Архонт росский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

— Лука, проконтролируй, — сказал Сергей Ореусу по-ромейски. И, патрикию: — Лука Ореус — мой декарх. А вот кентарх. Дёрруд, сын Сигтрюгга, по прозвищу Убийца, — слово «берсерков» Сергей опустил, поскольку не знал ромейского аналога. — К сожалению, он не говорит на имперском.

— Привет тебе, Лука, — уронил Пиперат. И, Сергею: — Любой из твоих людей украсил бы этерию. Но этот, — кивок на Дёрруда, — и впрямь Убийца. Взглянешь ему в глаза, и сразу рука к спате[2] тянется.

— Зря тянется, — усмехнулся Сергей. — Он убивает быстрее, чем я делаю глоток вина. Кстати о вине…

— Прости, забыл долг хозяина, — без малейшего раскаяния повинился патрикий. — Пойдем, тебе подготовили комнату на втором этаже с видом на сад. Твоему кентарху мой домоправитель тоже что-нибудь подыщет. — И не без гордости: — У меня просторный дом. Следуй за мной.

Дом действительно оказался просторным. И гостеприимным.

Покои из трех комнат. Легкий перекус, вино, бронзовая ванна с ароматизированной цветочными лепестками водой, смена белья рядом.

— Вечером я собираю друзей, — сообщил патрикий. — Близких друзей. Не сочти за труд: надень эту прекрасную броню, — патрикий постучал согнутым пальцем по кольчуге. — Я пришлю слугу, чтобы начистил и умаслил и твою, и твоего кентарха.

— Хочешь показать варваров-россов во всей красе? — усмехнулся Сергей.

— Ты против?

— Ничуть.

— Тогда отдыхай пока. О твоих людях позаботятся.

И ушел.

А поговорить?

Торжественный обед. Ножки стола, наверное, гнутся от нагрузки — столько на нем яств. Вино в высокие кубки-диатреты[3] наливают слуги. Перед Сергеем поставили два. Оба — с красным. На одном бокале написано на латыни: «цени мгновение», на втором по-ромейски[4]: «жизнь прекрасна, и красота ее внутри меня».

Тот, который «цени мгновение», Сергей забраковал. Пригубил, поморщился и велел заменить. Такое вино не в драгоценный кубок наливать, а в глиняную чашку. А когда слуга поинтересовался, какое именно вино желает господин, махнул рукой небрежно и велел принести белого муската подобающей выдержки, не слишком сладкого, подходящего к первому блюду — изысканному рыбному супу.

В винах Сергей разбирался недурно. Но виноград, из сока которого будут выдержаны те вина, которые он хорошо знал, еще не скоро созреет. Лучше не рисковать. А вот всякую дрянь ему предлагать — это неуважение. Стоит поставить на вид.

Сергей взглянул на Николая Пиперата.

Патрикий улыбался. Можно не сомневаться: именно Коля Перчик стоял за этим маленьким розыгрышем.

— Всякий человек подаёт сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее, — сказал Сергей Пиперату. — А ты, я вижу, захотел сберечь хорошее вино до конца пира?

Чуть подправленная библейская цитата, знакомая здесь каждому.

Пиперат не обиделся. Он наслаждался изумлением гостей.

Дикарь, не потрудившийся даже кольчуги снять, различает вина не только по крепости, вдобавок еще и Евангелие цитирует.

Крепость вина, впрочем, тоже учитывалась. Сергей попросил полегче. Не забывал, что он чужак в чужой стране.

Нет, пришел он на пир не один. С ним был Дёрруд. Вот уж кто в точности соответствовал тому образу варвара, который насаждала византийская пропаганда. Бородатый длинноволосый громила с мертвым, вернее, мертвящим взглядом светло-голубых прищуренных глаз, заплетенная в косицы светлая борода, мозолистые лапищи в татуировках, меч, с которым он категорически отказался расставаться, и нож почти в локоть длиной, который заменял Убийце весь набор столовых приборов.

Ах, как смотрели на него изысканные константинопольские дамы! Безразличных не было. Полный спектр эмоций — от откровенного ужаса до столь же откровенного вожделения. А вот кое-кто из патрикиев, судя по брезгливым мордам, охотно бы выгнал дикаря из-за стола.

Пиперат был доволен. Какой контраст между манерными столичными аристократами и кровожадной зверюгой в человеческом облике.

Сергей в очередной раз убедился: посадить Дёрруда за общий стол было правильной мыслью. Равно как и прихватить с собой в столицу два десятка бойцов. Это же ромеи. Тут зарезать исподтишка или травануть — обычное дело. Плевать, что патрикий Николай представил Сергея как своего друга и одного из высших архонтов страшных россов, чья армия стоит у стен столицы. Стены неприступны, а у сторонников переговоров наверняка есть противники. Которые будут против только потому, что соперники — за.

Но одно дело: глядеть на россов со стен, а совсем другое — видеть за столом напротив их реального представителя. Сразу хочется крепко подумать: стоит ли ссориться с такими, как этот. С десятками тысяч таких, как этот.

А вот от патрикия Николая подвоха ожидать не стоит. Он сам заинтересован в положительном результате. Ну и такая мелочь, как пара соболей, что вручил ему Сергей перед ужином, тоже сыграла позитивную роль. Каким бы лицедеем ни был Пиперат, а полностью скрыть восторга не сумел. Именно после подарка Сергей и был назван другом благородного ромея. Это в Белозере соболья шапка у супруги каждого уважаемого купчины имеется. А здесь такой мех — ценность невероятная.

Примерно такая же, какой стали бы в Белозере здешние столовые приборы. Все эти серебряные, эмалевые, инкрустированные камешками блюда, блюдца, кубки, ножички, ложечки, двузубые вилочки. Кое-что у Сергея уже имелось в белозерском доме, но попроще. Тоже понятно. Простые северные парни не особо тянулись к чеканкам и инкрустациям. Тонкая ювелирная работа не про них. Вот и нет спроса. Но это исправимо. Если удастся наладить нормальные отношения с империей, Сергей позаботится о том, чтобы варяжские князья научились ценить прекрасное.

— Никогда бы не подумал, что буду вот так принимать в моем доме росса, мой друг Сергий, — патрикий Николай улыбнулся Сергею.

Дружелюбия в этой улыбке были примерно столько же, сколько в змеиной. Сергей не обольщался. И не беспокоился. Он знал, что умная змея не станет без необходимости кусать того, кого не в состоянии съесть. А тот, кто был личным представителем империи в Самкерце, и должен был быть именно такой змеей. Холодной, скользкой, изворотливой. И умной. Умеющей продумать партию на десяток ходов вперед.

Другие в кубле византийских интриганов не выживают. Перчик — выжил. И здесь, и там, в Самкерце.

Сергей помнил, как Пиперат мгновенно переобулся в «друзья», когда увидел, что русы победили. Не запаниковал, не впал в ярость, а быстренько сориентировался и отыграл по новым правилам, заключив от лица империи договор не абы какой, не «я на все согласен, только не убивайте», а взаимовыгодный. Сохранив тем самым и жизнь и имущество, причем не только свои, но и всей ромейской диаспоры, включая и церковников.

Как позже узнал Сергей от самого патрикия, Николай и здесь, в Константинополе, сумел превратить проигрыш в победу: ухитрился так подать информацию, что его провал сочли заслугой, а виновным стал фемный стратиг Иоанн.

Последний тоже, конечно, был не лыком шит: политик прожженный и искушенный, написавший на Николая донос сразу после провала операции «захват Самкерца-Таматархи».

Вот только Перчик успел нажаловаться первым. А фемный стратиг Иоанн Вога крупно облажался, проиграв сначала русам, а потом — хузарам, вернувшим контроль над городом.

Версия Пиперата гласила: он помог русам отнять Таматарху-Самкерц у хузар, причем добился от скифов гарантий неприкосновенности византийской диаспоры (что обеспечило Николаю лояльность торговцев) и неприкосновенности христианской общины (одобрение церкви). То есть защитил интересы имперцев на тот краткий период, когда город принадлежал россам. Краткий, потому что гарнизон россов в городе по численности и по качеству даже рядом не стоял с тем, который был у прежнего владыки Таматархи Булана. Приходи и бери город тепленьким.

А фемный стратиг довести такое простое дело до ожидаемого финала не сумел. Провозился под стенами города, который, считай, остался без защитников, до подхода хузарской армии. И не просто отдал созревший и почти упавший в руки плод Песаху, но и ухитрился так разобидеть хузарского военачальника, что тот, не ограничившись Таматархой, железными граблями прошелся по феме до самых херсонских стен.