что-нибудь! — ворчал я.

Бахадур только усмехнулся: мол, не учи ученого!

Быстро нашли нужный нам коттедж. Быстро все осмотрели. Уютный домик в окружении сада. Совсем не крепость. Приют мечтателя.

— Забор — дрянь! — указал мне Бахадур.

— И хорошо! — согласился я. — И какой план у тебя? Только, прошу, не начинай мне говорить, что будешь ножи метать в руки-ноги!

— Зачем? — удивился пират.

— И на том спасибо! Пойдем в обход.

Обошли дом. Я ткнул в дверь черного хода. Посмотрел на Бахадура. Тот был на все согласен. Чем криминальнее, тем лучше. В добрых традициях понаехавших в Туманный Альбион.

— Кража со взломом. Эти англичане в провинции — как дети. Не ждут подобной дерзости. Заметил? На окнах нет решеток, во дворе — ни собаки, ни сторожа, — вздохнул я. — По-тихому все обтяпаем. Сможем?

— А есть другой выход? — спросил пират.

— Да сотни! — ответил я горячо. — Только времени у нас нет! Ладно, пошли. Чего тут зря светиться! Хотя плевать! Кто заподозрит в гостях самой королевы парочку громил⁈

Двинулись в обратный путь. Проходили мимо паба.

— Горло промочим? — предложил Бахадур.

— Хорошо!

Я не мог ему отказать. Пират подсел на местный эль. Нравился ему очень. Да и мне тоже.

Сели. Заказал эль. Потом толкнул Бахадура.

—?

— А не хочешь попробовать их знаменитый пудинг?

— А ты?

— И я, конечно! Нужно! Все-таки их национальное блюдо! Мало ли! — я усмехнулся. — Вдруг завтра ночью твоя Маргарет тебе его подаст! Будешь готов!

— Хорошо! — довод убедил и заставил улыбнуться алжирца.

Принесли нам «ихний» пудинг. Что я, что Бахадур, давясь, с трудом проглотили по кусочку. На алжирца было больно смотреть. Видимо, представил себе картину с Маргарет и большим куском пудинга, которым она его угостит. Мне же так и хотелось сказать: «Какая гадость… Какая гадость — этот ваш пудинг!»

Быстро и одним махом запили национальный английский гастрономический конфуз элем. Тут не подкопаешься. Эль был отличным!

… Мой план по сравнительно честному отъему у сэра Джоносона Мосли, эсквайра, Библии (возвращение краденого не есть преступление!), не вызвал у грузинской дворянки, по совместительству, моей дражайшей супруги, никакого восторга. Наоборот. Она презрительно выпятила губки, фыркнула и толкнула небольшую речь, смысл которой сводился к тому, что мы с Бахадуром превратились в обычных гопников, растерявших все понятия о благородстве настоящих джентльменов. Лондонский смог все ж таки затуманил мозги моей ненаглядной. Прониклась симпатиями к острову и его традициям. Ну, да ладно. Её позиция мне была понятна. Более того, я ожидал, что увижу её выпяченные губки. Но чего я совсем не ожидал, так это реакции Фалилея. В первый раз за все время нашего знакомства я увидел, как спокойствие его покинуло. В один миг каменная маска слетела с его лица, он часто задышал и, повысив (!) голос, высказал свое категорическое неприятие моего плана. (К своей чести, после случая с Бахадуром на корабле, когда он по моей вине получил по голове, я зарёкся называть свой план «выдающимся»). Я оторопел. Попросил разъяснений.

— Это Библия. Святая книга. Нельзя воровать! — Фалилей никак не мог успокоиться.

Я беспомощно взглянул на Тамару. Она ехидно улыбнулась: получил? То есть, поддержки от неё ждать не следовало. Посмотрел на Бахадура. Тот со скучающим лицом вертел свой ножичек в руках. Весь его вид говорил о том, что ему все равно. Из серии — хотите, пойдем ментов резать, хотите, хоть завтра разбежимся! Тем более, что завтра его ждала Маргарет! Помощи было ждать неоткуда. Я вздохнул. Потом произнёс пламенную речь. Упирал на то, что мы ограничены во времени. Сильно ограничены. Потому что все-таки наша, а в особенности, моя главная задача — заниматься Цесаревичем. Не будь этакой «обузы» я, конечно, разработал бы другой план, который устроил бы щепетильного Фалилея. Но — в другой раз. Сейчас я не видел иного выхода. В конце я клятвенно заверил эфиопа, что по возвращении в Тифлис обязательно схожу в церковь и поставлю самую большую свечу во искупление этого греха. Даже обращусь к священнику, чтобы он наложил на меня какую-нибудь епитимью!