Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых
— А что же нам тогда делать? — спросил крошечный чернокожий мальчуган, чья кровать была прямо над кроватью Эндера.
— Если вам не по душе, когда вас вышвыривают, подумайте сами, как этого избежать. Но должен вас предупредить: убийство категорически против правил этой школы. Любое преднамеренно нанесенное увечье — тоже. Как я понял, по дороге сюда уже было одно покушение на убийство. Сломанная рука. Если такое произойдет еще раз, то кого-то заморозят. Поняли?
— А что такое заморозить? — спросил мальчик, рука которого гордо покоилась в бинтах.
— Охладить, выставить на холод, послать на Землю, списать из Боевой школы.
Никто не взглянул на Эндера.
— Итак, мальчики, если кто-нибудь подумывает о том, чтобы стать хулиганом, пусть по крайней мере подумает, как хулиганить с умом, ладно?
Дэп вышел из комнаты. Они так и не посмотрели на Эндера.
Эндер почувствовал, как в животе поднимается страх. Мальчик, которому он сломал руку… Эндеру вовсе не было его жаль. Он был еще одним Стилсоном. И подобно Стилсону, он уже начал сколачивать себе банду. Небольшую свиту из тех, кто был покрупнее. Они смеялись в дальнем конце комнаты, и время от времени кто-нибудь из них оборачивался, чтобы взглянуть на Эндера.
Самым сильным желанием Эндера было вернуться домой. Какое отношение к спасению мира могло иметь все это? Он, у которого больше нет монитора, снова один против целой банды. Но сейчас эта банда с ним в одной комнате. Снова Питер, но уже без Вэлентайн.
Страх терзал его и во время обеда, так как в столовой к нему за стол так никто и не сел. Остальные мальчики разговаривали о всякой всячине — большом табло на стене, еде, старших ребятах. Эндер мог только наблюдать за всем этим из своей изоляции.
На табло высвечивались результаты команд. Общие таблицы выигрышей и проигрышей и число очков, набранных в последних играх. Эндер заметил, как некоторые из старших мальчиков делают ставки на исход предстоящих игр. У двух команд, Монтикоров и Аспидов, последних показателей не было — эта ячейка светилась. Эндер решил, что игра с их участием может идти прямо сейчас.
Он заметил, что старшие мальчики делятся на группы по цвету формы. Некоторые разговаривали с мальчиками в другой форме, но, как правило, каждая группа находилась на отведенной ей территории. Перволетки — их группа и две или три другие более старшие группы — были одеты в простую голубую форму. Но большие дети, входящие в армии, носили более яркую одежду. Эндер попытался определить названия команд по цвету формы. Со Скорпионами и Пауками оказалось легче всего. Так же быстро он справился с Пламенем и Волной.
К его столу подсел один из старших мальчиков. Не просто старше его — он выглядел на все двенадцать или даже тринадцать лет. Чувствовалось, что в нем уже начался тот рост, который скоро превратит его во взрослого мужчину.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответил Эндер.
— Я — Мик.
— Эндер.
— Это имя?
— С самого детства. Так меня называла сестра.
— Неплохое имечко для здешнего места. Если энд — конец, то Значит Эндер — Кончатель. Так?
— Надеюсь.
— Эндер, ты чужак в своем залете?
Эндер пожал плечами.
— Я заметил, что ты ешь в одиночестве. В каждом залете есть один такой. Ребенок, которого все сторонятся. Иногда я думаю, что учителя это устраивают специально. Они здесь не очень-то добрые. Сам увидишь.
— Ага.
— Так ты — чужак.
— Думаю, что так.
— Так. Нечего над этим горевать, понял? — Он дал Эндеру свою булочку и взял у него пудинг. — Тебе необходима питательная пища. Для поддержания силы. — Мик впился зубами в пудинг.
— А как насчет тебя?
— Меня? Я — ничто. Я — дырка в кондиционере. Всегда там, но большую часть времени этого никто не замечает.
Эндер нерешительно улыбнулся.
— Действительно смешно, но без шуток, это так и есть. Я оказался в ауте. Я уже начал расти. Они скоро пошлют меня в следующую школу. В Тактическую школу меня навряд ли пошлют. Я так ни разу и не стал командиром. А туда берут только таких.
— А как можно им стать?
— Думаешь, если бы я знал как, я был бы таким, какой я есть? Сколько в этой комнате мальчиков моего роста?
Немного. Но вслух Эндер этого не сказал.
— Несколько. Я тут — не единственное полузамороженное чужачье мясо. Нас несколько таких. Другие парни давно командиры. Все из моего залета имеют сейчас собственные армии. Все, кроме меня.
Эндер кивнул.;
— Послушай, парнишка. Я хочу дать тебе совет. Найди себе друзей. Становись командиром. Целуй им задницы, если потребуется, но если только они тебя запрезирают… Понимаешь, что я имею в виду?
Эндер кивнул.
— Нет, ничего ты не понял. Вы, перволетки, все одинаковы. Ничегошеньки-то вы не знаете. В голове пустота. Как в космосе. И стоит чуточку вас прижать, вы сразу же рассыпаетесь на части. Послушай, когда ты кончишь так, как я, не забывай, что тебя предупреждали. Это последнее одолжение, которое тебе собираются здесь оказать.
— Зачем ты все это сказал? — спросил Эндер.
— Ты что, умник? Заткнись и ешь.
Эндер последовал совету. Мик ему не понравился. И он знал, что для него вероятность стать таким, как Мик, равняется нулю. Может быть, это как раз то, чего добиваются от него учителя, но пусть они не надеются на то, что он с этим согласится.
«Я не буду чужаком в своей группе, — подумал он. — Я не затем оставил Вэлентайн и папу с мамой, чтобы меня заморозили».
Когда он подносил ко рту вилку, он как бы ощущал себя дома, в окружении всей семьи. Он знал, куда надо повернуть голову, чтобы увидеть маму, следящую за тем, чтобы Вэлентайн не чавкала. Он точно знал, где сейчас должен находиться отец, просматривающий за столом газету и делающий вид, что он часть общего разговора. Питер, притворяющийся, что вытаскивает из носа лущеный горох, даже он мог быть забавным.
Вспоминать о них было серьезной ошибкой. Он почувствовал, как из груди начал подниматься всхлип, и сглотнул его.
Не плакать. Вероятность того, что его пожалеют, равна нулю. Дэп — никакая не мама. Любое проявление слабости может обернуться только против него самого, так как все эти стилсоны и питеры сразу решат, что его можно сломать. И Эндер сделал то, что делал всегда, когда его мучил Питер. Он занялся умножением на два. Один, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре. И так далее, до тех пор, пока он еще мог держать в голове числа: 128, 256, 512, 1024, 2048, 4096, 8192, 16384, 32768, 65536, 131072, 262144. Добравшись до 67108864, он начал сомневаться, не сбился ли со счета. Какой должен быть порядок — десять или сто миллионов, или просто миллион? Он попытался повторить счет, но сбился снова. «1342 и что там дальше? 16- или 17-738? Все смешалось. Начнем сначала. Умножай, пока можешь». Боль отступила. Слезы отступили. Он не заплачет.
Каждый день вечером, после отбоя, когда комната погружалась в темноту, было слышно, как некоторые из ее обитателей всхлипывают и зовут папу, маму или собаку. Он тогда тоже терял контроль над собой. Губы сами шептали имя Вэлентайн. Ему грезилось, что он слышит ее смех где-то невдалеке. Иногда к двери подходила мама и заглядывала внутрь, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он слышал смех отца, смотрящего видео. Это было так реально, и этого не будет уже никогда. «Я стану взрослым, когда опять увижу их, в лучшем случае мне будет двенадцать. Зачем я согласился? Что я получил от того, что сделал из себя дурака? Не пошел в школу?» Сейчас он был готов видеться со Стилсоном хоть каждый день. А Питер? Этого подлеца он и вовсе не боялся.
— Я хочу домой, — шептал он.
Но эти слова произносились тем шепотом, которым он умел плакать, когда Питер делал ему больно. Этот шепот не шел дальше его собственных ушей, а иногда и до них не добирался.
И хотя слезы все равно текли, и подушка была мокрой, но никто не знал о его всхлипываниях, таких мягких и тихих, что их вообще навряд ли можно было услышать. Но боль не проходила, она стояла комком в горле и жгла грудь и глаза. «Я хочу домой».
В эту ночь в комнату зашел Дэп. Он медленно двигался вдоль рядов с кроватями и прикосновением руки пытался успокоить тех, кто плакал. Там, где он проходил, потоки слез только увеличивались. Даже такого незамысловатого проявления сочувствия в этом безжалостном месте хватало для того, чтобы расплакались и те, кто еще мог сдерживаться. Но не Эндер. Когда Дэп дошел до его кровати, Эндер уже не плакал и лицо его было сухим. Такое лицо он всегда надевал, когда мама и папа заходили в его комнату пожелать спокойной ночи после того, как Питер жестоко мучил его, а он не решался пожаловаться. «Спасибо за это, Питер. За сухие глаза и неслышный плач. Ты научил меня прятать мои чувства. Более чем когда-либо, это необходимо мне сейчас».
И была школа. Каждый день долгие часы, занятий. Чтение. Вычисления. История. Видеофильмы о кровавых бойнях в космосе — морские пехотинцы, поливающие своей кровью стены чужачьих кораблей. Стерео о чистых войнах флотилий: в глубине вечной ночи кипящее пламя разрывов на месте точно пораженных кораблей. Столькому надо было научиться. Эндер работал с тем же рвением, что и остальные; впервые в жизни они боролись, так как впервые в жизни им приходилось соперничать с теми, кто были по крайней мере такими же способными, как и они сами.
