Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара
Став квайрцем, я заново становлюсь олгонцем.
Квайр - моя родина, к которой меня влечет. Мой дом, мои близкие, почти все, что дорого мне, - в Бассоте. Мои боевые товарищи, что сегодня родней, чем родня, - лагарцы. А рядом, в Кевате, есть тоже десятки людей, природных кеватцев, сродненных со мною целью. И сам Кеват, как ни странно, не безразличен мне. Империя рабства, нищеты и безмерных богатств, невежества - и утонченной культуры. В ней зреют стремления, которых не знает Квайр. Жестокая жажда свободы - хотя бы духа. Болезнь справедливости наперекор рассудку. Все жаркое, все мучительное, все больное, но эти ростки человечности из-под глыбы страшного гнета волнует меня сильнее, чем все достижения квайрцев. Я тоже такой, как они, и все, что сложилось во мне, вот так же проталкивалось сквозь несвободу.
И все эти страны мелькают вокруг, как стекла в безрадостном калейдоскопе. Одни и те же леса, похожие города, почти однозвучная речь, и что-то во мне противится однозначности определений "мои" и "чужие" - кто мне чужой, а кто свой? И есть ли хоть что-то чужое на этом огромном пространстве от северных тундр до еще не построенных верфей Дигуна?
Крир опять заменил кеватцев к Исогу! Не знаю, чему удивляться умение Крира или глупости кеватских вельмож. Кто был под Исогом, тот его не забудет. Завалы и топи, и хмурая крепость, надежно перекрывшая путь. Ни разу не открывшиеся для врага ворота страны.
Все, как тогда: они подошли к Исогу, а Крир ударил их с тыла и направил в болота. И в болотах растаяли корпус Кадара и корпус Фрата - без малого шестнадцать тысяч солдат.
Победа, которая еще не победа, потому что Валдер сумел перейти в наступление, и Криру пришлось поскорей отвести войска.
Наши силы нельзя соизмерить - вот в чем несчастье. За минувшие дни Приграничье вместе с Исогом проглотило тридцать тысяч врагов - войско, равное нашему - и теперь их осталось лишь три: три таких войска, как наше.
А мои ликуют. Радость первой победы! Мы в дороге или в бою, а иногда и в бою, и в дороге; мы деремся, защищаясь, и деремся, чтобы сменить лошадей, и все-таки делаем проклятую работу войны.
Олоры предали нас. Слишком большая охрана у кеватских обозов, и олоры вернулись в свои леса. А наших сил не хватает, и хотя бы один из трех обозов все равно доходит к своим. Они не голодают пока, но им уже не хватает пуль.
А нам не хватает людей. Мы теряем людей, и никто не приходит взамен, потому что мы заперты в Приграничье и отрезаны от страны. Жестокая уловка Баруфа: истребить и нас, и врагов. Я припомню это ему, если чудом останусь жив; я что-то не очень верю, что вырвусь и в этот раз, но мы делаем работу войны, крутим ее колесо, и Сибл - второе мое "я" - уже стянул к Исогу людей, и я уже знаю, что Валдер отстранен. Послезавтра он получил указ и поедет держать ответ, и я нанесу свой главный удар - подлый, конечно, удар, но они виноваты сами - зачем их настолько больше, чем нас?
Передышка. Ночью должен приехать Эргис. Люди спят вповалку свалились, едва накормив коней. Кончились бивуаки с разговорами и стряпней, мы едем, деремся или спим; я и сам бы свалился, как куль, но скоро прибудет Эргис, и я должен знать, что я ему скажу.
Не спят часовые, не сплю я, и поэтому не ложится Ланс. Сидит и молча смотрит в костер и думает о чем-то таком, о чем положено в двадцать лет. А о чем я думал в двадцать лет? О физике, о чем еще?
- Биил Бэрсар, - говорит он вдруг, - а если мы не удержим их в Приграничье?
- Не удержим, - отвечаю я. - Это всего лишь разминка, Ланс.
- Значит, они прорвутся в Квайр?
- Конечно. Надеюсь только, что не дальше Биссала.
- Спокойно вы об этом!
Молчу. Есть мысли и есть боль, и лучше держать их в разных карманах.
- Но почему вы думаете...
- Потому, что нас мало, а будет еще меньше. В прошлом году было достаточно двухкратного превосходства, чтобы квайрская армия с бездарным командующим дошла до Гардра. И великий полководец - тавел Тубар - не смог этого отвратить. Здесь превосходство трехкратное, и Тибайен может выставить еще шестьдесят тысяч. Это плохая война, Ланс, нечестная и несправедливая.
- Не понимаю, - говорит Ланс. - Это вы точно сказали: неправильная война. Войска должны воевать, - говорит он. - Это благородно - воевать. Дело благородных. Моя жизнь, моя кровь за мою страну. А тут...
- А разве то, что делаем мы, неблагородно? Именно мы прикрыли собой и Квайр, и Лагар. Поясок Приграничья, - говорю я ему, - а за ним только Квайр. Восемь дней для гонца или месяц для войска - и они уже вступят в Лагар...
- Я знаю, зачем я здесь, биил Бэрсар! Но так не воюют! Это убийство, а не война!
Представь себе, мальчик, я думаю так же, и мне самому противна эта война. Но я отвечу:
- Всякая война - это убийство, Ланс. И когда одетые в разные мундиры убивают друг друга, и когда проходят по завоеванной земле, убивая беззащитных. Как бы и зачем один человек не лишил жизни другого - это всегда убийство.
Смотрит с недоверчивою усмешкой, и в незамутненных, не тронутых жизнью глазах превосходства юнца и уверенность профессионала.
- Говорите, как поп!
- Или ка человек. Я воюю потому, что ненавижу войну, - говорю я ему, - и убиваю потому, что ненавижу убийство. Да, это нечестно - нападать из засады или бить в спину, - говорю я ему (или себе?), - и у меня нет ненависти к несчастным, которые не по своей воле явились сюда. Но они явились сюда, чтобы убить вас всех и сделать рабами наших детей - и нам приходится убивать ради себя самих и ради своих детей. Поверьте, Ланс, говорю я ему, - будь их немногим больше, чем нас, я бы с охотой уступил это дело Криру. И это было бы война в вашем вкусе с большими сражениями и боевым грабежом. Мне противны эти леса, - говорю я ему, - набитые мертвецами и пропахшие смертью, но это только начало, Ланс. Здесь, в Приграничье, мы должны измолоть половину их войска ("И не дать Тибайену прислать подкрепление", - думаю я, но это уже не для Ланса). Мы должны сохранить нашу армию, - говорю я ему, - потому что главное предстоит сделать все-таки ей. Они облегчили нашу задачу, когда пошли на Исог...
- Они не возьмут Исог, - говорю я ему, - но это станет началом их поражения.
И - замолкаю, потому что он смотрит во все глаза, и в бесстрашных его глазах суеверный ужас. И я улыбаюсь, хоть мне не до смеха.
- Я жду Эргиса - только и всего. Отдыхайте, Ланс. Завтра опять драться.
Дипломатия леса: я, Эргис и Тайор, один из вождей Приграничья. Отец его беглый раб, мать - дикарка из племени _х_е_г_у_, из затей цивилизации Тайор признает лишь ружье, но на левом плече у него висит самострел, а у пояса - черный колчан, где кивают перьями стрелы. Он коряв нескладен, как здешний лес, беспощаден, как судьба, и верен... Как что? Что есть в мире, чтобы не изменяло?
