Вероника Кузнецова - Дневник штурмана
— У меня нет такой книги, мисс. Может, это справочник штурмана, который изучает мистер Гюнтер? У него белая обложка и глянцевые страницы.
— Может быть, сэр, — согласилась я, хотя и знала, что имелась в виду какая-то особая книга и в ней скоро появится чёрная запись, предназначенная мне.
— Мистеру Форстеру, — продолжала я, — она сказала, что он напрасно скрывает от неё лицо, она его всё равно узнала. Я заметила, что он её побаивался, поэтому мог и в тот раз попытаться от неё спрятаться. Но ему нужно остерегаться, сэр. Она говорила об опасности. Бортинженер сам передал вам её слова, что он живой и что его судьба, как прямая линия. При мне она ему говорила, что хорошо, когда чувствуешь рядом жизнь, а не смерть. Ещё она сказала ему, что зло стремится к царству зла, а когда два зла сольются, прольётся кровь, начнутся ложь и обман.
Командир должен был это помнить, но слушал очень внимательно. Мы стояли недалеко от поворота в столовую, чтобы не продолжать разговор в присутствии повара и горничной.
— Ещё она говорила, что зло внутри стремится к миру зла, где оно получит силу. И предостерегала, что самое страшное — это зло, которое мы накопили в себе. Надо бояться зла в себе.
— Вы хорошо запомнили её слова, мисс.
— Я постоянно над ними думаю, сэр. Она видела очень много крови. В столовой она тоже видела кровь. Про мисс Хаббард и сеньора Агирре она сказала, что они мертвы. Сегодня утром… — Мне пришлось помолчать, чтобы прогнать слёзы. — Она удивлялась, почему её никто не слышит. Она высказывала свои откровения по-русски, но никто её не понимал, сэр. Наверное, мистер Державин знает больше, чем я.
— Нет, мисс. Видения посещали её внезапно. Когда она смотрела на кого-то или на какое-то место, тогда она и начинала говорить. Мистеру Державину она жаловалась, что в людях слишком много зла, а это опасно… Теперь, когда вы знаете, какое значение имеют её слова, может, вы переведёте, что же она сказала мне возле рубки?
На такое я решиться не могла.
— Если бы я знала, сэр! Но я не слышала.
Больше мы об этом не говорили, и мне кажется, что командир затеял разговор главным образом потому, что хотел выяснить, что же напророчила ему Сергеева.
Обед был, наверное, вкусным, но мне он показался отвратительным. Уж и не знаю, как я сумела проглотить часть его. Мистер Уэнрайт, как заведённый автомат, ел и пил, как обычно, словно ничего не случилось. Зато мистер Георгадзе и мисс Фелисити были очень подавлены случившимся и прислуживали нам молча, но с почтительным сочувствием.
Сейчас, в своей каюте, сидя на койке, я хочу выписать всё, что я услышала от Серафимы Андреевны и что остаётся или неясным или неподтверждённым. Помогут её высказывания или нет, но я заложу это место в дневнике закладкой и буду соотносить их с дальнейшими событиями. Может быть, кое-что удастся вовремя расшифровать и предупредить преступление.
— Глупая, ты боишься не того, кого надо. Но я знаю, что ты разумна. (мне)
— Как много здесь мёртвых. (в столовой)
— У вас есть белая книга с блестящими страницами? (командиру)
— Ты носишь маску, глупец. Скоро ты захочешь её сбросить. (командиру)
— Посмотри, как глупы эти люди. Она наслаждаются жизнью, не зная, что уже мертвы. (про мисс Хаббард и сеньора Агирре)
— Зло стремится к царству зла, а когда два зла сольются, прольётся кровь, начнутся ложь и обман.
— Бортинженеру: что он живой, и что его судьба похожа на прямую линию.
— В столовой: про кровь и мёртвых.
— Зло внутри стремится к миру зла, где оно получит силу.
— Наташа, я опять вижу книгу. Она раскрыта. Страницы белые, очень блестящие. Над ней кто-то склонился, какая-то фигура… Я не вижу, кто это, но это не человек… Пока в этой книге нет записей, но скоро там должна появиться какая-то запись. Скоро… Я не вижу, что там написано, вижу лишь, что это чёрные строки. Жди их, Наташа. (мне)
— Хорошо, когда чувствуешь рядом жизнь, а не смерть. (когда бортинженер подошёл к нам)
— Самое страшное — это зло, которое мы накопили в себе. Надо бояться зла в себе.
— Я вижу два лица рядом. Два мёртвых лица. (нам с первым штурманом)
— Я знаю, что ты мёртвый. От тебя исходит холод. Зачем же ты пытаешься принять облик живого? Не скрывай своё лицо, я тебя всё равно узнала! (первому штурману)
— Тебя ждёт долгая, очень долгая дорога. Это будет последняя твоя долгая дорога. (командиру)
— Все преступления рождены на земле, но одни осознанно, а другие — нет. Вокруг тебя пляшут какие-то лица… Я так устала, а должна успеть увидеть главное. Завтра будет уже поздно. (мне)
— Жизнь и смерть ходят рядом, рука об руку. Смерть прикрывается личиной жизни, а жизнь скрывается под маской смерти. Жизнь ликует, но смерть всегда соберёт свою жатву. Почему меня никто не слышит? Сегодня великий день, и скоро я узнаю истину, но пока я здесь, я хочу взглянуть в лицо тому, кто откроет передо мной дверь, за которую предстоит шагнуть всем. Я почти ослепла от света, который меня зовёт, но я должна успеть сделать то единственное, что мне осталось. Когда я открою истину здесь, мне будет спокойнее там.
___________________________________
Всё. После этого она лишь сказала мистеру Форстеру, что хочет видеть командира. Её убили приблизительно в то время, когда первый штурман препирался с бортинженером, может последний нарушить приказ или нет, или когда мистер Форстер ходил за командиром, или даже чуть позже. Возможно, убийца водружал мёртвую голову на стол именно в тот момент, когда ничего не подозревающий первый штурман, себя не помня от ярости на упрямого немца, проходил мимо двери в роковую каюту.
Пишу эти строки, а у самой руки дрожат от ужаса. Меня преследует запах крови и взгляд мудрых мёртвых глаз. Сейчас я бы с радостью ухватилась за предложение командира поменяться каютами с мистером Гюнтером, да стыдно признаваться в малодушии.
7 февраля
Всю ночь я ощущала в каюте чьё-то присутствие. Мне казалось, что у изголовья койки стоит Серафима Андреевна, устремив на меня свои пылающие очи. Я открывала глаза, но никого не видела, а ощущение, что на меня смотрят, не проходило.
Утром встала вся разбитая, почти больная, так что мистер Уэнрайт спросил, хорошо ли я себя чувствую. Улучив время, когда мы остались одни, он ровным безжизненным голосом прочёл мне проповедь, очень меня взбодрившую, о цели нашей экспедиции и об испытаниях, которые возможны в будущем и к которым надо быть готовым заранее. В заключение он спросил меня, не дать ли мне успокоительного, а на ночь — снотворного. Я отказалась, но для себя постановила вести себя сдержанно и внять доводам командира. Действительно, будущее сулит одно потрясение за другим.
