Михаил Ахманов - Первый после бога
Прежде всё казалось просто: доплыть до Мохаса, найти потомка Пиуарака и спросить… Скажет – ладно, а нет, поищем сокровища без него… Вот и нашел он этого потомка, видится с ним едва ли не каждый день, слушает его истории, рассказывает свои… Может встать прямо сейчас и отправиться к нему, ибо путь недолог: до речки, потом вверх по течению к переправе из плоских камней, и дальше, через пальмовую рощу, до водоема у скал и селения изгнанников… Миля, не больше! Подойти к Уильяку Уму и спросить… Но как?..
И мнилось Питеру, что как ни спроси, будет это предательством. Будет так, словно он втирался в доверие к старику, чтобы выведать секрет, слушал его истории, рассказывал свои, но делал это с тайным умыслом, ради золота. Точно как те испанцы, что полтора столетия назад обещали Атауальпе жизнь, а потом обманули его, ограбили и убили.
Он думал об этом, чувствуя себя Иудой, который вскоре продаст Христа за тридцать сребреников.
* * *А время не стояло на месте, дни бежали, на смену июню пришел июль, затем последний зимний месяц в южном полушарии – август. Бури стихли, с неба уже не лило, словно из перевернутой бочки, и Шелтон велел приступить к кренгованию. Корабль разгрузили, подогнали в прилив к берегу, а когда морские воды отступили, бриг наклонился и лег бортом на вкопанные заранее бревна. Команда, вооружившись скребками, принялась удалять водоросли и ракушки, облепившие дно «Амелии», а Батлер, Белл и Палмерс Джонс осматривали корпус – не загнили ли доски, не разошлись ли где-то швы и нет ли других повреждений. Затем плотник развел костер, расплавил в котле смолу и, призвав на помощь пару расторопных мореходов, начал конопатить днище.
Корабль на суше – необычное зрелище, и Уильяк Уму пропустить его не мог. Он нечасто бывал в лагере и всегда с почетной стражей из трех-четырех воинов. Видимо, араваки считали, что потомок столь знатного рода должен выглядеть достойно перед белыми людьми, и ему, как и вождю, необходима свита. Может быть, этим воинам полагалось переносить старика через речку или поддерживать на лесной тропе, но Питер в этом сомневался – невзирая на годы, Уильяк Уму был бодр, энергичен и во всех домашних делах обходился без посторонней помощи. Так ли, иначе, но сейчас он пришел один, встал в дюжине ярдов от трудившейся в поте лица команды и долго смотрел, как чистят и конопатят корабль. Потом произнес:
– Искусная работа! Мои предки так не умели.
– Инки не плавали в океане? – спросил Шелтон.
– Плавали, но не на таких огромных лодках, как твоя, а на плотах из бальсы. Возили вдоль побережья скот, зерно и другие товары, чтобы в любой части страны было все нужное и никто не голодал. А однажды…
Уильяк Уму замолк, с интересом глядя, как корабельный плотник осторожно черпает из котла расплавленную смолу.
– Однажды?.. – переспросил Питер.
– Много, много лет назад, в правление великого инки Пачакути, его сын Тупак Юпанки отправился в море на заход солнца. Он плыл с большим флотом – десятки плотов, двадцать тысяч мужчин, опытные мореходы, отважные воины… Их не было целый год, и не все из вышедших в плавание вернулись. Тупак Юпанки рассказал, что они побывали на множестве островов, больших и малых, и одни были пусты, а на других жили темнокожие дикие люди, не всегда мирные, и потому приходилось с ними сражаться. Великий подвиг совершил Тупак Юпанки! За это инка Пачакути назвал его своим преемником.
Шелтон недоверчиво покачал головой:
– Ты хочешь сказать, что многие тысячи людей взошли на плоты и отправились в бурный океан, к таким далеким островам, что мой корабль плыл бы к ним два или три месяца? Но это невозможно! Плот не парусное судно, и первая же буря…
Старик усмехнулся:
– Не суди с поспешностью, Шел-та, Пришедший с Моря. Те плоты были огромны, длиннее и шире твоего корабля, и двигались силой ветра, с помощью мачт и парусов, хотя мачты не походили на эти. – Он вытянул руку к «Амелии». – Корабли белых людей твердые и пустые, словно ореховая скорлупа, и в бурю волны переворачивают их или разбивают. Плот из бальсы гибок, он поднимается и опускается вместе с волнами, а когда перетрутся веревки, соединяющие бревна, их можно заменить. Правда, есть другая опасность… Бальса – очень легкое дерево, но в долгом плавании бревна впитывают воду и тяжелеют. Плот становится неповоротливым.
Питер слушал, не веря своим ушам. В той стране, которую уничтожили испанцы, в сказочной державе, полной сокровищ и тайн, свершались океанские плавания! На долю секунды в его воображении возникла бесконечная череда плотов из гигантских бревен; один за другим они плавно всходили на крутую волну, вздымали к небесам мачты с парусами, ткань которых в ярких солнечных лучах казалась то алой, то розовой… Огромные плоты, связанные прочными канатами, и на каждом – целый поселок, сотни и сотни людей, больше, чем на самом крупном галионе…
Мираж промелькнул и растаял. Все же, подумалось Шелтону, мореплавание не такое простое занятие, и с помощью одних мачт и парусов океан не одолеешь. Кивнув в сторону брига, уже начавшего приподниматься на волнах прилива, он сказал:
– Конечно, и мой корабль двигается силой ветра, но плывет туда, куда я захочу. Я могу повернуть его в нужную сторону – для этого есть руль и особые снасти. Я могу увеличить или уменьшить скорость, подняв или спустив паруса. И с помощью карт, компаса и астролябия я знаю, где нахожусь, где земли, окружающие море, и каково расстояние до них. Люди Тупака Юпанки тоже умели это делать?
– Наверное. – Старик пожал плечами. – Но я не мореход и не могу объяснить, как поворачивали они плоты и управлялись с парусами. Думаю, Шел-та, теперь никто не ответит на твой вопрос. Больше нет огромных плотов, и искусство плавания на них – тайна. Потерянное знание.
– Одна из многих тайн инков? – спросил Шелтон. Сердце его дрогнуло.
– Одна из многих тайн, – повторил Уильяк Уму.
– Очевидно, есть и другие? Те, что известны тебе?
– Есть, Шел-та, но не будем о них говорить. – Бросив взгляд на корабль, старик произнес: – Слышал я, что у испанских галионов есть названия. У твоего судна тоже?
– Да, «Амелия».
– Это имя святой, которой вы поклоняетесь?
Шелтон покачал головой.
– Амелия была моей матерью.
– Была?
– Скоро уже двадцать лет, как ее нет с нами. Она не святая, но я знаю – она в раю и сидит у престола Божьего. – Питер перекрестился. – Она умерла, дав жизнь моей сестре, и в ее память назвали один из наших кораблей. Я был на нем капитаном… А этот бриг – новый, и тоже «Амелия».
– Достойно дать такому прекрасному судну имя матери, – промолвил Уильяк Уму после недолгих раздумий. – Но ты сказал – один из наших кораблей… Значит, у тебя их много?
