Беззаветные охотники (СИ) - "Greko"

Беззаветные охотники

Глава 1

Вася. Северный Дагестан, аул Миатлы, 17 октября 1838 года.

Хорошим командиром полка был полковник Пулло, но редкой дрянью и плохим стратегом. Одно другому не противоречило — в жизни и не такое случается.

Сам из греков и мелкопоместного рода, он был охоч до денег настолько, что мог ради своекорыстия сжечь дагестанский аул или отнять бриллиантовые серьги у пленной горянки. Происхождение его не извиняло. В русской армии служило множество и греков, и бедных дворян — служили с честью, и за наживой не гнались. Как капитаны Лико и Егоров. Но Пулло был другим, являя собой тип служаки, который своим авторитетом и умением подлизаться к высшему начальству творил зло, не задумываясь о последствиях. Как и Засс на Правом фланге, он командовал кордонной линией на Левом, на Тереке. Как и генерал-шайтан Засс, он мыслил исключительно категориями жестокости в отношении горцев. Как и Григорий Христофорович, Александр Павлович греб деньгу любым способом. Но Засс при всех своих зверских наклонностях был стратегом. Он создал уникальную сеть лазутчиков и выдавил абадзехов далеко в горы. А Пулло? Он своими действиями и советами генералу Граббе, командующему войсками Кавказской линии и Черномории, способствовал разжиганию войны в Восточной Черкесии. Шамиль мог быть отчасти обязан ему своими успехами.

Когда войска после похода в сторону Андии отдохнули, генерал-майор Крюков стал ломать голову, что бы еще предпринять. Советовался с полковниками.

Вызванный к генералу, Пулло подошел к калмыцкой кибитке, по заведенной ещё Вельяминовым традиции игравшей роль штаба и столовой для старших офицеров и гостей из столицы. Генерал в турлучных землянках крепости жить не захотел.

— Вызывали, Александр Павлович?

— Проходите, Александр Павлович, — поприветствовал Крюков своего полного тезку и командира Куринского полка. Сразу приступил к делу. — Что будем делать дальше?

Крюков задумчиво рассматривал карту. Странные дела творились в крае, где ему выпало командовать дивизией. В сентябре его коллега, генерал Фези, со своим отрядом должен был усмирить восставшую щекинскую провинцию. После тяжелого и продолжительного перехода выяснилось, что мятежники смирились и воевать не с кем. У Крюкова в Салатавии вышло похоже. Ни одного выстрела не сделали, лишь людей притомили. В виду общего спокойствия вернулись обратно во Внезапную. Ни чести, ни славы. Ни добычи, мог бы добавить Пулло!

— Генералу Фези допрежь сентябрьского похода досталось славно повоевать в Аварии. В Энхелинском деле разбил он партии Шамиля, заставив того отступить в Ахульго. А мы? Так и повезем обратно патронные ящики полными?

— В 1832 году в сражении при Гимрах, когда был убит Кази-Мулла, наш сапер приколол штыком к стене осажденной башни молодого мужчину, почти юношу. Тот вырвался и заколол кинжалом солдата. Раненый выдернул штык из плеча, спрыгнул в ущелье и был таков. Барон Розен сказал: «Этот мальчишка наделает нам со временем хлопот». Как бывший наместник оказался прав! Тем юношей и был Шамиль. Ныне снова поднял голову на Кавказе мюридизм. Снова звучит страшное слово «газават». Должно истребить эту заразу фанатиков под зеленым флагом.

— Какие идеи?

Пулло знал об исключительной набожности и склонности к миссионерству трижды контуженного в боях генерала. Полковник решил использовать сие обстоятельство к собственной выгоде:

— Есть такой аул в горах, Миатлы. Укореняется там магометанство в худших его формах. Того гляди мюриды появятся. И дерзость проявляют его жители. Назначена им была контрибуция. Так не платят. Еще нашли там убитого армянина. Потребно наказать. Покажем кумыкам, что Аллах их не защитит!

Глаза Крюкова загорелись фанатичным блеском. Полковник понял, что убедил генерала.

Пулло смолчал про два важных обстоятельства. Во-первых, аул нельзя было назвать немирным. Проживавшие там кумыки в нападениях на русских замечены не были. Во-вторых, аул был богатым, и полковник рассчитывал славно погреть там руки. Например, можно было прикарманить серебро от выкупа пленных. Или забрать себе ценности, отнятые у жителей. Или часть скота, который потом продать. Или вино, которым славился аул. Прежние способы обогащения за счет дармового труда солдат и мухлежа с поставками пока следовало отставить. Арест и следствие над князем Дадиани здорово напугали начальствующих на Кавказе. Оставался единственный путь обеспечить себе безбедную старость — взять силой у горцев.

… Отряд Крюкова стоял бивуаком напротив крепости Внезапная, за рекой, в большом кумыкском ауле Эндерей, которое русские прозвали Андреевским. Селение Миатлы находилось на расстоянии дневного перехода. Его окружали высокие горы. Поблизости находилось самое глубокое в мире ущелье. Внизу протекала рука Сулак. На ней была устроена стратегически важная переправа, соединявшая Внезапную с крепостью Темир-Хан-Шура.

Пулло предложил хитрый план. Обмануть возможных лазутчиков, оставив весь обоз в лагере под охраной роты куринцев и 10-го кавказского линейного батальона. Остальным же скрытно двигаться быстрым маршем с таким расчетом, чтобы на рассвете окружить аул и атаковать.

Так и поступили.

Крюков лично возглавил авангард, состоявший из батальона куринцев под командованием Пулло. Верстой позади шли главные силы — кабардинцы, кавалерия из казаков и девять горных орудий — под начальством полковника Пирятинского, командира Кабардинского полка. Шли тихо, без песен и плясунов. Лишь изредка раздавались недовольные, негромкие окрики офицеров, требовавших подтянуться. Или глупый казацкий конь, не слушаясь приказов, мог заржать.

Дорога была убийственной, особенно, для артиллерии. Зарядные ящики приходилось то и дело тащить на руках. Стволы орудий везли навьюченными на лошадей. Станину тянули парой. Удобные проходы указывали два нанятых проводника из местных. Благодаря их подсказкам, на рассвете вышли к спящему аулу.

Согласно отданному на марше приказу Миатлы было решено охватить с трех сторон. Справа изготовились куринцы с тремя сотнями казаков и тремя орудиями. Слева — батальон кабардинцев и сотня казаков. С фронта — Пирятинский с еще одним батальоном кабардинцев и шесть орудий. Все маневры были выполнены так тихо и незаметно, что в ауле никто не среагировал на грозящую опасность. Многим из четырех тысяч жителей аула оставалось жить последние минуты.

Селение окружали роскошные виноградники и сады. Как только зазвучало пение муэдзина, знаменующее рассвет, из фруктового великолепия вырвались языки пламени. Девять орудий отряда, развернутых на возвышенностях, открыли убийственный огонь по деревне. Следом за ядрами и гранатами двинулись ощетинившиеся штыками цепи.

Вася шел в стрелковой цепи своей роты. Солдаты весело переговаривались с соседями, разделенные рядами виноградных лоз. Срывали на ходу поздние ягоды, оставленные рачительными хозяевами немного подвялиться на осеннем солнце. Направление движения было понятно без команд: ориентир — минарет мечети.

Навстречу начали выбегать полуголые жители, напуганные орудийной пальбой. Безоружные мужчины и простоволосые женщины с голыми младенцами на руках. Мужчин кололи штыками. Женщин валили на землю, срывая с них одежды. До насилия еще дело не дошло, но Вася понимал, что до него недалеко.

Сердце стучало, как бешеное.

«Я на такое не подписывался!» — хотелось ему закричать изо всех сил.

Он словно попал на съемки «Апокалипсиса» в исторических костюмах XIX века. На душе было тошно. Не было никакой возможности остановить эту мерзость: люди ему не подчинялись. Вышагивающий рядом юнкер Всеволожский, хоть и таращил глаза на творимые безобразия, но как воды в рот набрал.

Вслед за жителями повалил скот. Тут же подоспели казачки, принявшиеся ловить разбежавшихся коров и баранов. С гиканьем сгоняли в одно плотное стадо, отсекая его от аула. Позднее было подсчитано: всего было захвачено 500 голов рогатого скота.