Фёдор Крашенинников - После России
Назойливое «это самое» шлёпало по ушам, но Владимир Егорович не перекрывал фонтан верноподданнического красноречия.
– Это самое, как сбежал-то наш главный полицай, Яхлаков его фамилия… так мы сразу, это самое, приступили… ну, к восстановлению, – продолжал рапортовать временный губернатор.
– Яхлаков? А куда делся-то? – Пирогов вспомнил Яхлакова: «Хороший такой был парень, исполнительный, хоть и не кадровый».
Когда всё началось, Пирогов ждал, что Яхлаков тоже присоединиться к движению, но тот почему-то повел себя иначе, чего-то ждал. А когда заняли Воронеж, его там уже не было. «Может, потому, что он не кадровый, попал в полицию во времена, когда бывших сотрудников МВД РФ брать не хотели? Думали, без нас обойтись, дураки. Но, надо сказать, это была правильная мысль. Но потом они передумали и позвали таких, как я!»
Выступающий испуганно посмотрел на верховного правителя.
– Как куда? Это самое, сбежал он… Поймали только начальника Тайной полиции… Предатель был, это самое, повешен… Ну, народ на сходе решил… Упущение наше…
– А мэр? Губернатор? – Пирогов почувствовал неуместность своего интереса к судьбе какого-то полицая.
– Так, это самое… Прятались… Но мы их нашли, отправили в тюрьму… Иуды, это самое! Жаль, что всех гадов не поймали! – Временный губернатор изобразил на лице решимость и непримиримость, другие члены делегации закивали.
– Значит, господа, всё у вас там идёт хорошо? Поднимается Россия, а? – сидевший в зале министр информации Бурматов сделал незаметный знак оператору, и тот начал протокольную съёмку с этой красивой, как казалось министру, фразы.
– Подымается, это самое! Мы верим, что под руководством Владимира Егоровича Россия возродится. И, это самое, будет единой… И, это самое, сильной! – закончил старик и преданно посмотрел в глаза Пирогову.
– Возрождение России как великой и признанной всем миром державы – это вопрос времени. Пути назад нет, господа. Это ясно нам, это ясно всем. Рано или поздно мировое сообщество должно смириться, и никакие марионеточные правительства с их конференциями никогда нам не помешают. Русское знамя уже развивается над Пермью, на днях падёт так называемая Уральская Республика. Мы не встречали сопротивления и не встретим его до самого Тихого океана! Разве что какие-то бессовестные наёмники поднимут руку против своего народа или мы столкнёмся с попыткой повторной интервенции. Но я уверен, что наш народ такого больше не допустит!
В момент, когда по плану Пирогов должен был изложить программу дальнейших действий, заработала спецсвязь.
Министр информации Бурматов жестом велел прекратить трансляцию. Вызывал командующий Первой ударной армии Дробаков.
– Хорошие новости? Лёня, всё хорошо, я надеюсь? – Пирогов все последние дни нервничал и подсознательно ждал дурных вестей.
– Всё плохо, Владимир Егорович! Всё плохо! – сквозь системы глушения сигнал китайской связи позволял видеть на небольшом экране лишь бледное лицо Дробакова
– Господа, прошу вас выйти… к чёртовой матери! – рявкнул Пирогов, и испуганный Бурматов только что не пинками выпроводил из зала растерявшихся туляков. Владимир Егорович перевёл изображение на стационарный приёмник и увидел собеседника, который, судя по интерьеру, находился в заброшенном сарае.
– Все пошло не по сценарию. Нас обманули! Заманили! Все оказалось враньём! На нас обрушили сразу всё! Вертолёты, беспилотники, танки… Найдите того, кто планировал это и казните! У нас крыса какая-то сидит! – голос командарма дрожал то ли от отчаяния, то ли от ненависти.
– Что с армией? Вы где? У нас никакой информации, всё глушится. Где они вас застали? Передайте координаты! У нас же теперь есть самолеты, может выслать их? Разбомбить? – Пирогов говорил бодро, как перед собранием, мысленно ругая себя за неуместные интонации.
– Какой Восток? Кого бомбить? Я прячусь в какой-то дрянной деревне, они расколотили все наши колонны, буквально в полчаса. Не знаю, сколько уцелело, но тут особо и прятаться негде! Разве что в лесу подохнуть… Я только хочу сказать – найдите крысу! Отомстите за нас! Я думаю, они специально позволили выйти в эфир, чтоб меня засечь… Не поминайте лихом. Живым не дамся!
Звук исчез.
«Всё?! – Пирогов судорожно сдавливал коммуникатор в руке. – Это всё? На что мы вообще рассчитывали?»
***
Предшествующие дни были днями безусловного триумфа Тимофея Бурматова. Несмотря на невысокий статус в руководстве России, в виртуальном образе новой власти, который созидался по его идеям и его стараниями, Бурматов занимал особое положение: министр информации, идеолог, лицо режима и голос режима, непременный спутник верховного правителя на всех публичных мероприятиях. Он всегда сидел справа, всегда что-то говорил Пирогову, что-то показывал ему. Постепенно Бурматов стал выступать от имени верховного правителя и даже заменял его.
При Юркевиче он работал заместителем директора «Голоса Рязани» – вещательной корпорации Русской Республики. Помогать восставшим начали многие люди, гораздо умнее и талантливее Тимофея, но он первым добежал до лидеров и застолбил свое место, избавляясь от любого, кто проявлял слишком большое рвение. И уж тем более он никакого не подпускал к Пирогову – и чтобы не отодвинули его самого и потому, что, как ему казалось, он открыл неприятную тайну новой российской власти, и была она волнующей и опасной.
Верховный правитель России Владимир Егорович Пирогов был человеком случайным, недалёким и неглубоким – вот к какому выводу пришел Бурматов.
Для бывшего командира спецназа Пирогов неплохо выступал, без подготовки говорил складно, по-простому, но не грубо, весомо, убедительно. Людям нравилось, они верили. Он как бы воплощал собой архетипичный образ человека в погонах, который наводит порядок, – и этого хватило, чтобы никто не замечал его полицейские погоны, которые он заслужил не борьбой за спасение России, а усердной службой Юркевичу. Казалось бы, факт измены присяге на заре карьеры должен был насторожить – он же присягал Федерации, почему остался работать на новую власть? Однако об этом никто не спрашивал, кроме ехидных пропагандистов из-за линии фронта.
Тимофей сформулировал свою задачу: никто не должен быть знать открытую им тайну, люди должны были верить суровому мужику в погонах, который уверенно призывает их к возрождению Родины, не должны сомневаться, что вместе с ним идут правильной дорогой и что маршрут этот разработан целой командой.
С командой тоже было непросто. Бурматов даже находил для себя некоторое успокоение в том, что он ничуть не более чужой, посторонний или странный в этом сообществе, чем любой другой его участник.
