Архонт росский (СИ) - Мазин Александр Владимирович
И все это безобразие, по версии Пиперата, произошло исключительно по вине фемного стратига.
Возражать было некому. Трудно спорить, когда твой оппонент на дистанции тридцати шагов от императора, а ты — с другой стороны Понта Эвксинского. Не удивительно, что предложенный патрикием Николаем вариант был безоговорочно принят Палатином.
Удивительно, что стратиг Иоанн после такого фиаско остался стратигом.
Ходили слухи: патриарх заступился. Тогда он еще мог это сделать, поскольку был у Льва в фаворе: самолично крестил его внебрачного сына. Причем по всем правилам, фактически введя незаконнорожденного младенца, будущего знаменитого императора Константина Багрянородного, в этот императорский род. Другое дело, что перед обрядом патриарх Николай Мистик поставил папе младенца условие: император должен отослать маму будущего василевса и свою любовницу Зою подальше от Палатина и собственного императорского тела. А ведь император ее любил, свою Зою Карбонопсину, то есть Угольноокую. И хотел — по-честному. Жениться. Ну да, это был бы его четвертый брак, но разве он не император? Разве не глава империи и входящей в нее церкви?
Оказалось — не совсем. Патриарх Николай решил, что трех браков более чем достаточно даже для василевса.
Опрометчивое решение — ставить условия императору. Даже если ты патриарх.
Лев хотел жениться — и женился.
Патриарх тут же сделал свой ход: исключил священника, который венчал монаршую чету, из священного сана, а императора отрешил от святых таинств. И даже в церковь велел не пускать.
Лев рассердился. Мягко говоря. Но решил действовать корректно. Не зря его прозвали Мудрым. Да, церковь — сила. Она как-никак представляет инстанцию повыше императорской. Однако в самой церкви есть инстанция повыше патриаршей. К этой высшей инстанции, то есть к Папе Римскому, Лев и обратился. А также на всякий случай воззвал и к другим патриархам: мол, вправе ли их константинопольский «сослуживец» запрещать монарху жениться, пусть даже и в четвертый раз. И все вышеперечисленные дружно ответили: «женись на здоровье, твое величество». А вот тогда Николай Мистик обиделся по-настоящему. На патриархов, ни один из которых даже близко не приближался к его возможностям. И на Папу, кой формально стоял выше византийского патриарха, но по факту — не факт. Византийская империя — это не какая-нибудь сборная солянка из итальянских доменов, а истинная наследница Великого Рима. И главный в ней по духовным вопросам он, Николай Мистик.
Была ли это вера в собственную правоту или грех гордыни, сказать трудно. Никто, кроме самого патриарха Николая, так и не узнал, что творилось в голове у владыки, когда он лично встал на пути императора, не позволив тому войти в Святую Софию. И не в какой-нибудь будний день, а на Рождество!
«Если ты не уйдешь, а применишь силу, тогда уйдем мы!» — провозгласил патриарх. Имея в виду не только себя, но и прочих церковных иерархов.
Сказал. И ушел.
Правда, без иерархов. Созванный Собор единогласно одобрил и «добровольное» отречение Николая, и брак Льва с Зоей, и законность рождения младенца Константина. И нового патриарха Евфимия. По совместительству императорского исповедника, то есть человека доверенного во всех смыслах.
Вот такие страсти по-императорски.
[1] Иберы (иверы, иберийцы) — так в Византии называли грузин. Не путать с иберами испанскими.
[2] Спата — обоюдоострый меч, пригодный и пешему, и всаднику. Известна со времен Галльских войн и, говорят, у галлов же и позаимствована римлянами. В описываемый период, насколько мне известно, перестала быть штатным оружием всадника, сменившись на более практичную саблю, но сохранилась в качестве личного оружия.
[3] Диатрета — колоколообразный стеклянный сосуд, заключенный в оболочку из ажурного, нередко цветного стекла сетчатой или иной формы.
[4] Напомню, что основным языком Византии, особенно на востоке, был греческий. Хотя официальным языком по-прежнему оставалась латынь.
Глава 17
Глава семнадцатая. Патрикий Николай Синадин (продолжение)
Когда кто-то падает, кто-то другой непременно… не падает.
Патрикий Николай Синадин, получивший свое прозвище Пиперат за едкое остроумие и любовь к роскоши[1], входил в команду, которая «не». И его заветной мечтой было: когда-нибудь самому получить под управление фему-провинцию. Николай понимал, что самые верхние ступени дворцовой лестницы ему не доступны. Туда пускают только евнухов. Но одно то, что в Палатине его уже не считают чужаком, уже неплохо. До сих пор он выполнял поручения, которые были скорее деликатными, чем ответственными. Но сейчас его включили в состав группы переговорщиков с осадившими столицу скифами. А это значит — сам Самонас решил, что Николай заслуживает доверия. Крестный сына Льва Философа, любимчик его супруги Зои, паракимомен и протовестиарий Самонас посчитал, что специалист по северным варварам патрикий будет полезен в переговорах. И если Николай не обманет ожиданий Самонаса, тот сделает его своим человеком. И мечта станет ближе.
Если. Поскольку очередная придворная интрига может сбросить с высот самого Самонаса.
В любом случае патрикий свой шанс упускать не собирался и немедленно проявил инициативу: пригласил занятного варвара в гости. Идея изучить врага не с высоты стен, а вот так, на короткой дистанции Самонасу понравилась. Изучить, проанализировать и предложить варианты того, как можно укротить зверя и использовать его свирепость на благо империи.
— Пусть приглядится и узнает, можно ли сделать этого юного дикаря полезным василевсу, — сказал Самонас своему доверенному Евагрию. — Подкупить, очаровать, припугнуть… Пусть сам решает.
— А если не выйдет? — на всякий случай поинтересовался Николай уже у проэдра.
— Если варвар окажется бесполезен, решай сам, — ответил Евагрий. — Но, думаю, лучше устранить. Чтоб, вернувшись к своим, не болтал лишнего.
Паракимомен дал добро — и архонта-скифа впустили в осажденный город. Причем — с сопровождающими головорезами.
Патрикий Николай не ожидал, что его гость притащит с собой два контуберния северян. Но раз уж притащил, пришлось размещать. И надеяться, что дикари будут вести себя пристойно. А поскольку из одной надежды дом не построишь, то патрикий решил во избежание проблем привлечь знакомого этериота — урожденного варанга-северянина и декарха императорской гвардии Хольмстейна. Варвар кое-что должен Пиперату и не откажет. Особенно если уточнить, что патрикий Николай выполняет задание всемогущего паракимомена. Самонас щедр к своим, а варанги по-настоящему любят только золото.
Однако Пиперат не был бы потомком старинного византийского рода, если бы не умел извлекать тройную пользу из любого действия. И сейчас у него появился уникальный шанс: показать обществу настоящего варвара. Торжественный ужин в доме патрикия, в котором как раз гостит всамделишный кровожадный росс, идеальная возможность поднять свою репутацию. Это все равно что привести в триклиний черногривого льва и посадить за общий стол. Будоражащая приправа к изысканным яствам.
Юный архонт снова удивил: пришел на ужин не один, а со своим кентархом. И патрикий даже пожурил себя, что сам не сообразил позвать это чудовище. Архонт Сергий слишком юн и красив, чтобы пугать по-настоящему. А вот его кентарх смотрелся идеально. Дикий зверь. Глянет — и холодок вдоль спины. А ну как бросится?
Да, варвары-россы стали звездами вечера, затмив приглашенных музыкантш и даже томленую зайчатину в винном соусе. Об этом ужине будут еще долго судачить. Огромный татуированный варвар с прозвищем Убийца и его архонт, белокурый светлоглазый юноша с двумя клинками в богатых ножнах, с коими отказался расстаться, даже садясь за стол. Эти мечи — и отменный столичный выговор плюс безупречные манеры. Какой контраст! Вдобавок архонт юн и статен, как языческий бог. Что за вызов христианской морали и добродетели!