Фёдор Крашенинников - После России
По толпе пробежал шёпот, и спустя секунду сидящие на вип-местах руководители республики увидели моложавого лысеющего мужчину в тёмном костюме и белой рубашке без галстука, энергично шагающего сквозь толпу.
Он взошел на трибуну, положил перед собой Библию, и, оглядев собравшихся, начал:
– Во имя Господа Иисуса Христа! Меня зовут Алексей Козлов, я пастор церкви Иисуса Христа «Пробуждение». Мы, протестанты, такие интересные люди, вы знаете! Долго решали, кто должен сюда идти. Я сам вызвался! Знаете почему? Я очень рад быть с вами сегодня! Ибо сказано в Писании, как хорошо и как приятно быть братьям вместе! Аллилуйя! – Он сделал паузу и, улыбаясь, смотрел в толпу перед собой. – Знаете, когда я собирался сюда, я долго думал, что вам сказать. И я молился вчера вечером, прося Господа вдохновить меня, научить меня нужным словам. Я молился, и Господь мне ответил, друзья мои! Господь Иисус явился мне во сне!
«Как-то он издалека начал! Кого они нам прислали, а? Что за идиот, говорящий с Богом? – Водянкин заерзал на своем месте. – Если он сейчас не перейдёт к главному, надо будет его как-то убирать!»
– И господь сказал мне: Москва – это Вавилон! Москва – город греха! Москва – город порока! Москва – это блудница на семи холмах! И тогда я все понял и сказал: аллилуйя, Господи! – Пастор повысил голос и продолжил говорить все громче и громче: – Мы должны поразить дьявола! Мы должны сокрушить Вавилон! И мы должны принести туда слово истины! И мы пойдём туда, неся слово Божье! Мы приведём Иисуса в эту цитадель дьявола и сокрушим твердыню Антихриста! Ибо мы принесём кару Божью на головы язычников! Отступников и клятвопреступников сокрушим мы, во имя Иисуса! Аминь! Мы – дети Божьи, мы – дети Иисуса! Аллилуйя и аминь! Мы ныне армия Иисуса Христа и он наш генералиссимус! Слышите, что я говорю вам? Ныне здесь собирается Божье воинство! Слышите, как сам Господь зовёт нас в бой? Слышите, как архангелы трубят? Это Сын человеческий благословляет верных своих на бой с дьяволом! Мы сокрушим дьявола? – прокричал преподобный.
– Аллилуйя! – откликнулись на его призыв несколько десятков голосов с разных сторон. Похоже, пастор привёл с собой группу поддержки.
– Мы победим Антихриста? – крикнул он громче. На большом экране было видно, как пот струится по его вискам и высокому лбу.
– Аллилуйя! – откликнулись уже сотни голосов.
– Мы армия Иисуса? – крикнул он истошно, и лицо его стало страшным и притягательным одновременно. – Мы армия Иисуса? – повторил он снова, слыша в ответ вопли «Да!» и «Алилуйя!». – Мы и есть армия Иисуса! И мы пойдём на Вавилон и сокрушим его! Сокрушим Москву, сокрушим великую блудницу! Во имя Иисуса! Аминь! Приходите на наши собрания, каждое воскресение мы славим Иисуса! Аллилуйя!
Митрополит Иннокентий, сидевший во время этой страстной проповеди с растерянным лицом, очнулся и стал судорожно озираться, лепеча что-то о неуместности происходящего.
Возникла заминка: имам отказывался выступать, заявив, что он не соглашался на участие в протестантском богослужении и что если бы он знал, что речи должны выглядеть вот так, он бы вообще не пришел. Но Водянкин его уговорил выступить, и он все-таки вышел на трибуну. На фоне красноречия предыдущих ораторов имам был подчёркнуто краток и ограничился общими словами, не отказав себе в удовольствии призвать всех посетить в пятницу соборную мечеть.
«Испортил нам всю обедню этот Козлов!» – злился Водянкин, получив от президента и премьера негодующие послания.
Вышедшая на трибуну после имама телеведущая в красном, чрезвычайно смелом платье выглядела не очень уместно, но сама она об этом не думала и бойко начала свою речь:
– Мы – ваши сёстры, невесты, жёны и матери – говорим вам: идите в бой и спасите нас! Спасите нас от беды, спасите нас от войны, спасите нас от Москвы! Россия, как упырь, лезет из гроба, и кто-то должен вбить наконец кол в её поганую гнилую грудь! Россия – это зло, которое вы должны уничтожить, чтоб ваши дети жили в счастливом мире, а не в вечном кошмаре! Жили и не знали этого слова, не боялись этого проклятья! Будьте сильными! Будьте отважными! Будьте безжалостны к врагам!
«Жабреев что-то перегнул в этот раз! Стареет, теряет чутьё. – Водянкину и эта речь не понравилась, он представлял себе что-то более жизнерадостное и без „упырей“. – Имам как-то скомкано выступил, и баптист перегнул палку. За всем нужно следить самому, один раз сам не вычитаешь – и начинается! Впрочем, получилось неплохо, митрополит не подвёл. Реджепов будет доволен», – успокаивал он себя.
– Победите врагов и возвращайтесь с победой домой! Возвращайтесь скорее! Мы вас очень-очень любим! – телезвезда улыбнулась прямо в камеру, и её красивое лицо показали крупным планом на миллионах мониторов.
Все зааплодировали, заиграл гимн.
Церемония была окончена.
«Ну что ж, вроде как сегодня начнется наступление, игры кончились!» – удовлетворенно подумал Водянкин и пошел пожимать руки.
Яростная речь евангелиста, с заботливо врезанным финальным приглашением, позже разошлась широко, и Водянкин выдавал её как свой личный успех, тем более что пастор оказался буквально одержимым своими идеями и действительно готов был бежать впереди армии, а такие люди всегда полезны в деле пропаганды.
***
Василий Михайлов ждал новостей в кабинете, глядя невидящим взором в экран с мировыми новостями. Там бурлила своя жизнь: в Шестой провинции стреляли, в ООН заседали по Лунному вопросу, Организация стран-экспортеров органического топлива в опять вынуждена снижать цены. Ни слова о России. Ни слова про Урал.
«А если все-таки что-то упустили? Что-то важное, и нам всем конец?..»
Включился коммуникатор.
– Ну что, Вася, наша взяла! – прокричал с экрана Жихов.
– В смысле?
– Всё, Вася, всё! Застали их врасплох, они даже опомниться не успели. Я слежу прямо со спутника: уничтожена вся техника, сейчас осталось только отловить разбежавшихся. Где-то там их героический командир прячется, хорошо бы его поймать!
– Можно расслабиться?
– Готовь мундир, скоро будут парады и раздача орденов! Всё, отключаюсь, можешь передать привет нашим пленным борцам за возрождение России! – Жихов исчез, а Василий, несколько минут посидев в оцепенении, решил поделиться радостью с кем-то из задержанных.
Ему вспомнился неудавшийся террорист Егорушкин. «Его и навещу!» – решил он.
События последних суток так радикально изменили всё внутри и вокруг Сергея, что недавняя жизнь казалась ему каким-то очень далёкими временами. Споры, разговоры, планы, загадочные намёки друзей, появление москвича… Москвич! Не был ли москвич провокатором? После глупого допроса, обидного избиения и бесконечных часов сидения в одиночке Сергей не был бы таким легковерным. Может, его «пасли» с самого начала? Кто вообще такой этот Борис Борисович, который привёл его? Почему он ему доверился? Разбирая свою недолгую карьеру политического террориста, Сергей отчётливо видел нелепость своих приключений и детскую наивность планов. Подумать только, в условиях реально существующего политического надзора не просто собираться и обсуждать пресловутые «пути возрождения России», но и бравировать оригинальными, по нынешним временам неуместными воззрениями перед окружающими! Может быть, послабление режима было мнимым? Может, вообще вся эта оторопь власти была балаганом? Сергей мучительно нуждался в новостях из внешнего мира, но их не было. Что творится в городе? Что в Москве? Что в Перми? Из того, что его не освободили торжествующие «свои», следовал очевидный вывод: победы нет. Но почему? Неужели Пермь оказала сопротивление? Что в Екатеринбурге? Может, бои в городе? Бесконечное прокручивание в голове одних и тех же мыслей в тишине и изоляции превращали заключение в камеру в изощрённую пытку. Несколько раз Сергей пытался молиться, но молитвы путались, и он снова начинал мечтать о русском флаге над Екатеринбургом, представлять, как было бы здорово, если бы всё-таки удалось потравить верхушку ненавистной республики. Он так сжился с этим сценарием, что после своего задержания не сразу поверил, что всё кончено. Сергей живейшим образом представлял, как на фоне всеобщей паники восстают офицеры-патриоты и через несколько часов трухлявая и нелепая республика падает к ногам русских воинов-освободителей. А ведь он не сомневался, что все именно так и будет. Но что-то сломалось в механизме, да и был ли механизм? Что вообще произошло? Что дальше? В какой-то момент Сергей почувствовал внутреннее убеждение: всё будет хорошо!
