Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий

— Так это ж здорово! — довольно произнёс я и полез в карман за пистолетом — тем самым, что подарил мне Мишин.

Хотел похвастаться бывшему военному новой игрушкой. Мы с Тимохой уже испытали её: он два раза пальнул, я — один. Осталось семнадцать патронов, а в лавках таких днём с огнём не сыщешь. Не в Штаты же за ними ехать! Правда, я недавно прикупил ещё казачий пистолет — тяжёлый, длинный и какой-то несуразный, несмотря на то, что это новейшая укороченная модель. Стрелять из него пока не решился.

Владимир, покрутив в руках американское произведение оружейного искусства, подбросил его на ладони, взял патрон и хмыкнул.

— Капсюльная система, — хвастаюсь я. — Заряжаешь бумажный патрон, порох не нужен. Капсюль приложил к курку, взвёл — и готово.

— Удобно, спору нет. Но вот убить из такого… — ветеран покачал головой. — Да ни в жисть!

И, помолчав, добавил:

— А за патроны я разузнаю. Не здесь, так в столице. Есть у меня знакомцы…

Довольный еду домой, и меня встречает, как говорится, товар лицом: моя комната и комната Тимохи, где временно будет жить Володя, вылизаны «от и до». Уверен, и на втором этаже всё так же блестит. Но главное — Аксинья, а кухарила именно она, постаралась на славу: на столе — молочный поросёнок с кашей!

Я, конечно, перекусил в трактире (дураком надо быть, чтоб не отведать тамошней стерляжьей ухи, свежайшей, по словам Володи, который в курсе местной кухни), но и от поросёнка отказаться не смог. С собой завтра возьмём в дорогу что останется. Хотя поросенок небольшой, кило на семь всего вытянул.

Замучаешся эти фунты в уме переводить в килограммы.

— Семнадцать фунтов с половиной, — услужливо подсказал мой второй повар — Тимоха.

— Ниче так, чистоплотная тетка. Я следил, когда она готовила. Ешь, не бойся, — доложил он мне, пока Лизавета сервировала стол у меня в большой комнате.

— Вам бы разделить комнату: занавеску повесить или ширмочку поставить, чтобы кровать не бросалась в глаза. Так теперь принято в приличных домах, — заметила она между делом.

Хвастаюсь Тимохе полученным гонораром и перстнем.

— Рубликов двадцать, а то и сорок стоит такой. Видел в продаже. Камушек, правда, небольшой, и не рубин, похоже, а шпинель, — выдал Тимоха.

— Чего? — переспрашиваю я, ибо впервые слово такое слышу.

— Забей! Камень тоже добрый, красивый.

— Нет уж, поясни! — требую я.

— Ну, если по-простому: рубин — это корунд. Красные — рубины, все остальные — сапфиры. А шпинель иной раз с ним путают. Вон, в коронах Российской и Британской империй шпинели за рубины выдавались. Историческая оказия! Я в журнале статью читал, — важно разъяснил знаток.

Вечером пришёл Володя. Он решил переночевать у нас прямо сегодня, — завтра ведь с рассветом мы покидаем Москву. Женский пол о новом жильце я известил, а Тимоха и так знал. Если честно, это его светлая идея была позвать проверенного человека.

Дамы — и Аксинья, и Лизавета — сразу отметили стать бывшего военного. А вот увечье, отсутствие пары пальцев на руке, лишь подстегнуло женское любопытство: посыпались расспросы про службу. Владимир расцвёл, расправил плечи и стал травить байки — одна хлеще другой. Насилу уложили спать! Тем более, что он по своему обычаю после работы уже успел пропустить чарочку, а мы, по доброте душевной, добавили ещё.

Сам я не пил, но в дорогу взял десяток бутылок пива.

По утру моросит дождик, но мне-то что — я еду в карете, это мой кучер мокнет. Впрочем, он привычный.

— Лёх, дай пивка, а? — сунулся ко мне в окошко Тимохина лохматая голова, когда мы уже выехали из города.

Мне не жалко, заодно и себе открыл. Одну, потом вторую. Аре больше не дам — он «за рулём». Ха-ха! А мне можно. Правда отлить бы надо. От Москвы мы уже далече отъехали, и пиво просится наружу.

— Тормозни там у леска, — командую я.

Вокруг идиллия: солнышко выглянуло после дождика, птицы поют, ветерок колышет ветви деревьев. Я с наслаждением размахиваюсь пустой бутылкой и швыряю её в кусты. Конечно, можно было и сдать ценную стеклянную тару, но возиться лениво. Старьевщики, слышал, берут.

Раздался глухой стук удара, сочный русский мат, и из кустов вылезла туша… Нет, не медведя, но габаритами очень близкого к хозяину леса бородатого мужика с сабелькой в руках.

— Сучок ты криворукий, щас я тебе руки-то укорочу, — кровожадно обещает он, двигаясь ко мне через заросли, словно ледокол сквозь льдины.

— Паф! — глухо щёлкнул мой дерринджер, и мужик, сделав ещё шаг, с саблей на взмахе, пошатнулся и рухнул на землю.

И как я патрон вставил в ствол, что сам не заметил? С испугу, не иначе! Что попал — неудивительно, близко же! Но куда? Наклоняюсь к бородачу и замечаю кровь на черепушке около виска.

— Лёха, что там? — с дороги ко мне бежит Тимоха, в руках у которого казачий пистолет.

Я так удивился, что мой трусоватый обычно товарищ бросился на помощь, а не как обычно… что не заметил, что мужик-то очнулся. И вот уже в меня тычут ножиком. Сабля выпала из рук разбойника, но видно и нож имелся. Бедро пронзает острая боль.

— Бабах! — стреляет пистоль Тимохи, и бородач снова падает. На этот раз окончательно.

— Убил?.. Кто это?.. — ара белеет и, резко отшатнувшись от увиденного, тяжело оседает задницей на землю. — А может, живой?.. Лёёёёш?..

— Не… готов, — хриплю я. — Да не парься! Уедем и делов-то! Ты чё…

От вида содеянного, Тимоху выворачивает.

— Меня посадят? На каторгу?.. — стонет он, подвывая уже как дитя.

— Да бросим в кусты! Звери сожрут. Нет тела — нет дела, сам знаешь. Сейчас даже протоколы не составляют!

— Пулю бы вытащить… — нерешительно предлагает Тимоха.

— Ты совсем уже? На кой? — злюсь я. — Тут экспертиз нету никаких! Валим, короче по-быстрому. Я даже знать не хочу, кто это был и зачем он в лесу прятался!

И тут…

Из гущи молодой поросли берёз вдруг раздался слабый, женский голос:

— Помогите… люди добрые…