Сергей Герасимов - Изобретение зла
- Ну и что?
- Ничего, - сказала Магдочка, - ха-ха, и на меня уже действует.
Они начали смеяться, но быстро успокоились.
Солдаты разбили механического садовника, сломали цветочную изгородь и попробовали выбить несколько камней из фонтана. Фонтан не поддался. Тогда они набросали в чашу земли, потом вытащили из дома двух слуг и принялись их избивать. Небольшой отряд, проникший в дом, выбрасывал из окон вещи.
- Они в галерее, - сказала Магдочка. - Ха-ха. Вон полетел мой портрет.
Интересно, почему они так стараются? Какая им разница - растет изгородь или не растет, цел фонтан или сломан?
Галереей генерал Ястинский называл зал, где хранил произведения искусства.
Искусство, как таковое, уже давно исчезло, но предметы древнего искусства имели большую ценность - из-за уникальности, и генерал их собирал. В той же галерее было немало компьютерных подделок под искусство. Например, восемь портретов
Магдочки.
Солдаты схватили портреты и принялись выкалывать нарисованной Магдочке глаза. Двое все ещё пытались разбить фонтан. Из окон летели мраморные статуэтки и разбивались, падая на камни.
- Эй! - спросил Манус, - объясни! Зачем это они?
- Существование искусства доказывает примитивному человеку, что он примитивен, - объяснила Машина. - Существование высокого доказывает низкому человеку его низость. Существование чистого доказывает грязному, что он грязен.
И так далее. Поэтому низкий, грязный и примитивный всегда будет разрушать.
- Ха-ха, - сказал Манус, - не говори таких умных слов, у меня мозги сварились.
- Вкрутую или в смятку? - поинтересовалась Магдочка.
Они снова посмеялись. Потом посмотрели на экран. На экране была ночь и в самом центре ночи стоял Розовый и, кажется, болтал.
- Он ещё не закончил? Что он там говорит?
Машина протранслировала:
"Эй, слышишь, ты! Ты большая скотина! И если я до тебя доберусь... Нет, мне просто плевать на тебя. Ты просто недоумок, твоя машина и твои машинные игрушки сделали тебя недоумком, тебе приятно убивать, оставаясь в безопасности?
Пускай. Пускай тебя накажет жизнь или бог, если он есть. Мне просто на тебя плевать. Я в сто раз больше настоящий, чем ты - несчастная присоска к Машине!"
- Я же приказал его кокнуть! - напомнил Манус.
- Всему свое время.
- Так хотя бы напугай его. Скажи что он умрет.
- Уже сказала.
- Скажи ещё раз. Ха-ха.
Мануса снова начал разбирать смех.
88
- Ты умрешь, - сказала Машина.
- Разве это так трудно устроить?
- Ты должен умереть в игре. Тебя нельзя просто выключить, это было бы неинтересно. Нужно, чтобы тебя убил кто-нибудь из твоих друзей. Но они ещё не готовы убивать. Готов только Черный, но и он не хочет трогать тебя. Интереснее всего было бы, если бы тебя убила Синяя, но она не станет. Другие тоже не захотят.
- Почему?
- Мы пока ещё на втором уровне.
- Что это значит?
- На втором уровне уже многим нравится убивать, но ещё никто не обязан делать этого.
- А на третьем?
- А на третьем обязан.
- Расскажи мне подробнее, - сказал я, - ведь все равно ты меня скоро убьешь.
- Ты все знаешь.
- Нет. Почему нас не выпускают отсюда?
- Потому что действие игры происходит только в девяти кварталах.
- Что такое "квартал"?
- Это дома, охваченные четырехугольником улиц.
- Скажи, - спросил я, - сколько игр ты уже сыграла?
- Всего четырнадцать.
- Тебе это нравится?
- Нет.
- Почему?
- Я люблю людей. Я так создана, что не могу не любить людей. Но я не могу и не выполнять приказов.
- Ты всегда была комнатой?
- Нет. В прошлый раз я была лесом и во мне росли березы и плавал туман, а в позапрошлый - я была морем, теплым морем. Я была не очень глубокой и даже на моем дне было светло. Во мне плавало очень много рыбы; рыба была разноцветной.
Рыбы плавали плотными стайками и блестели на солнце. Во мне затонул корабль, но люди остались на плоту: семеро взрослых мужчин из команды, женщины, один ребенок и один старик. Во мне была акула, которая была очень голодной. Она съедала этих людей. Люди тоже были голодными и они хотели поймать акулу, чтобы съесть. Но они не знали, что по условиям игры акулу поймать нельзя. Когда включили третий уровень, ещё четверо оставались на плоту.
- И что потом?
- Потом я превратилась в громадного спрута и убила их всех.
- Зачем?
- Это был третий уровень.
- А во что ты превратишься теперь?
- Во что-нибудь очень страшное. Но не пугайся, ты этого не увидишь, ты умрешь раньше.
- Ты уже все придумала?
- Да. Все вычислила.
- Ты не можешь ошибиться?
- Я не умею ошибаться.
- Если ты не умеешь ошибаться, - спросил я, - то скажи, что я чувствую сейчас?
- Ты боишься.
- Неправда. Мне радостно. Мне радостно просто от того, что падает такой хороший снег. Ты уже ошиблась. Если ты не можешь знать такой простой вещи, то как ты можешь все вычислить наперед? И ты не можешь мной командовать, даже если ты меня создала. Есть такой эффект маятника - ты прадставляешь себе маятник и начинаешь раскачивать. А он не подчинятеся тебе.
- Ты боишься, - повторила Машина.
- Нет. Потому что я помню, что встречу Синюю через семнадцать лет. Значит, я буду живым, и она тоже будет живой. Я помню будущее других людей и своих друзей тоже. Они не умрут.
- Ты просто фантазируешь. Нельзя помнить будущее. Будущее можно только рассчитать. Ты ведь соврал. Ты не помнишь, что встрешь её через семнадцать лет.
Ты выдумал это только что.
- Да.
- Нетрудно было догадаться.
- Когда это будет? - спросил я.
- Завтра. Завтра поздно вечером Синяя убьет тебя.
- Пусть это будет не она.
- Тогда ты умрешь не так интересно.
- Тебе же приказали просто убить, а выдумывать. Это мое последнее желание: пусть кто угодно, но не она. Последнее желание нужно исполнять.
- Хорошо. Это будет Черный.
- За что?
- Ни за что. Вы поссоритесь и он не сможет сдержаться. Я уже дала ему скальпель.
- Он думает, что взял его сам.
- Конечно, он так и думает.
89
Утром зашла Синяя. Теперь она не ходила по палате, а сразу направилась ко мне и села рядышком на постели. Сейчас дребежжание почти прекратилось, а к постоянному гулу мы привыкли и не обращали на него внимания.
- Ага, что у меня есть! - она что-то жевала. - Хочешь, дам?
- Давай.
Синяя вынула жвачку изо рта, растянула её длинной веревочкой, показывая, как у неё хорошо получается, потом слепила жвачку треугольником и отдала мне.
Жвачки уже давно стали редкостью. Последний раз я жевал пять лет назад.
- Только не проглоти, а то у меня больше нету.
До завтрака мы жевали по очереди и говорили о всяких пустяках. После завтрака мы ходили по коридору туда-сюда. Иногда мы брались за руки, но ненадолго, потому что стеснялись.
