Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн
— Благодарю тебя, Том. Если уместно так выразиться, чек будет у тебя дома еще до твоего прихода. Э-э… Можно еще вопрос?
— Валяй, док.
— Сенатор… Вы попали на Марс задолго до того, как я появился на свет; про вашу молодость я ничего не знаю — помимо общеизвестных легенд да статейки из «Кто есть кто на Марсе». За что вас сюда сослали? Если, конечно, сослали…
Мистер Пун в ужасе втянул голову в плечи. Мне тоже стало не по себе. Но дядя Том не обиделся. Он от души рассмеялся и ответил:
— Замораживание младенцев в корыстных целях. Но мне это зазря пришили, я такими штуками никогда не промышлял. Пошли, ребятишки. Пора линять из этого вурдалачьего логова, пока в подземелье не сволокли.
Ночью, уже лежа в кровати, я мечтала в полусне о предстоящем путешествии. Даже мама с папочкой не возражали — дядя Том все уладил по фону еще до моего прихода домой… Тут из детской раздался плач; я поднялась и пошлепала туда. Плакал Дунканчик, кроха моя милая. Он пока что был сухой, просто одиноко стало… Я взяла его на ручки, крепко-крепко к себе прижала; он полопотал немного по-своему, а потом описался. Пришлось менять ему пеленки.
По-моему, он ничуть не хуже тех младенчиков в яслях. Может, даже лучше, не беда, что на пять месяцев младше и глазки у него разбегаются. Я его уложила в кроватку — он тут же засопел — и отправилась к себе…
Стоп! «Треугольник» получил свое название оттого, что занимается перевозками на трех ведущих планетах Системы, однако маршрут зависит от того, как в данный момент расположены Марс, Земля и Венера…
Я помчалась в гостиную, отыскала, слава те господи, сегодняшний «Боевой Клич», сунула его в проектор, перемотала на космофлотские новости, нашла расписание…
Да, да, да! Я не только на Земле побываю — я еще и на Венеру попаду!
Венера! Интересно, мама разрешит? Нет, лучше ей сейчас ничего не говорить. Заодно и дядя Том, когда мы там окажемся, станет посговорчивее.
Только вот без Дункана я, наверное, скучать буду, без куколки моей маленькой…
Глава 4
Уф! Уже несколько дней совсем не оставалось времени на дневник. Это же немыслимое дело — приготовить все за десять дней! Я бы и не успела, но, к счастью, большинство процедур — прививки от земных вирусов, фотографии, документы — были приготовлены еще до того, как Все-Уже-Было-Рухнуло. Да и мама вышла-таки на время из своего атавистического столбняка и много в чем помогла. Даже к малышам на крик бросалась, оставляя меня, всю в булавках, не сразу, а только через две-три секунды.
Не знаю уж, как готовился к отъезду Кларк и готовился ли вообще. Он все так же молча болтался по дому и на все вопросы отвечал угрюмым бурком, если вообще отвечал. Нельзя сказать, что и дядя Том развил бурную деятельность. За эти сумасшедшие десять дней я его видела лишь только два раза (клянчила у него по чуть-чуть от багажного лимита, и дорогой мой дядечка, конечно же не отказал!), и оба раза приходилось вытаскивать его из-за карточного столика в Клубе Сохатых. Я спросила, как же он намерен успеть все сделать до отъезда, если без конца играет в карты, а он ответил:
— Что значит «как»? Я уже все сделал — новую зубную щетку купил!
Тут я его обняла и сказала, что он дикий, как миллион самых диких медведей, а он засмеялся и взъерошил мне волосы. Интересно, настанет ли у меня когда-нибудь «надоеданс» от космических путешествий? Я ведь буду астронавтом. Но папочка говорит, половина удовольствия от путешествия заключается именно в сборах… Нет уж, мне такого удовольствия и даром не надо!
В конце концов мама доставила-таки меня в городской космопорт со всеми вещами и бумагами — билетами, медсправками, опекунскими правами дяди Тома, деньгами в валютах всех трех планет, туристскими чеками, свидетельством о рождении, разрешением полиции, освобождением от пошлин и еще не помню чем. Под мышкой я тащила сверток с вещами, которые не соизволили вместиться в чемоданы; одна шляпка была у меня на голове, а другая — в руках. Все остальное уложилось в лимит буквально грамм в грамм.
(И куда только подевалась эта вторая шляпка?! Я же ее из рук не выпускала — и все-таки на борт поднялась уже без нее. О чем ни секунды не жалела.)
Прощание вышло нервным и слезливым. Провожали нас не только мама с папочкой (папочка меня крепко обнял, а я обхватила его обеими руками и даже на секунду расхотела улетать). В порт, точно снег на голову, заявились около трех десятков моих одноклассников. Двое впереди тащили большой транспарант:
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ, ПОДКЕЙН!Меня перецеловали столько раз, что хватило бы для приличной эпидемии, будь хоть один из нас нездоров. Поцеловали даже те мальчики, которые раньше об этом и думать не могли! Хотя в том, чтобы меня поцеловать, ничего особенного нет, если данный акт производится в условиях конфиденциальности и взаимного одобрения. Я считаю, инстинкты нужны не меньше чем разум.
В процессе прощания у меня сломался корсаж — папин подарок к поездке, — но я этого не заметила, пока не поднялась на борт парома. Наверное, и шляпку тогда же посеяла — не знаю точно. И сверток этот несчастный потеряла бы; спасибо, дядя Том взял его себе. Были еще газетчики, но это — ради дяди Тома; моя скромная персона их не интересовала. И тут вдруг оказалось, что нам надо сию же секунду мчаться на борт — паром ждать не может, он должен стартовать точно в назначенное время, хоть Деймос и движется по своей орбите гораздо медленнее, чем Фобос. Писака из «Боевого Клича» все никак не отставал от дяди — он желал знать его мнение о приближающейся Конференции Трех Планет, но дядя Том ткнул себя пальцем в кадык и просипел:
— Анхина.
И на борт мы поднялись последними — за нами сразу же задраили люк.
Вероятно, дядя Том подхватил где-то самую скоротечную ангину в мире: по дороге в порт он еще разговаривал нормально, а сразу после посадки от нее уже и следа не осталось.
Все рейсы паромов похожи друг на друга как две капли воды. Нынешний был точно таким же, как тот, когда нас возили на Фобос. Рывок, нарастающий рев двигателей; в кресло вдавливает так, что вздохнуть невозможно, тем более — пошевелиться, а затем сразу невесомость… Невесомость — вообще состояние жутко странное; нереальное какое-то. Желудок ведь не железный; даже если не тошнит, все равно приятного мало. Слава богу, меня почти не укачивает.
На Деймосе — все равно что в невесомости: у спутников Марса притяжение почти неощутимое. Здесь нас обули в сандалии с присосками, и стало полегче. На Фобосе было точно так же, однако в остальном сходства никакого. Нет, природа ни при чем. Дело в том, что Фобос, как всем известно, принадлежит Марсу, и для его посещения не нужно соблюдать никаких формальностей. А Деймос — имеет статус вольного порта под юрисдикцией Комитета Межпланетного Тройственного Союза. И знаменитый преступник, за чью голову в Марсополисе назначена награда, спокойно может пересесть здесь на любой корабль — прямо под носом у наших полицейских, а они даже пальцем его тронуть не имеют права! Прежде они обязаны проделать множество длинных, нудных процедур: протащить дело через Межпланетный Верховный Суд, который находится на Луне, то есть практически выиграть дело до ареста обвиняемого, доказав, что имеет место нарушение законов всего МТС, а не только марсианских, и уж потом просить уполномоченных Комитета арестовать осужденного. Если, конечно, он такой дурак, что до сих пор ошивается на Деймосе.
Теоретически я все это знала раньше — Деймосу было посвящено полстраницы в учебнике «Краткий курс марсианского обществоведения», глава «Экстерриториальность», — а едва мы сошли с парома, у меня образовалась уйма времени, чтобы такое положение дел оценить с практической точки зрения. Не успели мы шагу ступить, как обнаружилось, что все пассажиры заперты в зале с лицемерным «Добро пожаловать!» над дверью. Здесь нам надлежало ждать, пока нас не начнут «досматривать». Одна из стен была прозрачной, за ней была площадь, по площади сновали взад-вперед целые толпы народу, все шли куда-то по своим интересным и загадочным делам, а тут изволь сидеть на чемоданах и скучать.
Вообще-то у меня характер мирный и с человеколюбием все в порядке, но с каждой минутой я злилась все сильнее и сильнее.
Не для того, черт побери, моя родная мама все это строила, чтобы меня здесь теперь запирали, будто белую мышь в виварии!
Правда, мама только реконструировала Деймос. Строили его марсиане, использовав первый же подходящий астероид. Однако несколько миллионов лет назад космос им наскучил, они увлеченно взялись выяснять, каким бы образом объять необъятное, и маме пришлось почти все переделывать заново. Деймос к этому времени был черт знает в каком состоянии, так сказать, начать и кончить, и все, что только видно было сквозь стеклянную стену, было плодом воображения и инженерного гения моей мамы.
