Павел Комарницкий - День ангела
«Он понимает, Рома» — она смеётся — «Он осознал»
Ну и хорошо. Да только не обижайся — куда тебе до моей Ирочки. Ну вот, к примеру, я могу свободно отвести взгляд от твоего лица, а от её ангельского лика — с огромным трудом, да и то лишь в случае крайней необходимости…
«Да я и не претендую. И что я тебе скажу… Ты парень хоть куда, Рома, и множество женщин могут лишь мечтать о таком. Да только куда тебе до моего мужа!»
Мы хохочем. Хорошо, что никто не видит!
* * *— … Рома, нам просто необходимо сегодня быть на базе. Все дела побоку, не такие уж они у нас сейчас срочные.
Ирочка быстро перебирает вещи в шкафу. Ага, достаёт одежду на выход. Постой-постой… Это же её парадный ангельский костюм, прозрачный глухой комбинезон, переливающийся всеми цветами радуги, как мыльный пузырь. Только сделан на её теперешний рост. Одна из немногих вещей, напоминающая о прошлой жизни.
— Что случилось?
— Ещё не случилось. Но случится через какой-то час. К нам прибывает супруга Иого.
— В гости?
Ирочка смеётся.
— Если Магомет не идёт к горе, гора вынуждена идти к Магомету. Не в гости, Рома, работать. Я же говорила тебе, что папа ещё осенью запросил нового оперативного сотрудника, мне на замену. Они же там без меня просто зашиваются — правильно сказала? Иого даже отпуск не может взять.
Она сладко потягивается, искоса прищурив на меня глаз — надо ли продолжать? Да я догадался уже. Как долго любящие друг друга могут находиться в разлуке? Любовь может быть очень прочной и верной, но всему есть предел. Нельзя бесконечно питаться одними воспоминаниями. Я уж не говорю о нравственных муках… И физических, да.
— Я и то удивляюсь, как она так долго терпела. Да, там у нас она занималась важной и интересной работой, она у Иого специалист по сверхдальней телепортации. Но любовь, Рома, важнее любой работы. Вот она и пошла в миссионеры, как только подвернулась вакансия. Она уже с … да, с ноября проходила подготовку на курсах. И вот сегодня телепортируется сюда. Телепорт, должно быть, уже готов к работе.
Ирочка приближает к моим глазам свои глазищи, понижает голос. Лицо её донельзя серьёзно, но в глазах пляшет смех.
— В конце концов, вопросами сверхдальней телепортации можно заниматься и здесь, теоретически. Любовь же, Рома, требует систематических практических занятий, и самое главное — всю практическую работу надо проводить лично. Не доверяя никому.
* * *Белоснежный пушистый ковёр на полу, в толще которого бегают размытые цветные огни. На ковре стоит в одну шеренгу вся наша небольшая команда — ангелы Мауна, Аина, Кио, и человеческий персонал, дед Иваныч и я. И моя Ирочка, как переходное звено. Очень жаль, что нет Геннадия и Коли-Хруста, они на заданиях.
Напротив нашей шеренги стоят наш архангел, папа Уэф, Иого и невысокий ангел женского пола, с белоснежными искрящимися волосами, странным образом не производящими впечатления седины — просто белоснежные, с едва заметным радужным отливом, роскошные космы до плеч. И ярко-синие лучистые глаза, обычные для ангелов. Новоприбывшая открыто, лишь чуть несмело улыбается, разглядывая нас. Мы отвечаем дружелюбными улыбками, и я чувствую, как в воздухе будто прокатываются волны ободрения, смешанного с любопытством — общий эмоциональный фон.
— Внимание всем! Сегодня наш маленький коллектив пополнился новым членом, взамен Иоллы. Новый оперативный сотрудник — длинное, переливчатое слово — короче, Юайя. Как всем уже известно, супруга Иого, — объявляет Уэф.
Иого сияет, как сварочная электродуга.
— Познакомьтесь, моя половина. Прибыла наконец. Конец моим страданиям!
Юайя… интересное имя. Из одних гласных букв, надо же. Необычно.
— Стало быть, Юля, — авторитетно изрекает дед Иваныч, тоном церковного попа, нарекающего новорождённого младенца. Окрестил Юлей, значит.
Она немного недоумённо смотрит на деда.
— Он нас всех переименовал, Юайя, — это папа Уэф, — меня только пока опасается, хотя исподтишка про себя уже начал обзывать Ульрихом.
Все смеются, весело и беззлобно. Дети, мудрые дети…
Я будто споткнулся. Как раньше не допёр? Точно. Как точно, лучше и не скажешь. В этом и есть вся их суть. Мудрые, всесильные, добрые и счастливые дети — вот что такое ангелы.
Я вижу прищуренные глаза папы Уэфа.
«Ты явно умнеешь. Общение с Иоллой тебе на пользу. Одна мудрая мысль за другой»
«Эта мысль неверна? Что не так?»
«Всё так, Рома, всё так. И всё-таки ты, как обычно, сильно упрощаешь. Ладно. Важно понимание сути, детали придут позднее. Слушай, давай сегодня не будем, а? У меня уже голова трещит, всё время думать, думать, думать…»
«Это твоя работа, папа Уэф. Ты же координатор»
«Сегодня я беру выходной. В конце концов, имею право. Праздник! Вот так. Сейчас будет общий воздушный хоровод, в честь вступления в нашу команду нового члена. Иолла будет участвовать, и ты потолкайся, пояс ты освоил, вреда не будет, зато весело. А потом праздничный ужин. А потом…»
Сзади неслышно возникает мама Маша. Осторожно, незаметно берёт его длинными пальцами босой ноги за пятку. Нечеловеческий жест, и в то же время понятный.
«А потом я забираю свою ненаглядную, и мы ночуем в майском лесу» — папа Уэф смотрит строго, как и положено большому начальству — «и пусть кто-нибудь попробует меня или её побеспокоить. Враз уволю! Касается всех. Вопросы?»
Он оглядывает нашу команду.
«Вопросов нет, шеф. Давно бы так, шеф. А то мы распустились, шеф»
«Вот так вот. А теперь — хоровод»
* * *Шелест бело-радужных крыльев, рои голографических искр, свист рассекаемого воздуха, весёлый смех. И взвивающаяся музыка, непривычная, но красивая. Воздушные танцы — одно из любимых развлечений, вот только здесь они не очень… Размаху нет. И народу немного, и купол маскирующего поля не позволяет подняться высоко. Не танцевать же с включённой индивидуальной маскировкой!
Я вдруг вижу, что моя ненаглядная незаметно покинула хоровод, и ощущаю её резко упавшее настроение. Я немедленно спешу за ней.
«Где ты?»
Тихий, шелестящий плач в моей голове. Да, и плач передаётся… Маленькая моя!
«Нет, Рома, не сейчас… Уйди, уйди, я прошу! Не подходи, слишишь!!»
Она сидит в полной темноте, на лавочке-завалинке возле той самой бани, где не так давно дед Иваныч просвещал нас. Надо же, он и сейчас здесь. А Ирочка взахлёб рыдает, повиснув на нём, и дед гладит её заскорузлой крестьянской ладонью. Я ясно вижу лишь шевелящийся тепловой контур обоих, слившийся воедино, да её ауру, деформированную сильнейшими переживаниями. Маскировка, настроенная Кио, безупречна — здесь не только темно, но и тихо, музыка, гремящая в неполной сотне метров, почти не слышна.
