Сергей Герасимов - Изобретение зла
91
Тогда я впервые ощутил уверенную, спокойную мстительность. Чувство торжественного безразличия к своей судьбе, позволяющее уничтожить судьбу чужую.
Я думаю, меня не поймут те, которые никогда не ощущали такого. Чувство, позволяющее пойти далеко - туда, куда редко доходит кто-нибудь из людей, плаксивых и трусливых созданий, в сущности. Чувство второго уровня, настоящее чувство второго уровня. Я сделал шаг туда, где все законы и запреты мира, пугающего и пугающегося самого себя, превращаются в игрушечные картонки плохого мультфильма. Туда, где нет добра и зла, а есть только падающий беспощадный молот - ты, и они - плесень на наковальне. Это было так сильно, что я удивился и испугался сам себя. Древний ужас мести лежит, свернувшись кровавым драконом, внутри каждого из нас ( но только не в сердце - мое сердце продолжало биться спокойно), этот дракон ещё не раз расправит свои чешуйчатые кольца.
- Что, стыдно стало?
- Пошла ты,....., дура старая. Без мужа осталась, так уже детей раздеваешь.
Есть совершенно особенная радость закалывания человека словом - ты будто слышишь хруст словесной иглы, входящей между ребер.
Тишина стала черной, будто обугленной.
Ее лицо обрушилось - это то самое слово: а на её лице уже появлялась маска, обозначающая примирение - это было похоже на то, как рушится высотный дом, в который попала бомба. Я сто раз видел такое в старых кинохрониках - верхние этажи ещё висят, опираясь на ничто, но уже медленно начинают оплывать, и потом лишь вихрь и фонтан разрушения и пыль того, что только что было жизнью.
Неумело размахнувшись, она ударила меня по лицу. Я запомнил удивительное невесомое чувство переворачивающегося пространства: блестящий синий пол с мутным отражением ламп перевернулся и прыгнул вперед, прямо в глаза. Иллюзия была настолько правдивой, что я даже не успел защититься руками.
...Я лежал на полу. Разбитый нос выдыхал кровяные капельки (я провел рукой, чтобы проверить это). Совсем не было больно, а было, напротив, радостно, от сознания начинающейся мести. А месть только начиналась, самое интересное было впереди.
Черный стоял, пихая меня сверху босой ногой в живот. Одежда валялась рядом.
Лариска ушла.
- Где она? - спросил я спокойно.
- Сбежала.
- Почему?
- Ты был без сознания и она струсила. Может, подумала, что она тебя убила.
Ты почти не дышал. Я сказал, что она сломала тебе переносицу. Может быть, она поверила.
Я снова вспомнил о предсказании Машины. У Черного были часы.
- Сколько время сейчас?
- Почти половина двенадцатого.
- Точнее!
- Тридцать три минуты.
Значит, у меня осталось ещё двадцать семь минут жизни. Это в лучшем случае. Но мы ещё посмотрим, кто кого.
- Слушай, - Черный присел и шептал с восторженным придыханием, слушай, я знаю. Ты завтра все расскажи и её сразу с работы выгонят. А у неё ж сын, она сразу прибежит умолять и извиняться. Будет тут по полу ползать перед нами, а мы все равно расскажем, мы все видели. Ты с неё деньги бери, потом поделим.
Сначала возьмем, потом поделим, а потом все равно расскажем.
- Не понял.
- Она все отдаст.
- Зачем? - снова удивился я.
- Разве тебе деньги не нужны?
- Нет.
Черный посмотрел на меня так, как смотрят на лунный кратер, выросший в собственном палисаднике.
- Нет у неё денег, - сказал Фиолетовый от окна. - Совсем близко подобрались, скоро и нас раздолбят. Он говорил о зеленых лучах.
- Нет, - сказал я. - Я не буду.
- Дурак, я сам все равно расскажу.
- Не расскажешь.
- Нет?
Его глаза сузились, взгляд стал металлическим. Я не дал ему времени решиться.
- Нет, потому что шестеркой теперь будешь ты - ты боишься.
- Я тебя убью, - сказал он.
Он вынул из кармана черную тряпку и начал её разворачивать. Завернутый предмет был продолговатым и чуть длинее ладони.
- Ты только и можешь, что убить восьмилетнего, на большее не способен.
Поэтому ты и шестерка.
Черный остановился. Что-то не сработало. Сейчас он не собирался меня трогать - даже пальцем.
- Хорошо, пошли. Только оденься сначала и сопли подотри.
Мы прошлись по коридору. Лариски нигде не было. В девчачьей палате шумели, там никто не спал. На столе брошена расстегнутая сумочка. Было видно, что в ней поспешло искали что-то - например, Лариска искала свои ключи. Черный начал анатомировать сумочку.
"Анатомировать" - это слово я выучил совсем недавно.
- Вот. Он достал мягкую волосатую игрушку, напоминющую рыжего зайца.
У Лариски была любовь к мягким игрушкам - наверное, не наигралась в детстве. Она их довольно хорошо и много делала, дарила всем на дни рождения
(некоторые игрушки даже приближались к портретному сходству), иногда дарила и нам, если было хорошее настроение. В палате валялось несколько таких, пыльных.
Одну из игрушек мы бросили в чан с компотом, сегодня утром. Повар вызывал
Лариску и мы почти час слушали, как крик в столовой переходил в визг и снова становился криком.
А зачем она их делала? - Можно ведь просто умереть от скуки во время ночного дежурства, если ничем бесполезным не занимаешься.
Этот заяц тоже был самодельный, с ватой внутри (Черный надорвал лапку, чтобы проверить); вокруг толстого животика вышита надпись: "Любимому Сашеньке от мамочки".
- Интересно, почему она вернулась, почему она не ушла на всю ночь? спросил Черный.
Я знал ответ.
- Она просто забыла этого зайца и вернулась за ним. Когда зашла, решила проверить, все ли в порядке. Зайца она делала две недели, по ночам, понемногу. А когда закончила, то сразу же захотела подарить. Не могла даже подождать.
- Откуда ты все знаешь? - спросил Черный.
- У меня память такая.
- Такой памяти у людей не бывает.
- Значит, я эпсилонэриданец.
- Кто?
- Шпион со звезды эпсилонэридана.
- Ну и что? Нельзя помнить то, чего не видел.
- Значит, я вычисляю.
- Вычислять может только ОНА. Ты не?... (Я понял его мысль, я почувствовал эту мысль одновременно с ним и одновременно же опроверг её. Нет, к счастью нет, я не часть Машины, я не виртуальный монстр - я слишком сложен и мне бывает больно.) Нет, я бил тебя и тебе было больно, продолжил Черный. - И у тебя кровь на лице. Ты не СТС.
- Не волнуйся, я не СТС.
Фиолетовый смотрел на нас, как на сумасшедших.
- Забудь то, что я тебе говорил вчера ночью, в палате, - сказал Черный.
- Я не умею забывать.
- Я тебе наврал про ту маленькую девочку.
- Так никто не умеет врать, - сказал я, - тем более черные человечки.
Черный вдруг состроил улыбку и сменил тему.
- Ее муж, как, бросил? - поинтересовался он. - Я бы такую тоже бросил, только из окна.
- Нет, он случайно попал под луч.
