Фёдор Крашенинников - После России
К удивлению, даже публичная казнь Юркевича и его подручных не сподвигла Наблюдательную комиссию на активные действия. Заподозрив ловушку, руководство восставших потратило несколько недель на обустройство контролируемой территории и формирование из имеющихся в наличии сил хоть какого-то подобия армии.
Руководство восстания каждый день ожидало десанта или организованного сопротивления, но ничего не происходило. Чередой шли конференции и переговоры, президент США и европейские руководители выступали с громкими заявлениями – и больше ничего.
Пирогову докладывали, что вот-вот рухнет Поволжская Федерация.
– Вот так вот просто и рухнет? – недоумевал он.
– Ну не так просто, но рухнет! – заверял его Лапников и хитро улыбался.
И ведь рухнула! Поволжская армия, на которую в Наблюдательной комиссии возлагали большие надежды, стала главной движущей силой мятежа. «Как так выходит? Неужели все так рыхло в этом мире?» – думал Пирогов.
Следом как карточный домик рассыпалась финно-угорская конфедерация – и тоже без особых усилий.
Владимир Егорович часто заводил среди своих разговоры о том, что рано или поздно везение кончится. Но с ним не соглашались:
– Все эти государства – фикция, население только и ждёт, когда мы придём! Там же живут наши люди! Наши единомышленники есть везде, это только начало! – успокаивал его Бурматов.
Пирогов всегда находил время послушать своего министра информации и, представляя реальное положение дел, удивлялся его наивной, почти религиозной вере в победу. Была в этих встречах и практическая польза. Он черпал из многословного бурматовского разглагольствования объяснение происходящим событиям, а потом сам пользовался этой аргументацией. У него не было собственной стратегии и глобальных идей, он бы с удовольствием заглянул в пресловутый «План возрождения России, план Владимира Пирогова», о котором не уставал вещать Бурматов.
С Уралом всё развивалось по обычному сценарию: были и «наши люди», и заговор в армии, и план ликвидации верхушки, и казачество. Предполагалось, что сразу после Перми, выждав несколько дней, пока Урал охватит хаос, силы России двинутся на Екатеринбург. Но несколько дней назад информация из-за линии фронта перестала поступать. Ни о восстании, ни об удачном покушении на президента ничего не было слышно, зато неожиданно прошла конференция, на которой государства Рижской системы поклялись воевать и объявили о создании Объединенного штаба. Тем не менее было решено действовать по плану. Все верили, что и в этом раз удача будет на стороне восставших.
И вот он, итог.
***
Через несколько часов, когда удалось собрать хоть какую-то информацию, устроили расширенное заседание руководства России, и Пирогов попытался устроить разнос военным. Но им же назначенный начальник Генерального штаба перешел в наступление:
– Я, товарищ верховный главнокомандующий, профессиональный военный, доктор военных наук, служил в Генеральном штабе задолго до Кризиса, так что прекрасно помню многих видных стратегов и тактиков, не имевших военного образования и опыта. Чем все кончилось – вы сами знаете! Хочу вам в лицо сказать: не повторяйте их ошибки и не пытайтесь руководить армией сами! Не доверяйте самозваным стратегам, они вас погубят! – скрипучим голосом выговорил генерал Лавренюк.
Этого старика Пирогову представил Заварзин, руководитель московского штаба заговорщиков, после того, как Москва была освобождена. «Настоящий офицер генерального штаба! Еще того, путинских времен! Наш идейный и верный товарищ!» – с уважением говорил он.
Старик предъявил подтверждающие документы, и, за неимением других кандидатов, его и назначили руководить штабом, хотя Фадеев и Лапников были настроены скептически и предлагали дать ветерану символическое звание и не воспринимать серьёзно. Но Лавренюк оказался дельным человеком – решил вопрос и с местом, и с кадрами, привёл старых сослуживцев. Про себя Пирогов их называл «стариками», но относился с пиететом – до этого самого дня.
– Я, конечно, простой рязанский полицай, можно мне этим в морду тыкать бесконечно, но я всё-таки хотел бы узнать, как получилось, что вы, дорогие мои военные специалисты, так ошиблись? Откуда вы взяли всю эту чушь про уральское подполье? Откуда вы взяли всю эту ерунду про восстание казахов, которые чуть ли не на нашу сторону перейдут? Это ведь не одна ошибка, это какой-то системный сбой!
Лавренюк стоял по стойке смирно.
– Нет, вы мне скажите, Николай Николаевич, в чём дело? Может быть, есть что-то, что я не знаю?
– Товарищ верховный главнокомандующий! Штаб – это мозг армии, но мозгу нужна информация для анализа! У нас нет собственной разведки, всю информацию о положении дел за линией фронта мы получаем от товарища Лапникова в весьма неконкретной форме! На основании полученных сведений мы дали свои рекомендации. Хочу напомнить, что мы предлагали дождаться начала восстания на Урале в Перми, а уж потом двигаться на восток! Кто принял окончательное решение – я не знаю.
Лавренюк был прав. Все окончательные решения принималось в узком кругу, а конкретно это решение действительно продавил лично Дробаков, находившийся в постоянной эйфории.
«Взять хотя бы этого Дробакова – он кто такой, откуда взялся?» – подумал Пирогов.
Буйный, харизматичный выскочка, Леонид Дробаков имел яркую располагающую внешность и умел хорошо выступать, поэтому изначально виделся исключительно в агитационном образе «речистого военного, не изменившего присяге». Стремительный взлёт популярности вскружил ему голову – Дробаков решил, что он ещё и стратег, и тактик, и выдающийся организатор. Устоять перед его напором рязанцы не могли или не захотели, и может, это был элегантный способ избавиться от слишком активного деятеля: ему доверили командование срочно сформированной добровольческой армией, которую он сам стал называть Ударной.
В лучшем случае это было слабо организованное ополчение, а на самом деле большая шайка мародеров и маргиналов. Правда, было в её составе несколько более или менее стоящих частей, например полк из бывших офицеров. Однако среди старших командиров офицеров с опытом было мало. Непонятно, в какую игру с ними играла коалиция, но уничтожить этот табор было легко – никаких иллюзий Пирогов не питал. Но Фадеев многозначительно намекал, что никто их не остановит. И ведь так и было!
Дробаков со своей Ударной армией кочевал из города в город, развлекаясь выступлениями, казнями, народными сходами и, к сожалению, грабежами и прочими малоприятными вещами. Именно он вошёл в Пермь, и всё, что он вытворял и там, и по дороге туда было чистой его и его штаба импровизацией. Самым приличным человеком в его окружении был отправленный «на усиление» Заварзин, который умудрялся вносить в этот хаос хотя бы видимость осмысленности. Впрочем, и Заварзин туда был отправлен, чтобы здесь не мешался со своими идеями и предложениями: у него были слишком большие связи в Москве – и среди подпольщиков, и среди «бывших», поэтому его боялись как возможного конкурента.
