Штатский (СИ) - Ра Юрий

Пока он думал думу, планировал, так сказать, его более простые товарищи нашли целых две площадки, подходящих для обустройства лагеря. По их рассказу, никаких особых преимуществ ни одна не давала, так что решено было отправляться на ближнюю. И уже там, пока крестьяне обустраивали добротный шалаш, Генка пристал к председателю с гениальной идеей — устроить пулеметную тачанку.

— Как в Гражданскую! Представляете, Дядя Вася правит, а я за пулеметом. Выскакивам на поле, а враг нас не ожидал! И я ка-ак очередью по ним! А потом мы как поскачем, только нас и видели.

— Видели, — передразнил его Парамонов, — ты такое сам придумал или тоже видел? Даже угадаю, где. В фильме «Чапаев»?

— Ну да. Там же всё взаправу было показано. Так и воевали.

— Ну да. А еще там показано, что Чапаев был неграмотный.

— Да! Он же из крестьян, царизм не давал возможность простому народу учиться. Это все знают.

— Точно! И командиром дивизии поставили неграмотного крестьянина. Дураки ж одни кругом. Неграмотный? Вообще-то, фельдфебель царской армии, георгиевский кавалер, слушатель первого набора академии генштаба Красной армии. Когда командовал дивизией, по фронту перемещался в автомобиле, а не верхом. Это в кино показывали?

— Нет. А вы откуда знаете?

— Поживи с моё. А насчет тачанок — они хороши против больших масс противника на открытой местности да с большой дистанции. Когда по вражескому эскадрону или роте, наступающей цепью выпустил всю ленту, а потом убежал. Перезарядился, и уже в другом месте выскакиваешь на взгорок и опять по скоплению противника — хренак всю ленту! Где ты увидел скопление противника? Кто тебе даст отстреляться по немцам невозбранно?

— И что, совсем никак?

— Только из засады с переменой позиции после пары очередей, только так и не иначе. Застал фашистов на марше, лупанул по ним врасплох, и тут же убегаешь, пока тебя не накрыли.

— Что, так и бегать от врага?

— Так и бегать. Пока весь враг не перемрет. А иначе — вон разбегись и об березу лбом. Толку столько же, но хоть товарищей не подведешь.

Глава 11

Банно-минный день

Одним из плюсов нового места стоянки было наличие ручья и небольшой заводи чуть ниже. Небольшой, но не настолько, чтобы в ней нельзя было искупаться самим и устроить водные процедуры Дуняше. Лошадка с благодарностью воспринимала уход и только волнительно дула ноздрями в такт движениям импровизированной мочалки. Из минусов — здесь были комары. Вернее, они были везде, но здесь их было очень трудно игнорировать. Так что после стирки одежды голяком ходить не решался никто, все переоделись в исподнее, которого у членов общества был теперь изрядный запас.

Весь остаток первого дня в новом лагере ушел на хозяйственные заботы, вроде стирки, помывки, штопки. Василий еще и упряжь взялся починять. Он сказал, что без пригляда однажды наступит такой день, когда лошадь уйдет от телеги прямо вместе с хомутом. Под это дело он, как оказалось набрал всяких ремней и поясов, кожаных и из тесьмы. Брезента тоже было изрядно.

Председатель от безделья даже смастерил из того, брезента, который был потоньше какие-то накидки, назвал их маскировочными. Лохмотья и лохмотья, девок на святках пугать, больше им никакого применения не найти, считали крестьяне. А Генка кричал, что он читал про такие, мол разведчики ходят теперь по лесам в маскхалатах и их никто не может увидеть, словно они в шапках-невидимках. Спорить с ним не стали, тем более что он поддерживал москвича, а у того в военных вопросах авторитет был на недосягаемой высоте. Умеет человек придумать пакость врагу, этого не отнять.

На другой день отдых продолжился. Заключался он в изучении самозарядной винтовки товарища Токарева и пулемета господина Максима. Для крестьян оказалось новостью что пулемет так называется не в честь какого-то нашенского Максимки, а американского изобретателя. Это стало неожиданностью — наш пулемет изобрели американцы? Парамонов обстоятельно обсказал, что американы изобрели что-то ужасное, весящее двести килограммов и возимое парой битюгов. Тогда наши тульские оружейники взяли и переделали того урода в это чудо. Которое и функционировать стало лучше, и весить меньше. Слово «функционировать» мужики пропустили мимо ушей как непонятное и неважное. Зато поняли главное — пулемет всё-таки наш, русский.

Пострелять из него Александр не разрешил, учились теоретически. Дошли даже до его полной разборки с опасностью не собрать потом. Но Генка настаивал — нужно проверить сальники, если их как следует не намотали и не смазали, то пулемета не хватит даже на одну очередь. Когда сальники нашлись, парня все сильно зауважали — знает человек устройство, хорошо учился в своём кружке юных пограничников! Подматывать шнур они не стали, вроде и так нормально лежит в своей канавке. Тем более, что нового асбестового шнура взять негде. Зато наново пропитали его маслом. Вычистили и смазали весь пулемет и собрали его как был. Вроде все части взаимодействуют правильно.

На общем собрании общества было решено, что стрелять из пулемёта Генке не доверят, хлипковат он телом, а там и отдача, и стволом ворочать надо. Будет вторым номером, как в песне про юного пулеметчика.

— Как не знаешь? Генка, ты что, такая песня! — И Парамонов запел:

'Дали парню важную работу

Набивал он ленты к пулемёту

А врагов в степи кругом без счёта

А патронов каждый на счету!'

Он был уверен, что песня еще довоенная, про Гражданскую войну. Парень песню так и не вспомнил, про мужиков даже речи не было. Где они, а где детские песни. Пришлось Александру вспоминать еще пару куплетов про то, как юный герой заменил раненого первого номера и дал жару всяким атаманам.

'Там за рекою, там за голубою,

За синими озёрами, зелёными лесами

Ждут нас тревоги, ждут пути-дороги

И под огнём свою найдём с которой не свернём!'

Генка не успокоился, пока не выучил всю песню, вернее, все три куплета, которые ему спел Парамонов. На большее его памяти не хватило. И неудивительно, что её никто не знал, она была написана к фильму «Армия Трясогузки», который вышел сильно после Великой Отечественной.

Неугомонный Парамонов не успокоился, пока не сшил накидки всем четверым. Изгаляясь, он нарвал лохмотьев из зеленых тряпок разных оттенков, так что надевший это безобразие становился похожим не на бойца, а на какую-то кикимору. В ответ на справедливое замечание он даже обрадовался, мол так и надо, чтоб кикимора или леший.

— Кто лешего видел? Ты видал его в лесу? А ты? Вот и нас никто не увидит. И вообще, мы не бойцы РККА, а любители природы, нам всё можно. И прятаться, и бояться, и бежать, сверкая пятками от фрицев. Главное, потом вернуться и задать им. Или другим, но задать так, чтоб не унесли.

— Так понятно, что нечего из себя героев строить, это ты верно сказал. Подполз как змея, укусил и спрятался. Ты другое скажи: мы немца дальше бить пойдем?

— Дальше не пойдем. Пойдем ближе. — Непонятно ответил москвич. — Зачем нам далеко куда-то тащиться, наверняка где-то в округе кто-то из гансов сидит и ждет, когда мы ему дырку сделаем в мундире. Чтоб он себе Железный Крест на пузо повесил. Это у них вроде ордена. А мы ему деревянный на могилу! Всё у нас будет, просто надо сначала пробежаться по окрестностям, понять кто где чем дышит. Глядишь, чем и поможем Родине. Она, конечно, не заметит, но мы-то будем знать, что сделали что могли.

— И что, никто-никто не узнает, как мы воевали?

— Ну разве что вырастешь, станешь писателем, а потом про нас книжку напишешь. После войны, после школы.

— Я писать не люблю. Кляксы, и за почерк ругают.

— Да? Ну тогда никто-никто, — поддразнил Генку Парамонов.

Вышли на разведку только на третий день вдвоем: Александр и Алексей. В лагере осталось трое, если и кобылу считать. В нескольких километрах от лагеря близ дороги, более наезженной, чем та, по которой они путешествовали вначале, разведчики наткнулись на разбитую кургузую пушку.