Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий
— Пресс… в виде рамы, — соизволил объяснить он. — Размер… ну, вот как сей стол, быть может. Имеется ручка сбоку, направляющие, ложемент… Наборщик, стало быть, выкладывает литеры в колодке. Краску наносят вручную — двумя подушками, — затем бумагу укладывают на специальную доску, и вся конструкция прессуется сверху плитой, которая опускается руками. Потом бумагу снимают, сушат, и так — снова, и снова…
А интерес у меня непраздный. Я уже читал тут пару местных газет. Университетская — это вообще не газета, новостей там ноль. Да и от остальных для делового человека — купца какого-нибудь или промышленника — толку мало. Никаких тебе курсов, никаких новостей с товарных ярмарок, ни одной внятной таблички с ценами. А ведь можно же замутить вполне себе полезный листок. Погода, заметки с рынков, реклама товаров. Да даже колонку «Спрашивали — отвечаем» сделать!
Эко я размечтался!
Просто в последнее время стал замечать, что деньги у меня утекают как вода из дырявой бочки. И это неудивительно — Москва деньги любила во все времена. Надо чем-то начать зарабатывать. Цемент Тимохи? Геморно. Оставим напоследок.
Ясно одно: если сесть и хорошенько повспоминать, знаний у меня хватает — интегралы, дифференциалы всякие. Высшую математику я в своё время изучил неплохо. Вот только… придумал ли, например, Риман свой интеграл к 1826 году? Или я опять собираюсь удивить людей тем, чего они ещё не изобрели? А главное — кто мне за это заплатит? Ну вот серьёзно: ты заходишь в лавку и говоришь купцу: «А у меня, между прочим, ряды Фурье есть!» — и что он? Даст тебе калач? Смешно!
Думал даже про что-то вроде экспресс-доставки писем. Такая «неэлектронная почта» — быстро, надёжно, в пределах Москвы. Может, и будет спрос.
Производство чернил наладить? Вот не помню из чего, но у нас, в будущем, они другие были, сохли заметно быстрее. Я знаю, что в составе, кроме сажи чернильной и уксуса винного, ещё и камедь есть. Но где эту камедь взять — ума не приложу.
Может, и вправду я тут велосипед изобретаю? Кстати. Велосипедов я тут не видел. Изобрести, что ли?
Другое дело, что бизнес — а это именно так называется — сейчас, откровенно говоря, несильно приветствуется в дворянском обществе. «Торгаш, промышленник, купчишка…» — почти ругательства. Ну, не дело это — барину деньгу зарабатывать. Он её должен иметь!
— «Я московский озорной гуляка, по всему Тверскому околотку! В переулке каждая собака… » — горлопанили мы во всё горло, выходя из ресторана уже друзьями.
Черт, не успел я сегодня в свой домик заехать — проведать, как дела с переселением. Зато с друзьями посидели душевно.
Так-с… и где моя карета с Тимохой?
— Сбег, подлец! Пороть его надобно! Я сразу заприметил: глаза у кучера твоего уж больно дерзкие. Смотрит так, будто мы ему должны, — возмущенно заявил Сашка.
— Ничего, сейчас наймём пролётку — пообещал он и неумело свистнул, подзывая дежуривших у ресторана извозчиков в количестве трёх штук.
С чего бы Тимохе сбегать? Может, решил по старой привычке таксануть? В смысле — подкалымить извозом… Хм. Надо спросить у местных бомбил, куда делась моя карета.
— Квартальный надзиратель забрал экипаж… По служебной надобности, — зажимая в руке пятак, поделился подробностями один из двух неудачливых извозчиков.
Удачливый укатил с Саней и Гришей. Сашка при мне пообещал тому рупь, если лихо гнать будет.
— Идиотизм! Да какое он право имел? — возмутился я вслух.
— Так это… я был с пассажиром, а квартальному господину ехать надоть срочно было — подозрительного кого-то приметил! А ваш холоп отказать не имел права — накажут за неповиновение власти!
Пешком, злой и подшофе, топаю в управу. Благо это рядом. Здание приметное: вывеска с вензелем, фонарь с гербом, караульный у входа. Захожу. Внутри всё скромно: небольшая конторка с двумя писарями, скамьи для посетителей. Массивный стол, очевидно, управляющего. На нём — книги регистрации, чернильница, внушительная печать и аккуратно разложенные листы.
Рядом комнатка для задержанных, которая в данный момент пуста. У стены — скамья и бочка с водой. Вдоль стены — несколько шкафов с бумагами. В углу — печка, часы, крюк для сабли, и сама сабля на нём.
— Власть полиции имеет право в случае преследования вора, злодея или для спасения жизни и имущества употребить средства и силы ближайшие, в том числе и требовать помощи от обывателей, — терпеливо и уважительно поясняет мне полицейский чин. — Только квартального надзирателя у нас не бывает, он приём ведёт в квартире.
— Где? — переспросил я, решив, что ослышался.
— Квартирная квартира! Он там с писарем обитает. Только нет их уже — домой ушли, и не вернутся сегодня. Время-то позднее.
— Черт-те чё! А если сломаете что в моей карете, кто отвечать будет? — проворчал я.
Чин выпрямился, как по команде, и бодро отрапортовал:
— Было такое в прошлом годе. Повредили хомут. Так, полиция и возместила. Господину Тиняйникову, купцу третьей гильдии, уплачено было двадцать пять копеек серебром, да и извинения официальные приложены. Письменные, с гербовой.
Служивый сделал паузу, как будто дал мне время оценить величие местной надзирательной системы, и продолжил уже мягче:
— Вам бы, сударь, вернуться туда, где ваша карета стояла. Может, кучер и возвратился уже. Ну, ежели не сбежал, конечно. Ну, а коли сбежал — так это опять же к нам… — развёл он руками. — Квартальный такими делами не занимается.
— Да не сбежит он! Гнать буду, а не уйдёт! — в сердцах рявкнул я и отправился обратно к ресторации.
— Верю! По всему видно — душевный вы человек, — донеслось мне в спину.
Пожалуй, сказано было это насмешливо. Или мне уже кажется спьяну?
Подойдя к питейно-едальному заведению, я, наконец, обнаружил свою пропажу.
Из кареты торчала Тимохина задница, голова же кучера находилась внутри. Штаны, кстати, у моего крепостного грязные и порванные! Как горит-то всё на нём! Разорит меня, шельмец. Если раньше не доведёт до психоза.
— Ты где был, скотина⁈ — грозно спрашиваю я, подходя ближе и сдерживая желание дать пинка.
— Ты не поверишь, меня ведь чуть не убили только что! — развернулся на знакомый голос Тимоха, и я понял, что непорядок со штанами — это так, ерунда. Весь кафтан моего крепостного был залит кровью!
— Тебя что, ножом пырнули? — гнев мой вмиг испарился, уступив место волнению.
Глава 17
Нет, товарища моего, к счастью, не прикончили. Однако поволновался я не зря — покушение было, и вполне настоящее. Его действительно пытались зарезать, и лишь умыкнутая, как я подозреваю, у мадам Хитро табакерка, спасла уже начавшее принимать солидные размеры брюхо моего конюха.
— И ведь деваться некуда было. Полицай этот поганый, когда я вздумал возражать, такого тумака отвесил, что аж звездочки в глазах словил! Пришлось ехать, ловить злодея.
— Ну и сидел бы себе на козлах, чесал бороду. Зачем на нож-то кидаться? Ты ж обычно трусишь, а тут вдруг геройствовать вздумал.
— Я⁈ На нож⁈ Я трусишь⁈
Тимоха завис, вероятно, раздумывая, как бы возразить. По лицу его было видно, что конюх колеблется меж трёх версий:
а) он вовсе не кидался, а, наоборот, ховался от ножа;
б) он вовсе не трус, а стратег;
в) он помогал органам охраны порядка.
— Я не струсил, — промямлил он наконец. — Просто проявил осторожность и решил отойти к забору. Кто же знал, что там дыра, и бандит этот побежит в мою сторону!
— Так отошёл бы от дыры!
— Да не видел я её! Там доски отодвигались, а так забор целым выглядел. Космач этот — разбойник, которого ловили, знал об этом, поэтому в переулок и сиганул.
— И что — поймали вражину?
— Куда там! Он и меня пырнул, и полицая того, что при исполнении был. Пришлось сначала служивого в губернский лазарет везти.
— Во-о-о! Теперь этот матёрый разбойник на тебя ещё и злобу затаит! — с удовольствием пугаю я собрата по попаданству. — Поймает где при случае и дорежет!