Владимир Баграмов - Страна убитых птиц
Дьял миролюбиво хмыкнул, подошел ближе, присел на корточки перед женщиной. Эта Красивая пряталась! Почему? От кого?
— Хай! Ты! — Дьял ткнул толстым пальцем в нее. — Не боишься. Я — Дьял. Ты — не боишься Дьяла. Поняла?
Бурова кивнула. В сарае было темно, она с трудом различала черты грубого лица. Борода, усы, косматые волосы…
Дьял вспомнил нужное ему слово. Хмель все еще бродил в его косматой голове. Все-таки хорошие есть вещи у Красивых, например, этот «Ликер»! Вряд ли вождь Иу пил такую вкусную штуку.
— Ты! Ты ра-бо-таешь? — Дьял с трудом выговорил. — Где?
Екатерина Бурова задохнулась от страха. Этот косноязычный монстр спросил именно то, чего она боялась больше всего на свете. Штурмующая здание толпа, дикий рев, факелы, крики, выстрелы и стоны — все промелькнуло в секунду перед ее глазами. Она молчала, вжимаясь в угол, обхватив скрещенными ладонями горло.
— Ну?! Хай! — рявкнул потерявший терпение Дьял. — Говори!
— Секретарша! — неожиданно выпалила Екатерина Бурова, отчаянно и безнадежно.
— Хай?
Дьял недоверчиво склонил набок голову, положил в рот толстый палец, думал. Это слово было ему знакомо. Оно находилось в одном ряду с ненавистными словами — «Над-зор», «Ке Пе Ка-а», «Агент» и «Па-ар-тия-а». Красивые часто произносили это слово в сочетании с одним из перечисленных… Это озадачило Дьяла. Он подозрительно еще раз оглядел сжавшуюся в комок женщину Красивых. «Секре-та-ар-ша»?! Значит, она прячется здесь. От кого? От хороших Красивых и народа хау. Она в чем-нибудь виновата? Прячется — виновата. Мысль была проста, как кусок белкового муга. Кто ее нашел? Дьял. Значит, Дьял ее приведет к Красивым. Пусть они ее спросят о ее вине. Все.
Цепочка раздумий была замкнута. Дьял встал.
— Хай! Ты идешь с Дьялом. Бегать — у-у-у-у! — Дьял показал кулак величиной с голову Буровой. — «Секре-тар-ша-а-а» — это плохо. Ты — плохая Красивая.
Екатерина Бурова поняла, что этот мутант хочет вытащить ее из убежища и куда-то вести! Она затрясла головой и стала еще больше поджимать ноги. Пальто съехало с колен, пола упала, сквозь драные чулки засветилось тело. Платье под пальто высоко задралось.
Дьял хорошо видел в темноте, как днем. У него сразу пересохли губы.
Чтобы немного успокоиться, он вытащил из-за пояса пистолет, повертел его, как игрушку, в громадной руке и сунул обратно. Дьял горой нависал над маленькой, сжавшейся в комок от ужаса женщиной.
— Надзор?! — палец Дьяла опять нацелился в нее.
— Нет-нет! — она отчаянно замотала головой.
— КЕ-ПЕ-КА-А?!
— Не-е-ет!
— Хай? — озадаченно почесал затылок Дьял. — Агент? Партия?
Екатерина Бурова молчала, затылок раздирала дикая боль, онемела спина и левая рука.
— Хай. — Дьял кивнул. — Па-артия-а. Ты — плохая Красивая. Все.
Его ручища сгребла пальто, платье — все вместе одним рывком. Он легко поднял ее, так что ноги женщины болтались в воздухе, пронес метра три к другому углу, положил на кучу какого-то тряпья… Она спала здесь совсем недавно. Встал перед ней на колени.
Она молча, с закрытыми глазами слушала его учащенное, мощное дыхание. Чувствовала, как он распахнул пальто, одним движением страшных рук разорвал платье от воротника до низу. Еще рывок, и тело было обнажено.
— Хай… — голос его звучал глухо, на низкой ноте.
Она молчала, лежала, раскинув руки, впиваясь ногтями в ладони. Он был огромен, чудовищно силен. Она инстинктом женщины почувствовала, что, окажи она ему сопротивление, закричи, забейся — и эти страшные руки разорвут ее в клочья, сомнут в кровавое месиво. Екатерина Бурова молчала. Только единственный раз стон вырвался из ее стиснутого рта, когда огромная, неистовая плоть его задрожала, забилась где-то в ней, и тупая, саднящая боль побежала от ног к груди.
— Хай… Над-зор — пло… плохо! — гудел он, мотая косматой головой. — Агент — плохо… очень… па-ар-тия-а-а-а — плохо…
Она потеряла сознание.
Три ярких луча прорезали темноту сарая.
Пятерка военного патруля молча смотрела на распластанную женщину и стоявшего над ней мутанта.
— Хай! — Дьял улыбался во весь рот. Дьялу было весело. В эти дни, суматошные, Великие и кровавые дни — все было в первый раз. И эта Красивая — она была первой в жизни Дьяла Красивой.
Старший Патруля, седой майор-десантник, откашлялся.
— Вывести его. По «параграфу-2».
Двое тронули Дьяла за локти, он отстранился, возился с ремнем.
— Хай! Я — Дьял! Я — охрана Викентия!
— Хоть черта, — хмуро пробормотал Старший. — Что вы копаетесь?
— Она — хорошая! — Дьял указал на лежащую без сознания женщину. — Она — секре-та-ар-ша-а! Но хорошая.
Дьяла вывели из сарая, поставили к мусорному баку. Он улыбался. Хмель еще не покинул его косматую голову — ему было весело.
Здесь его веселые мысли оборвались. Прогремела автоматная очередь. Дьяла бросило на мусорный бак, он схватился за него огромными руками, перегнулся и упал головой внутрь. Ноги неподвижно торчали. Умер он почти мгновенно. Даже не успел удивиться.
— Пистолет у него… Забрать! — коротко приказал майор.
Патрульный, морщась от вони мусорного бака, перегнулся, выдернул из-за пояса Дьяла пистолет. Двое патрульных уже выносили из сарая обвисшее женское тело. Женщина, не приходя в сознание, застонала.
— В больницу ее. Тащить далеко! Ладно, на повороте, может, какая машина будет.
Патруль канул в ночь.
Из щели сарая осторожно высунулась крысиная голова. Крыса нюхала воздух, глазки ее отливали красноватым — она чуяла кровь.
До вступления в силу Закона об отмене смертной казни оставалось ровно двенадцать часов.
От пустыря спешило целое полчище жуков-трупоедов, они чувствовали кровь, как никто в этом мире. Между жуками и крысами шла смертельная борьба за выживание. Если тройка жуков вцеплялась в крысу, она была обречена. Крысы ловили жуков поодиночке, съедали без остатка. Ни у тех, ни у других естественных врагов не оказалось.
* * *— Спокойная протоплазма, — сказало чудовище, пожирая тело Эдселя, — мне нравится спокойная протоплазма. — И чудовище заглотило тело Эдселя целиком.
Мне нравится спокойная протоплазма, — сказало Оно, и гигантский рот сомкнулся над Парком, — но мне нравится и активная протоплазма.
РОБЕРТ ШЕКЛИ. «Абсолютное оружие».
ОТ АВТОРА:
Прости, мой Читатель, вынужденное отступление. Мне просто необходимо ВЗДОХНУТЬ, прежде чем ринуться опять в эту бездну мрачного грядущего, заглядывающего в мои окна из далёка-далека фантазии и… логики. Как хочется ПРОВИДЕТЬ мир вне планетарных катастроф, стихийных и экологических бедствий, счастливый, искренний мир, где каждый счастлив индивидуально. Нет понятия «ВСЕОБЩЕЕ СЧАСТЬЕ». Безумцы-утописты создали его как некую «подвешенную в воздухе», не поддержанную реальностью идею-мечту, ибо сами были глубоко несчастны и больны. Догматики-примитивисты развили и внедрили эту идею в сознание широких масс, чтобы оправдать ужасающее настоящее БУДУЩИМ СВЕТЛЫМ ЗАВТРА. Я не пессимист. Меня держат на этой Земле те маленькие радости, без которых жизнь немыслима и невозможна. Но я несчастлив, как и ты, мой Читатель. Униженная и оскорбленная Природа мстит мне за глупость моих предков и современников, за мои собственные промахи и жестокости по отношению к ней. Сорванные цветы и смятая трава, застреленные птицы и убитые животные, невмешательство (мое, личное?!) в отравление рек, ручьев, озер, морей и океанов! За гигантские нефтяные «инъекции», умершие в результате этого громадные участки «кожи» Земли. За все, за все! В том числе за НЕНАВИСТЬ, ИСТОЧАЕМУЮ МОИМИ СОБРАТЬЯМИ. Сколько ее скопилось вокруг! Господи! НЕ УТОЛИТЬ ТЕБЕ МОИ ПЕЧАЛИ, ГОСПОДИ, ПО СИРЫМ И КАЛЕКАМ, БОЛЬНЫМ И БЕЗРАБОТНЫМ, МИЛЛИОНАМ СТАРУХ И СТАРИКОВ, ВЛАЧАЩИХ ЖАЛКУЮ ЖИЗНЬ НА ГОСУДАРСТВЕННЫЕ КРОХИ-ПЕНСИИ! ЗА ВСЕ, ГОСПОДИ! ЭТО МОЯ СТРАНА, МОЙ НАРОД, БОЛЬНОЙ И ОБЕЗДОЛЕННЫЙ, ВЕЛИКИЙ НАРОД, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ДЕЛИЛ СЕБЯ НА ГРУППЫ НИ ПО РАСОВЫМ, НИ ПО НАЦИОНАЛЬНЫМ ПРИЗНАКАМ…
