Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского
Не сознательно, а бессознательно. Потому что любят свою идею, но полюбили ее снаружи. Да и идея-то не своя, не выношенная. Поэтому и ведет объективно совсем не к тому, к чему стремится субъективно.
Разъяснение этой проблемы дано Достоевским и через героя. В частности, об этом говорит в «Идиоте» Радомский. Он замечает, что русские либералы отрицают не «порядок «вещей», а «суть вещей». Не порядки в России, а саму Россию. Несчастья и неудачи России приводят либерала в восторг. Либерал отрицает «народные обычаи, русскую историю, всё». Герой как бы подводит итог: «Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел. Чем же это все объяснить у нас? Тем самым, что и прежде, — тем, что русский либерал есть покамест еще не русский либерал; больше ничем, по-моему» [8, 277 — 278].
Русский либерализм есть отзвук европейского, отзвук буржуазности. Причем мысли Радомского есть авторские. Их писатель высказал, в частности, в письме А. Майкову от 921 октября 1870 года.
Достоевский не анализирует либерализм в его чистом европейском варианте. Лишь в варианте русском.
Русские либералы любят народ, но лишь теоретически. Любят даже не народ, а свое представление о народе. Такой либерал выведен в «Бесах» в образе Степана Верховенского. Этот герой «бесспорно согласился в бесполезности и комичности слова «отечество», а это первый признак либерала. Другой признак — полная бездеятельность при постоянном разглагольствовании о деятельности. «Вот уже двадцать лет, как я бью в набат и зову к труду! Я отдал жизнь на этот призыв и, безумец, веровал! Теперь уже не верую, но звоню и буду звонить до конца, до могилы; буду дергать веревку, пока не зазвонят к моей панихиде» [10, 33].
Видна страсть либерала к красному слову. Но выше ее другая — звать к тому, чем сам не занимается и не способен заниматься. Он зовет, не веря в результат. По инерции зовет. Звонарь, зазывала. И это его единственный труд. Да и в этом-то смысле трудится ли он — еще неизвестно. Может быть, ранее трудился. Известно, что когда-то герой написал поэму. Поэма, кстати, говорит еще об одной черте либерала — примитивном знании жизни.
В свое время поэму не разрешили печатать. Теперь можно. Но герой обижен, что можно: как, она уже не опасна? Либерал любит казаться опасным, гонимым, преследуемым. Но только в том случае, когда ему не грозит никакая опасность. Больше всего он любит казаться опасным перед «низами». Перед «верхами» хочет казаться лояльным. Когда названная выше поэма была напечатана за границей, герой, вместо того, чтобы радоваться (ведь писал зачем-то?), перепугался. «Он был сначала испуган, бросился к губернатору и написал благороднейшее оправдательное письмо в Петербург» [10, 10].
Главное для либерала — прослыть опасным и прослыть лишь в определенных слоях общества.
Либералу нет дела до конкретных обездоленных, он думает только о себе. Но признаться в этом нельзя. Опровергнуть это тоже нельзя — надо указать на что-то конкретное. И герой просто считал, что принадлежит и служит «всем сердцем прогрессу».
У героя были «мечты всечеловеческого обновления, идея вечной красоты» [10, 29]. Но он абсолютно не заботился о своем сыне. Сторонник «общечеловеческого обновления» считал, что с освобождением крестьян в России поспешили. Он против России вообще, считая ее «великим недоразумением». В русский народ не верит. Вся его надежда на немцев.
Борец за народ, узнав о небольшом волнении народа, уже подавляемом, «кричал в клубе, что войска надо больше, чтобы призвали из другого уезда ло телеграфу; бегал к губернатору и уверял его, что он тут ни при чем, просил, чтобы не замешали его как-нибудь, по старой памяти, в дело, и предлагал немедленно написать о его заявлении в Петербург, кому следует» [10, 32].
Либерал на стороне сильного. Он боится осуществления идей, о которых много говорит. Осуществление может разрушать уютность его существования.
Либерал живет на публику. Слывет мыслителем. Но мыслью он беден. Нет у него мысли. У него вообще нет ничего своего. Не случайно Степана Верховенского в романе содержит помещица, она же «сочинила» его костюм, она же хочет женить его и т. д. Все это символично.
Пустота мысли не позволила герою создать что-либо свое. Он, как иронизирует рассказчик, был «человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке... ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси эго сплошь да рядом случается» [10, 8]. Сам же герой винит за свое бесплодие среду, Русь. Он пьет, играет в карты. И оправдывает себя: «Все одаренные и передовые люди в России были, есть и будут всегда картежники и пьяницы, которые пьют запоем» [10, 53].
Говорит он это, разумеется, по-французски. Позднее нечто подобное окажет у Достоевского Снегирев. Но там нет речи о картах, а главное, речь там идет не об «одаренных и передовых», а о честных и добрых. И там упрек России уместен.
Перед Степаном Верховенским Россия не виновата. Конечно, она не давала простора для мысли. И мыслитель мог трагично воспринимать эту ситуацию. Но только не либерал. Он-то был доволен — есть на что свалить свою бездеятельность. И остаться в комфорте. Герой любит говорить, что он жертвует комфортом ради деятельности. Но автор убедительно показал обратное: жертву деятельности ради комфорта.
Общение с народом после ухода героя от Ставрогиной показало, что народа он вообще не знает и не понимает, как и народ его.
Степан Трофимович — либерал. Человек фразы. В русском варианте. Изобразив его, Достоевский подчеркивает мысль, что изображено не всё либерализма. Не сам либерализм в его чистом европейском виде, а зам, либерализма.
Либерал этого толка в основном безопасен для общества. Ему не до общественных дел, хватит дел личных. Либерал занят собою. И потому, отчасти, терпим к разным взглядам на дела общественные.
Достоевский изображает и иных либералов — воинствующих. Таков Лебезятников из «Преступления и наказания». Он более глуп, менее образован. А потому и более категоричен в суждениях.
У Верховенского не было какой-либо программы, у Лебезятникова она есть. Все в корне изменить и создать «коммуну». В основу — следующий принцип: «что здесь глупо, то там станет умно, что здесь, при теперешних обстоятельствах, неестественно, то там станет совершенно естественно» [6, 283]. Лебезятников дает примеры, чтобы было нагляднее. Пример из головы: быть благородным — здесь это считается умным, там же — будет считаться глупым, там будет иной взгляд на благородство. «Все, что полезно человечеству, то и благородно! Я принимаю только одно слово: полезное» [6, 285]. Пример из практики: некая Варенц бросила своих детей и мужа, чтобы жить в «коммуне» с другим. Вот это по-умному. Прообраз будущего. Его ростки.
