Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн
Злость усиливалась. Кларк слинял куда-то в угол и секретничал там с каким-то типом, я его раньше никогда не встречала. При всей своей ненависти к роду человеческому братец всюду находит знакомых — личных или заочных. Иногда кажется, что он состоит в каком-то жутко конспиративном тайном обществе. Например, никогда не приводит своих знакомых домой. Стесняется их, что ли?
Вот если скучно злиться в одиночестве, лучше Кларка компании не найти. Он, когда не занят, всегда рад присоединиться к ругани в чей-нибудь адрес. Даже объяснит, почему этот объект куда как мерзопакостнее, чем ты думаешь. Но сейчас Кларк был занят, оставался только дядя Том. Ему я и пожаловалась на несправедливость, которую над всеми нами творят. Это ж надо — свободных марсианских граждан на марсианском же спутнике держать взаперти, будто скотов бессловесных! И только потому, что в правилах на стене сказано: «Пассажиры должны ожидать досмотра в зале ожидания. Распоряжение Комитета по МТС номер такой-то».
— Тоже мне, политики! Я бы и то куда лучше все организовала!
— Точно, — серьезно согласился дядя, — только ты чуток недопонимаешь…
— Все я отлично «допонимаю»!
— Ошибаешься, детка. По твоему разумению, нет никаких причин держать тебя здесь до самой посадки и не давать тебе бегать по магазинам в свое удовольствие. Все правильно, никому в этом никакой корысти нет. Ты отлично могла бы все время радовать портовых лоточников, соря деньгами направо и налево, ошибочно полагая, что их безделушки стоят — дешевле некуда. И вот ты хаешь политиков и думаешь, что во всем разобралась.
Он вздохнул.
— Но ты просто не понимаешь; политики — не зло, политика — величайшее достижение человечества. Хороша политика — все просто замечательно. Плоха — все равно хорошо.
— Вот этого я точно не понимаю!
— А ты подумай. Политика — не что иное, как способ улаживать дела без драки. Конечно, приходится из-за каждой мелочи спорить до хрипоты, искать приемлемый компромисс. Каждая из сторон считает, что в прогаре именно она, однако после бесконечной говорильни все-таки находится вариант, который удовлетворит всех, причем для этого не надо никому расшибать лоб. Вот что такое политика. Конечно, есть и другой способ разрешить спор — расшибить-таки несколько лбов. Так оно и выходит, когда одной из сторон надоедает спорить. И поэтому даже плохая политика хороша. Без нее кто-нибудь применил бы силу. А за этим всегда стоит чья-то боль.
— Ага. Ну не забавно ли от ветерана революции слушать такие вещи? Дядя Том, ты ведь, говорят, был одним из тех кровожадных головорезов, которые начали стрельбу? Или папочка неправ?
— Ну, — усмехнулся дядя, — я-то только смотрел, как бы самому не подставиться. Правильно. Если спорить бесполезно, надо драться. Наверное, только тот, кто побывал под обстрелом, до конца понимает насколько лучше, чтобы все решилось миром, чем ежели тебе голову продырявят.
Дядя помрачнел и сразу стал совсем старым.
— Труднее всего — решать, когда спорить, а когда драться.
Тут он улыбнулся и снова стал прежним дядей Томом.
— Драку изобрели не люди, она задолго до нас существовала. Но люди изобрели политику. Понимаешь, лапа, хомо сапиенс — самый хитрый, хищный, безжалостный и смертоносный зверь во всей Системе. Однако именно он изобрел политику, именно он выдумал способ сосуществовать не убивая друг друга! Так что никогда не ругайся словом «политика».
Мне стало совестно.
— Больше не буду, дядя Том.
— Бу-удешь, куда ты денешься. Может, лет через двадцать или тридцать… Во, во! Гляди, гляди, лапушка, вон он, твой оскорбитель! Бюрократ, ставленник нелюдей-политиканов! Это он от их имени жестоко и несправедливо лишил тебя свободы! А ну, сорви с него очки! Чтоб знал, что его правила ни фига не значат!
Я с достоинством промолчала. Дядю Тома никогда точно не поймешь, серьезно он говорит или шутит. Он просто обожает меня дурачить, пока я не почувствую себя круглой дурачиной. На пороге нашего загона для скота появился уполномоченный КМТС и принялся оглядывать нас, точно служитель в зоопарке, когда он проверяет обезьяньи клетки на предмет чистоты.
— Просьба приготовить паспорта! — рявкнул он. — С дипломатическими — вне очереди! — Тут он заметил дядю. — Сенатор.
Дядя Том покачал головой.
— Я неофициально.
— Как пожелаете, сэр. Просьба ко всем — построиться в порядке, обратном алфавитному!
Этот чертов обратно-алфавитный отбросил нас в самый конец. Ожидание растянулось на два с лишним часа: пассажиров впереди стояла уйма, у каждого — паспорт, медсправки, багаж, то, се — и все это надо проверять… Марсианская Республика не берет пошлин за вывоз, но много чего нельзя вывозить без особого разрешения.
Например, марсианские древности (поначалу-то тащили все, что только могли, и теперь множество раритетов хранится под семью замками в Британском Музее и Грановитой Палате; я слышала, как папочка возмущался по этому поводу), некоторые наркотики и всякое такое. Кое-что — например, оружие — можно везти, но на время перелета надо сдавать суперинтенданту.
А Кларк тем временем шнырял возле таможенников и высматривал примеры наиболее типичных нарушений правил пассажирами. С самого начала всем раздали длиннющий список недозволенных вещей — надо сказать, захватывающее чтение! Думать не думала, что на свете столько всего незаконного, аморального и опасного… Когда мы, представители семьи Фриз, подошли наконец к барьеру, инспектор единым духом выпалил:
— Очемымеетезаявить?
Наверное, он был с Марса, так как сразу узнал дядю:
— Ух ты! Добрый день, сенатор! Для меня большая честь… Что ж, думаю, ваши чемоданы и открывать не стоит. Молодые люди — с вами?
— Вы уж лучше откройте, — посоветовал дядя Том, — вдруг я решил подбросить немного оружия нашим дочерним организациям… А ребятишки — мои племяши, но за них ручаться не стану. Те еще бандюги. Особенно эта крошка — прямо тут, пока все ждали, призывала к ниспровержению власти.
Инспектор разулыбался:
— Думаю, вам-то, сенатор, можно позволить несколько стволов. Вы-то знаете, что это такое. А вы, ребятишки? О чем имеете заявить?
И только-только я с ледяным спокойствием ответила:
— Мне не о чем заявлять…
Но тут Кларк Кларк ляпнул:
— Ну да! — и заскрипел своим противнющим голосом. — Два кило звездной пыли! А чье это собачье дело? Я ее купил за свои деньги и черта с два кому позволю замылить!
Сказано это все было наинаглейшим тоном, а уж физиономия его просто напрашивалась на пощечину.
Что тут началось! Инспектор как раз собирался заглянуть — просто формально — в одну из моих сумок, а этот мелкий поросенок поднял всех на уши. Стоило ему сказать «звездная пыль» — и рядом, точно из-под земли, выросли еще четыре инспектора. Двое, судя по акценту, были с Венеры, а еще двое, наверное, с Земли.
Для людей, живущих на Марсе, звездная пыль ничего особенного из себя не представляет. Марсиане испокон веков пользуются ею, как люди табаком, только безо всяких плохих последствий. Черт их знает, что они в ней находят. Некоторые из наших песчаных крыс переняли от марсиан эту привычку, но мы всем классом под надзором учителя биологии пробовали, и — никакого эффекта. Лично у меня только нос заложило до самого вечера, а так — ровным счетом ноль в квадрате.
Однако венерианцы, то есть аборигены, дело другое. Раз попробует — и готов маньяк-убийца; на все пойдет, лишь бы еще достать. На тамошнем черном рынке звездная пыль стоит бешеных денег, а за хранение — без всякого суда пожизненно ссылают на спутники Сатурна.
Таможенники завертелись вокруг Кларка, точно растревоженные осы! Однако, сколько ни смотрели, ничего в багаже не нашли. Тогда дядя Том сказал:
— Инспектор! Могу я внести предложение?
— Конечно, господин сенатор!
— Племяшок мой, к великому моему стыду, поднял тут большой переполох… Чего бы вам не отвести его в сторонку — я лично заковал бы его в кандалы — и не пропустить пока остальных?
Инспектор заморгал.
— Думаю, это замечательная мысль.
— И я бы вам был ужасно благодарен, если бы вы со мной и с племянницей закончили. А то только всем мешаем.
— О, в этом нет надобности.
Инспектор закрыл мою сумку, в которую было полез, и быстро проштамповал весь наш багаж.
— Не стоит рыться в нарядах юной леди. А вот такого дошлого молодого человека не помешает обыскать с ног до головы и вдобавок посмотреть на просвет.
— Валяйте.
Мы с дядей прошли мимо еще нескольких столов — финансовый контроль, всякие там миграции, коммуникации, коммутации — и наконец вместе с багажом отправились на центрифугу, взвешиваться. На покупки не осталось ни минуты.
В довершение всех обид оказалось, что я вместе с багажом на три с лишним килограмма тяжелее нормы. Что за черт? На завтрак съела куда меньше обычного, а после даже не пила ничего: меня хоть и не тошнит в невесомости, но пить в таких условиях — то еще развлечение. Обязательно попадет куда-нибудь не туда, и — поехало…
