Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий

— О как! Не ожидал… Но передам, конечно, — бормочу я.

Или всё-таки не передам? Ну зачем эти деньги старухе Пелетиной? А мне денюжки — ох, как кстати подвалили!

Но всё мое естество — и Германа Карловича, и Алексея Алексеевича протестует. И если с Германом я, положим, договорюсь… то Лешкино воспитание сильно против. Нельзя позорить дворянскую честь!

— Ты ж, надеюсь, деньги-то не отдашь бабке? Она и так у тебя на всём готовом живёт! — тут же поинтересовался ара и, услышав в ответ моё угрюмое молчание, сплюнув, произнес: — Да, может, и отдавать не придётся. Мало ли… помрёт старуха, пока мы тут.

Вот и он — наш, вернее, мой домик. Ну а что? Факт остаётся фактом: я попал в барина, а Адам — в Тимоху. Никак повлиять на это я не мог, так что и не комплексую. Не я тут сценарист. А что по этому поводу думает «моё имущество»… можно, конечно, спросить. Но ара тоже не дурак, понимает: так сложилось. Зато оба живы!

Улица Никольская, дом номер четырнадцать. Надо бы озаботиться табличкой: здесь у многих они есть. Да ещё какие — с готическим шрифтом, золочёные, местами даже с вензелями, как на старинных фолиантах! Словно весь квартал участвует в негласном конкурсе на самую помпезную нумерацию.

Но соседи у меня — люди скромные. Слева, справа и напротив — участки и дома чуть больше моего. Дворцов нет… если не считать дворец Шереметевых, что в пределах видимости. Теперь он, как мне сказали, принадлежит книгоиздателю Глазунову. Там, между прочим, даже библиотека имеется. Платная она или нет — пока не знаю. Да и неблизкие мы соседи: номер у них десятый, и между нами — дом номер двенадцать, который вроде как тоже принадлежит книготорговцу, но помельче. Похоже, на книгах тут можно состояние сделать, если с умом подойти. Хотя читающего народа немного. Но лавки полны, вывески яркие, значит, спрос есть. Возьму на заметку.

Из ворот соседнего дома на нас с нескрываемым любопытством уставилась какая-то женщина. Судя по виду — прислуга. Потому особой вежливости не проявляю: ни шляпы не снимаю, ни кивка не делаю.

Ворота моего дома заперты, но калитка приоткрыта. Захожу во двор и тут же морщусь — тесновато. Возникает первый бытовой вопрос: куда ставить транспорт? Если загнать карету во двор, передвигаться по нему станет делом акробатическим. Хотя, если спилить вот ту яблоньку у забора… А ещё навес сделать, от дождя, чтобы карета не ржавела…

— Заждались мы вас, барин, — из дома выходит Авдотья с мешком за плечами и, едва поклонившись, намеревается прошмыгнуть мимо меня на улицу.

— Стой! Показывай, что оставили, — пресекаю я попытку бегства.

А вид у тетки не самый цветущий: губа разбита, под глазом фингал свежий, хоть и замазанный! Вряд ли её купец Левин так разукрасил. Скорее всего, маман поколотила, когда деньги добывала. И поделом — не жалко!

— Дерево спилить… и нормально. А коня вон в тот сарай поставим, — показывает Тимоха на два строения на другой стороне участка.

Один из них — это явно баня, а второй — непонятного пока назначения.

— Курей мы там держали, но и коня можно, — пояснила Авдотья и направилась в дом.

Сени встретили нас пустотой — ни лавки, ни гвоздика какого-нибудь, чтобы шляпу повесить. Но я, собственно, и не ждал другого. Сами сени — просторные, кстати. Летом тут и спать можно, но вот зимой даже хранить ничего не выйдет — померзнет. Вдобавок стены хлипкие, а окна — крошечные, свет еле просачивается. Потому и темновато тут.

Зато в самом доме света хватает — окна высокие, не как в сенях. Сразу легче дышится даже. Из сеней — вход на кухню. Захожу… и здесь пусто. Ни тебе кастрюль, ни сковородки, ни даже крючка под половник. Там, где раньше висели полки — только следы от гвоздей. Печь только осталась — её, видимо, унести не смогли. А вот пол вымыт до скрипа, и, кажется, недавно покрашен — чтобы скрыть следы исчезновения кухонного инвентаря, не иначе.

Заглядываю сперва в комнату поменьше. Шкаф — без посуды, но видно, что когда-то был ею забит: на полках разводы кругами. Кровать простая, стол — мощный, кряжистый, дубовый.

Дальше — в свою комнату. Обстановка та же, но посолиднее: кровать шире, стол больше, свежее всё. Но при этом — ни табуретки, ни лавки, ни кружки, ни ложки… Ничего. Как будто кто-то зашёл, сверился со списком и аккуратно унёс всё, что не прибито к полу.

Поднимаюсь наверх по крутой винтовой лестнице. Я, кстати, туда не заглядывал при первом визите.

— Ну… всё в порядке? Я пойду? — слышу нервный голос Авдотьи снизу.

Глава 18

Чего это она так рвётся уйти? Вроде всё, как договаривались. Ну, гвоздя лишнего не оставили — так ведь тут и гвоздь денег стоит!

Я — без претензий.

— Стой пока. Тимоха, присмотри, — кричу кучеру.

Винтовая лестница узкая, зараза, оказалась. Добираюсь до середины и вдруг — стоп. Ступенек дальше нет. Но, по всему видно, они были, а теперь попросту выломаны! Поэтому подняться наверх я не могу.

— Эй! Шельма! А что это у нас ступеней нет⁈ Зачем сломали⁈

— Ступени? Так это… комод несли он и сорвался. Я ж им говорила: через окно надо! А они… разве станут умного человека слушать?

— Надо вернуть всё, как было! — требую я.

Лезть дальше — дело глупое: сорвусь вниз — хорошо, если только сюртук испачкаю. А можно и шею свернуть.

— Так, так и было! — в голосе Авдотьи слышится торжество.

— Что за вздор? — не понимаю я.

— Ну, когда дом принимали от Аннушки, ни лестницы, ни второго этажа не было, а стало быть, и сейчас — тоже не полагается! Верхний этаж — считай, подарок вам от наших щедрот… А лестницу починить — невелики труды. Вон Миколку кликнуть, он за две копейки управится. Ну, ещё на доски надо будет дать, да шкалик поставить…

Прикидываю — а ведь и впрямь, похоже, она права. Делать нечего. Кричу Тимохе:

— Ладно. Пусть идёт. Отпусти бабу.

Та не заставила себя ждать — выскользнула за калитку, даже не попрощавшись.

— Сука… — бурчит Тимоха, когда мы остались одни. — Ещё и сарай совершенно пустой. Коня я поставлю… но кормить чем? Сено и овёс покупать надо.

— Да ясно, что надо дохрена всего покупать, — вздыхаю я. — Сейчас ещё не поздно, сгоняем на рынок?

— Вдвоём, что ли? А дом на кого оставим? Был бы Володя, или хоть Ольга. А так — даже калитку толком не запереть. Петли с замков сняли. Крохоборы!

— Да, это я не подумал. Хотя… что тут брать — дом-то пустой? Ну, есть мебель, конечно… Но попробуй её вынести.

— И поилку для коня теперь надо делать — корыто покупать, или хоть бочку старую… Чёрт, да нам ещё месяц тут обживаться!

— Не боись! — подбадриваю я товарища. — Были бы стены да крыша… а остальное — дело наживное. Ты, кстати, колодец наш смотрел?

— Цепи там нет, ведра — тоже. Но лучиной посветил — вода стоит. Глубокий, зараза, метров десять, не меньше. Зато добротный: кирпичом обложен. Кладка, правда, не свежая — а то и кирпич бы унесли, зуб даю.

— Хотя… — почесал Тимоха затылок, — может, и не десять, а восемь. Сейчас измерю, — сказал он и полез в карету за веревкой и ведром.

— Давай, а я пойду в огород. Погреб заодно осмотрю.

А на огороде — картина печальная. Весь урожай повырывали, чёртовы арендаторы! Кроме картошки. Видно что, один картофельный куст выкопали, увидели, что та ещё не поспела — и бросили. А грядки за домом все пустые.

Июль на дворе. Что теперь вырастет?.. Разве что лук зелёный — он растёт быстро. Редиску попробовать?.. А может, ну его? Цветы посажу — и глаз радует, и копать ничего не надо.

Вид позади дома, несмотря на разорённые грядки, вполне приятный. Просторно, тихо, и даже по-своему уютно. Выгребная яма — почти пустая. Видно, недавно золотари наведывались. А вот сам сортир… не тот, к какому привык человек из будущего. Тут — всё по-простому: яма, деревянный настил с дырой, да небольшой навес. Стен нет.

Сделаем! А то зимой холодно будет. Хотя, по правде сказать, зимой здесь все привыкли пользоваться горшками. И простой люд, и дворяне.